Крым. Чудотворный образ
Писатель Александр Проханов — о том, какой волшебной таинственной силой и властью для русской культуры обладает Таврида
Изборский клуб мы основали несколько лет назад под Псковом у городка Изборск — у русской крепости, которая во все века отражала нашествия. У подножья этой крепости мы сложили священный холм — огромную голгофу из разноцветных валунов, увенчав высоченным крестом, высоченным распятьем. В этот холм мы снесли земли из самых священных мест Псковщины, тех мест, где история поцеловала псковскую землю.
Мы снесли туда землю с Чудского озера от Вороньего камня, где была Ледовая сеча Александра Невского. Снесли землю из Спасо-Елеазаровского монастыря, где подвизался монах старец Филофей, основатель теории «Москва — Третий Рим». Свезли землю из Пушкинских гор, где жил и писал великий Пушкин. Мы снесли землю со станции Дно, с того места, где завершилась романовская империя, и с окраин Пскова, где отряд кайзера на бронепоезде прорывался в город и красные ополченцы 23 февраля 1918 года дали ему отпор. В этом холме есть земля с того места, где Александр Матросов грудью закрыл амбразуру. Есть земля с места, где знаменитая шестая рота воздушно-десантных войск ушла на чеченскую войну и полегла там костьми до последнего солдата.
И там есть земли с места погребения великих старцев: отца Иоанна Крестьянкина, что упокоился в Дальних пещерах Псково-Печерского монастыря. И земля с могилы Николая Гурьянова с острова Залит, что посреди Псковского озера. Этот холм был чашей, что принимала в себе земли, символизирующие великие русские пространства, великие русские времена, великие русские эпохи, подвиги, моления, свершения. В этой чаше соединились русские эры, русские усилия, русские молитвы, русские творения. Этот холм превращался в реактор света, в реактор энергии, вбрасывая эту энергию в измученные и изуверившиеся сердца наших псковских сограждан.
И теперь мы, Изборский клуб, совершили поездку в Крым. Мы хотели привезти из Крыма его священные земли и всыпать их в Изборский холм, чтобы они пополнили нашу сокровищницу, нашу изборскую чашу жизни своей святостью, своей светоносной энергией.
И вот мы в Крыму. Нас немало — около двух десятков высоколобых интеллектуалов: профессор, историк, экономист, концептуалист, писатель, мусульманин, православный…
Мы посетили то место на окраине Симферополя, где в пору воссоединения с Крымом, казалось бы, бескровного, пролилась кровь одного русского человека — сталинградского казака Руслана Казакова, который своей грудью закрыл смертельно раненого товарища. Его сразил снайпер в то время, когда ополченцы осадили украинскую военную базу. И здесь был совершен христианский подвиг — казак отдал жизнь «за други своя». В этом месте на асфальт, уже истоптанный, нагретый солнцем, запыленный, мы положили красные гвоздики, распили поминальные чарки, оставили стаканчик водки, накрыв его куском черного хлеба, зажгли свечки. Взяли горсть священной земли, где алая кровь казака оросила венчание Крыма и России. И мы отвезем эту землю в нашу сокровищницу.
Мы оказались в Керчи, на знаменитой горе Митридат, где когда-то проходили сражения, создавались и рушились древние царства, древние цивилизации. С этого холма мы смотрели на Керченский пролив, на бесконечную лазурь, туда, где в скором времени будет построен керченский мост, соединяющий материковую Россию с полуостровом Крым. Когда мы смотрели на эти синие разливы, нам казалось, что над ними еще невесомый, светоносный, уже возведен мост, и по этому мосту как по световоду летят невесомые энергии, соединяющие матушку Россию с ее любимым детищем Крымом. Мы и там взяли землю. И умудренные мужи — во многом скептические, наполненные интеллектуальной усталостью, молодели, целуя эту землю.
Мы оказались в Ялте, в изумительном месте, где в саду стоит крохотный чеховский домик. Здесь отдыхал Чехов, здесь он лечился, спасался от горькой болезни, здесь дышал крымским воздухом, здесь его навещали все звезды МХАТа, навещали русские писатели тех времен. На лавочке Чехов сидел с Горьким. Здесь бывал его почитатель и обожатель Бунин. Здесь ему пел Шаляпин. Мы взяли горсть земли из чеховского сада.
Крым для русской культуры обладает волшебной таинственной силой и властью. Великий Волошин, изумительные наши поэты Пушкин, Лермонтов, который почти приблизился к Крыму на полуострове Тамань, все они тянулись сюда, ибо здесь был особый воздух, особый свет, иначе играли и сверкали на солнце песчинки, иначе лучилась лазурь. И светоносный крымский воздух, когда он попадал в кровь наших северных мужественных художников, создавал пьянящий звон, пьянящую музыку, наполнявшую творчеством великих художников.
В этом саду стоит береза, которая увядает по древности своей и засыхает. Мы подходили к этой березе, обнимали ее, касались лбом, передавали ей свои живые силы, и от нее получали тайные вести, тайные знаки и шепоты о великом прошлом.
Мы оказались в Ливадии, в Ливадийском дворце под Ялтой. Это царский дворец, строгий, окруженный пальмами, на берегу лазурного моря. Здесь отдыхали цари, бывали великие вельможи. Но славен он тем, что именно в этом дворце в 1944 году сошлись Рузвельт, Черчилль и Иосиф Виссарионович Сталин. И когда еще грохотали пушки, а русские войска только приближались к немецким границам, эти трое совещались о будущем устройстве послевоенного мира. И Сталин своей тростью или зыбкой былинкой чертил на песке контуры будущего мира, а Черчилль и Рузвельт взирали на сталинский чертеж, на сталинский рисунок. И мы взяли отсюда землю, чтобы рассказать о великом времени, когда Советский Союз управлял историей, двигал время к русской победе.
Там же в массандровских погребах мы узнали, что Сталин приказал хозяйственникам этого винного рая, этого винного царства заложить бутылки для будущего вина Победы. Бутылка вызревает год. И в 1944 году, когда еще лилась кровь, когда немцы еще оказывали страшное сопротивление, уже было заложено вино Победы. Мы дегустировали это вино, вкушали его удивительно терпкий, пьяный, изумительный, благоухающий вкус. Мы взяли и оттуда землю, чтобы всыпать ее в нашу изборскую сокровищницу.
Мы оказались на Малаховом кургане. Это курган битвы, курган сражений, курган, где погиб Нахимов, погибли Корнилов и Истомин. Это курган русской славы, русского горя, русского поражения. Но странное дело: во всей русской истории наши поражения оказываются временными, они переосмысливаются как время русских побед. В том числе и наша крымская война, крымская эпопея, когда мы топили флот и погружали его на дно севастопольской бухты. Здесь, на этих равелинах, на этих редутах сражались сыны Отечества: матрос Кошка и молодой Лев Николаевич Толстой. Здесь были проявлены чудеса стойкости, которые запомнились русской истории как величайшая победа духа.
Мы оказались на грозной и таинственной Сапун-горе, наполненной сталью осколков, свинцом пуль. Это гора, которую держали немцы, защищая уже взятый ими Севастополь. Эту гору штурмовали наши пехотинцы, наши морские десантники. Они шли вверх по склону под шквальным огнем, под картечью, под пулеметными выстрелами, устилая склоны своими телами, пробивая оборону немцев своей волей, ненавистью и своим стремлением одолеть врага. Это гора-крепость. И город Изборск — это тоже крепость. И вся Россия — крепость.
И Россия — это храм. И Россия — это дворец. И Россия — это верфь. Верфь, на которой мы из века в век строим свое государство, свой великий ковчег — ковчег русской истории. А в храмах мы молимся за русскую победу, молимся за павших, за наших мучеников, за наших святых, за наших детей и отцов. Во дворцах мы славим наши победы, наших героев, славим наши триумфы. А крепость эта — вечная. И нам еще придется защищать нашу Родину, нашу великую русскую крепость.
Мы оказались в изумительной Севастопольской бухте, уставленной боевыми кораблями. Сели на катер, и этот катер под сверкающим солнцем, среди блеска лазурных вод пронес нас по бухте. Мы осматривали грозные противолодочники, десантные корабли. Мы высадились на берегу около флагмана Черноморского флота крейсера «Москва». У его стоянки, у подножья пирса взяли землю, а потом прошли на крейсер. И командир корабля, командиры боевых частей водили нас по стальным коридорам, по стальным закоулкам, рассказывая о грозной и страшной мощи этого крейсера, который постоянно выходит в море, появляется то у берегов Сирии, показывая русский флаг и русскую силу, то у берегов Америки, то заходит в порты Кубы или Венесуэлы. И крейсер вновь собирается в поход.
Мы зашли в корабельную церковь и вместе с матросами, офицерами отстояли молебен. Священник, который молился вместе с нами, рассказывал, как во время чудовищных штормов в Атлантике, когда было страшно, когда могучий корабль заваливался с одного борта на другой, он молился вместе с экипажем об одолении морской стихии. И оттуда, с этого корабельного борта, нам был виден Ближний Восток, был виден пылающий горизонт, окровавленная Сирия, разгромленная Ливия. Нам была видна драма этого континента, который перепахала война. И эта война уже приблизилась к нашим границам. Мы молились, чтобы война не подошла вплотную к порогам наших домов. И чтобы русское воинство, русские моряки, русский Черноморский Флот были грозной стеной, отдаляющей от нас военные беды.
А потом мы были в храме четырех адмиралов — во Владимирском соборе, что посреди Севастополя. В этом храме погребены великие Истомин, Лазарев, Корнилов, бесподобный Нахимов. Там мы поклонились павшим адмиралам, помолились о том, чтобы их души оказались в Царствии Небесном. И мы взяли землю оттуда, чтобы эти великие люди, эти герои, эти исполины русской истории пополнили чашу под Изборском.
И наконец мы оказались в Херсонесе. Это таинственное и священное место, место, где принял крещение князь Владимир. Здесь его чела коснулись персты Господа, и отсюда через его душу, через его крещение хлынул свет православия на всю Русь. Этот свет православия был той таинственной энергией, той чудодейственной силой, который создал весь русский мир от Карпат до Тихого океана, от иранской границы до Северного полюса.
В этом священном месте мы испытывали благоговение. Брали землю, в которой был аромат крымских роз, накаленных солнцем, были церковные песнопения. Мы получили благословение от местных священников на наши деяния. И мы внесем эту землю в наш северный Изборск, как вносят в храм чудотворную икону.
Крым и есть чудотворная икона, которая возвращается в наш русский храм. Крым и есть драгоценное чудо, которое ниспослано нам за все наши страдания, за все наши скорби, за наше терпение. Крым — это тот волшебный поцелуй, которым судьба поцеловала Россию, испытавшую в XX и XXI веках столько несчастий и печалей, что порой казалось — наше сердце останавливается, наша душа иссыхает. Крымский поцелуй разбудил наши чувства, опять превратил нас в верящий, сильный, творящий народ.
Мы уезжали из Крыма с чувством высочайшего удовлетворения, несли с собой в узорных туесах собранную крымскую землю, надеясь осенью всыпать ее в наш изборский холм и отдать этой крымской земле почести военные, духовные, наполнив наши сердца ликованием, нежностью и надеждой.
Известия 14.07.2014
