Точку в своей политической биографии я еще не поставил
Дмитрий Аяцков
Даже самые ярые критики Аяцкова сегодня приуныли. Нет громких заявлений, нет скандалов, никто никому уже не завидует, да и череда отставок со всех постов завершилась. Дмитрий Федорович и сам понимает, что занимает сегодня должности в какой-то степени символические. И отнимать у него нечего, и выгонять некуда. Но, к бесконечной грусти недоброжелателей, Аяцков все такой же энергичный и умудряется работать так, чтобы из всех утюгов неслось его имя по каждому значимому поводу. Он уже десять лет как не губернатор, но по-прежнему — один из главных ньюсмейкеров Саратовской области. Его слова, пусть и небезупречного гуру в политике, все равно расходятся на цитаты — не только в региональных, но и в федеральных СМИ.
Многие признаются: как к бывшему губернатору ни относись, бессмысленно отрицать факт «феномена Аяцкова», который не позволяет забыть, как когда-то блистала область — спортивными достижениями, военными парадами, международными конференциями, приемами, визитами… Аяцков давно уже символ Саратовской области. Дмитрий Федорович сегодня человек отнюдь не бедный, но не входит даже в условный список «Форбс Саратовской области». Член Изборского клуба России, председатель его саратовского отделения, советник губернатора с кабинетом в минсельхозе. Его приемная всегда полна людей. Он не меняет номер мобильного телефона уже много лет. Многим помогает — связи-то остались: одного вылечил, другого трудоустроил, третьему — совет дал. Прекрасно выглядит. В настоящем его все устраивает. Отказывается писать мемуары. Может быть, потому, что еще не сказал своего «последнего слова» в политике?
Моя семья — мое богатство
— Дмитрий Федорович, для вас этот год связан с круглыми датами. Двадцать пять лет, как вы в большой политике, и в то же время 2 апреля исполнилось десять лет, как вы не губернатор. Не кажется ли вам, что между этими датами есть некое противоречие? Все-таки, оставив пост главы области, вы выпали из политического процесса. Или не согласны?
— Выпасть можно из окна, а я из политики никуда не уходил. Хотя эти десять лет были нелегкими. Самый тяжелый период начался сразу после окончания срока полномочий. Когда ты внезапно лишаешься своей должности, не скрою, наступает депрессия. Многие вещи становятся непривычными, когда сзади нет хвоста из помощников, обслуживающего персонала, когда молчат все телефоны. Это не просто дискомфорт от того, что лишился привычного. Это слом представлений о себе, о жизни, о своем месте в ней. В такой период легко поддаться эмоциям, пустить все на самотек. Такое состояние нужно просто пережить. Как? Рецептов нет. Тогда мне очень здорово помогли близкие — дочь Катя и жена Ольга. Именно они стали для меня точкой опоры. Моя семья — это мое главное богатство. Такие вещи остро чувствуешь в самые трудные моменты жизни. Мы много разговаривали, искали выходы из тупика. Стали путешествовать. Были в Израиле, Индии… Первые два месяца еще хотелось кого-то вызвать, отдать какие-то распоряжения. Но постепенно стал привыкать к новой жизни. Кому-то это сделать было проще, кому-то сложнее. Тем не менее для себя приоритеты расставляю так: я не десять лет, как не губернатор, а все-таки двадцать пять лет в большой политике. Все, что происходило в стране после развала Союза, после принятия Конституции, создания нового общественно-политического строя, — это происходило на моих глазах, и я был непосредственным участником этих событий. Поэтому точку в своей политической деятельности я еще не поставил. Будем считать, что было длинное тире.
— А чем вам запомнился «догубернаторский» период?
— В 1993 году был избран в Совет Федерации. В то время меня направили на урегулирование осетино-ингушского конфликта. До сих пор помню все населенные пункты, людей… Конфликт был очень серьезный, с большими жертвами. Все-таки много различий — вера, ментальность, язык. Огромное количество несогласованных действий федеральных структур. Это приводило к неоправданным потерям как среди военнослужащих, так и среди мирного населения.
Был и на Балканах, когда там разразился кризис. Конечно, это другая страна и чувства несколько иные, но людей было безумно жалко. В этом конфликте было много политики и несправедливости. Впрочем, это тоже школа. А в 1996 году, 15 апреля, президент назначил меня главой администрации Саратовской области. Все-таки апрель — знаковый для меня месяц. И уже в сентябре того же года я был избран губернатором.
— Вы помните свои первые шаги на посту губернатора?
— Тут недавно посчитали, и выяснилось, что я 120-й руководитель и 30-й губернатор Саратовской области. Когда стал губернатором, журналисты часто писали, что мне удалось вздыбить область. На самом деле площадка была благоприятной для того, чтобы поднять экономику, все отрасли. Особенно в сельском хозяйстве. Мы получили хорошие урожаи. Люди поверили в свои силы. Начали потихоньку поднимать промышленность. Простаивал завод «Нитрон». Удалось уговорить Алекперова помочь. Это предприятие успешно работает и сегодня. А вот с Ермишиным не получилось договориться, чтобы он передал контрольный пакет акций государству. В результате — САЗ потеряли. Такая же ситуация была на СЭПО. Когда я туда приехал, картину увидел аховую: по цехам бродил рыжий кот, с потолка капала вода, свисали ржавые цепи, скрипели двери. И ни одного человека. Как в фильмах ужасов. С чего начинать? Кого звать на помощь? Как поднимать завод из руин? Голова шла кругом. Но когда завод возглавил Евгений Петрович Резник, тогда все удалось сделать как надо. Завод до сих пор работает. Как и многие другие предприятия. Хотя некоторые потом все же убили. Например, «Карат». Это было уникальное предприятие по переработке древесины. Делали все — паркет, окна, двери. Безотходное производство. Но Павел Ипатов продал предприятие в Иркутск. Оборудование вывезли, в Иркутске его не смонтировали, и в итоге оно оказалось на свалке. Территория бывшего «Карата» пустует. Печальное зрелище. Сердце щемит, когда это видишь. А уж за державу-то как обидно…
— Бывали в своем кабинете после отставки?
— Ни разу за десять лет. И об этом не жалею. Хотя по внутреннему убранству здания вижу: мало что изменилось. Журналисты в свое время меня много критиковали за то, что мы оградили комплекс правительственных зданий. Внутри был установлен памятник сердцу. Организована проходная. Появилась система. Мы задали определенный стиль, который подхватили другие регионы. Так что в каком-то смысле мы были законодателями моды. Важно это? Наверное, нет. Для кого-то. А для меня это факт биографии.
Ельцин уберег Россию от развала
— Как-то в интервью вы сказали, что одним из главных минусов на посту губернатора считаете свое неумение работать с аппаратом президента. Почему так происходило и стало ли это причиной вашей отставки?
— Наверное, да. Аппаратные интриги существовали и во времена Сталина, и Брежнева, и других генсеков. Это огромная сила, причем как созидательная, так и разрушительная. Я никогда не склонял перед аппаратом голову, наверное, недостаточно уважительно относился. Всегда мог снять трубку и поговорить с президентом напрямую по интересующему меня вопросу. Аппаратчики этого не прощают.
— Вы и Путину звонили?
— Да, до 2004 года я мог набрать его номер телефона напрямую. Помню, как в 2000 году мы запланировали провести в Саратове грандиозный парад Победы. Воинские части, располагающиеся на территории области, были готовы, но им нужна была директива из Министерства обороны. Я связался с министром Сергеевым, а тот ответил, что решение должен принять Верховный Главнокомандующий. Набираю телефон Владимира Владимировича. Он мне говорит: «Ты что там у себя придумал? Ты же знаешь, что военные парады Победы можно проводить только в городах-героях и в Москве». Спрашиваю: «Если 9 мая нельзя, то, может быть, 8-го провести?». — «8 мая делай все, что хочешь». — «Ну, вы дайте команду министру обороны». «Хорошо», — говорит и вешает трубку. Начал разыскивать Сергеева, а найти нигде не могу. Попутно выясняю, что его жена родом из Аткарска. Разыскал ее, она дала телефон помощника, который сказал, где находится министр. Наконец удалось связаться, говорю ему: «Верховный разрешил провести парад 8 мая». Сергеев ответил, что сейчас директива будет. И такие парады мы проводили регулярно в течение нескольких лет. Сейчас парадов уже нет и, скорее всего, больше не будет.
— Всем известно, что с Ельциным вас связывали особые отношения. Вы, наверное, часто вспоминаете тот период?
— Вспоминаю. То время было новым для всей страны. Мы столкнулись с совершенно иными задачами и требованиями. Бориса Николаевича по-разному оценивают. Для одних он кумир, для других — отрицательный персонаж. Но он уберег Россию от развала. Многое сделал, чтобы она стала демократической и свободной. Он часто советовался с нами, губернаторами, по разным злободневным вопросам. В конце концов, он единственный из руководителей нашей страны, кто ушел с поста по собственной воле, без госпереворотов и революций. Это и помогло заложить тот прочный фундамент под основу государственности, на котором Владимир Путин выстраивал в дальнейшем свою внешнюю и внутреннюю политику.
— А как складывались отношения с Путиным?
— Я нечасто общался с Владимиром Владимировичем. У него совершенно иная политика по отношению к губернаторам. Не могу сказать про всех, но на себе я это чувствовал. Он был более жесткий, держал всех на расстоянии. Однако уверен, что предпосылки экономического роста нашей страны были заложены в начале нулевых годов, когда руководство государством было возложено на президента Владимира Путина.
История под грифом «Секретно»
— Раз уж мы коснулись темы 9 Мая, не могу не спросить про редкий для регионов музей военной техники в парке на Соколовой горе. К его созданию вы приложили много усилий. Что для вас сегодня, в преддверии 70-й годовщины Победы, означает этот мемориал?
— Я сын фронтовика. Отец в 1940 году получил образование в Ханкале (под Грозным). Был танкистом, механиком-водителем. Прошел всю войну — от Москвы до Кенигсберга. Получил тяжелое ранение. Средняя продолжительность жизни механика-водителя танка во время боя составляла 40 минут. А ему довелось пройти войну от звонка до звонка. Он горел в танке… Вообще про войну рассказывать не любил. Но мы, дети, в ту пору воспитывались на подвигах наших отцов и, в частности, моего, Федора Кузьмича. Великая Отечественная война для меня не пустой звук.
— Версий истории создания парка много, разные чиновники из вашей команды приписывали себе авторство. Расскажите, как было?
— История с парком началась так. Изначально мы обговорили с тогдашним военным комиссаром Никулиным возможность установки на улице Танкистов в районе СХИ памятника танку. Он пообещал найти легендарную «тридцатьчетверку». И нашел. Доставили, привели в порядок. Глава района Сундеев подготовил постамент. Это была первая ласточка в увековечении памяти наших воинов. На открытии многие ветераны были рады, но прозвучали и слова сожалений. Ведь кто-то служил в авиации или на флоте… Вот тогда и пришла идея создания военного мемориала, музея Победы под открытым небом. Открытие танка было приурочено к 23 февраля. Тогда мы все вместе решили, что к 55-й годовщине Великой Победы 9 мая надо создать музей. Нам очень сильно помог музей бронетанковых войск в Москве. Часть техники пришла оттуда. Я направил письма Кучме, Лукашенко и многим другим главам стран СНГ с просьбой о содействии. В итоге удалось собрать более трехсот единиц.
— И во сколько обошелся музей?
— За экспонаты мы не платили, только за доставку техники. У каждого объекта парка был свой опекун. Ермишин отвечал за фрагмент боя и за самолет с вертикальным взлетом «Як-38». Железная дорога — за бронепоезд и т.д. Катер, стоящий рядом с бронепоездом, был поднят со дна Волги. «Катюша» стояла на постаменте в Пензе…
— А подводная лодка откуда?
— Ну, это, вообще-то, была секретная операция. Наши друзья в Севастополе, морские пехотинцы, «позаимствовали» ее у украинской стороны, погрузили на «КамАЗ» и привезли сюда. Вся эта операция находится под грифом «Секретно» до сих пор. Создание парка — это был совместный труд обычных людей, власти, национальных диаспор. Работа шла круглосуточно. Сегодня это место — одна из визитных карточек города. Я всех гостей встречал и возил туда. Помню, когда приезжал Сергей Кужугетович Шойгу, он спросил, почему у нас нет экспозиции МЧС. В итоге она появилась. Как-то приехал Георгий Иванович Шпак, командующий ВДВ. Ходит по музею, восхищается, языком цокает — «как все хорошо». Спрашиваю, может, чего не хватает? Он говорит: да все у вас есть. А парашютной вышки-то у нас нет. Он тут же набирает Рязань. И хорошим армейским языком приказывает: чтобы к концу недели вышка была здесь. Привезли, установили. И первый прыжок с нее совершил Сергей Михайлович Лисовский (Министр промышленности Саратовской области. — Авт.).
— Занятно — история про то, как Лисовский десантником был… Это вы его заставили?
— Нет, я не заставлял. Он просто оказался самым смелым (смеется).
Нам не хватает сингапурской дисциплины
— При Ельцине были времена довольно теплых отношений с Западом и США. Биллу Клинтону вас в свое время рекомендовал Борис Ельцин в Бирмингеме как своего возможного преемника. Сегодня в мире абсолютно другое положение. Америка накладывает санкции на все ближайшее окружение президента. Фактически мы входим в состояние новой холодной войны. Почему, на ваш взгляд, произошло такое сильное расхождение между нами и Западом?
— Я был свидетелем того, как «семерка» ведущих держав превратилась в «восьмерку». Это было как раз в Бирмингеме, когда ведущие страны включили Россию в свой состав. Но при этом мы все же были для них колонией. Из нас выкачивали ресурсы. Природные, человеческие. Мы отдавали свои наработанные технологии фактически за «ножки Буша», за колбасу — в общем, за еду. Было время, когда приезжали в Сингапур и просили 50 миллионов долларов на закупку продовольствия. И когда Клинтон или Буш похлопывали Бориса Николаевича по плечу — им нравилось, что мы, такая огромная держава с большим потенциалом и громадными ресурсами, ходим к ним на поклон. А затем, надо отдать должное смелости президента Владимира Путина, была его мюнхенская речь. Там он открыто заявил, что мир должен быть многополярным, и Россия не должна подчиняться диктату гегемонии США. Это событие очень напрягло Вашингтон. Поэтому впоследствии появилась Грузия с ее прозападным курсом. Сегодня Европа находится, по сути, под каблуком США. Там располагаются, можно сказать, оккупационные войска НАТО. Следует ли удивляться антироссийской риторике европейских лидеров? Но вот если лидер государства, приглашенный на парад в Москву по случаю 70-летия Победы, решает осчастливить нас своим визитом на следующий день, то, по-моему, лучше вообще отозвать такое приглашение. Не хотят — не надо. Это наша Победа, и ее у нас никто никогда не отнимет. Возвращаясь к политике: сегодня мы идем на сближение со странами БРИКС, и, думаю, это правильное направление.
— Многие вспоминают Ли Кван Ю как автора сингапурского чуда, пример которого вдохновил в свое время и Китай. Как вы думаете, это наш путь, несмотря на то, что мы все-таки европейская держава?
— Что такое сингапурское чудо? Это три составляющих — образование, дисциплина и конечный рыночный продукт. Вот я считаю, что дисциплины нам катастрофически не хватает.
— Так подходит ли нам китайский опыт?
— Нам надо поменьше использовать модные сегодня схемы, навязываемые либеральным крылом. Мы должны быть центристами и учитывать опыт всех. Ведь в начале 1990-х нам предлагали свернуть, как говорится, в китайский переулок. Китай в то время на нас тоже хорошо заработал. Когда мы бывали там, нас называли пятисотниками. Я не сразу понял, о чем речь, потом мне объяснили, что это 500 процентов прибыли, полученные от различных сделок с нами.
— Чем, на ваш взгляд, закончится противостояние с Западом? Некоторые политологи уверены, что мы в шаге от горячего конфликта.
— Если рассматривать горячий конфликт в виде ядерного апокалипсиса, тогда вряд ли… Ведь это гарантированное взаимное уничтожение. Если же рассматривать просто военные действия, то такой конфликт уже идет. Сирия, Йемен, Ирак, Украина — во всех этих точках идут боевые действия. И все они не на пользу Европе. Пусть Запад и Америка демонстрируют свои мускулы. На это не надо обращать внимание. Нужно наращивать свои.
Собрались однажды Гайдар, Чубайс, Кириенко и Немцов…
— Прошло больше месяца с момента убийства Бориса Немцова. Борис Ефимович тоже был любимчиком Ельцина, и наверняка вам часто доводилось с ним общаться. Каким вы его запомнили?
— Борис много раз приезжал в Саратов. Мы очень часто встречались и в формальной, и в неформальной обстановке в тот период. Он умел много и красиво говорить. Веселый, остроумный шалопай. Схватывал все на лету. Он многие вещи транслировал, но не всегда доводил до конца. Не был системным человеком. Кстати, вспоминаю один случай, когда Гайдар, Чубайс, Кириенко и Немцов пригласили меня на встречу в Академию народного хозяйства. Это был 1999 год. Они собирались идти на выборы под флагом СПС. Сидели, обсуждали, как получить большинство в Думе. Ели какие-то пирожки. Через два часа Чубайс спрашивает: «Дмитрий Федорович, а ты что думаешь по этому поводу?» Я отвечаю: «Вы очень хорошие и грамотные специалисты, но ваше время придет после 2017 года».
— Да, в одном из наших с вами интервью вы говорили эту фразу. Ну, так 2017 год на носу, а «Германа все нет»…
— После Болотной и после расстрела Немцова думаю, что придется отодвинуть эту дату где-то до 2025 года. Сегодня предпосылок к этому абсолютно нет. Авторитет у нашего президента очень высок. По-моему, уникальность Владимира Путина заключается не только в огромном рейтинге популярности. Но и в том, что за пятнадцать лет, которые находится во главе государства, он смог не растерять доверия народа. Более того — приумножил его. По-моему, это один из немногих случаев не просто политического долголетия, а именно успешного руководства страной.
Убийство Бориса — хорошо продуманная акция
— Как вы считаете, кто стоит за убийством Бориса Немцова?
— Уверен, что это убийство — глубоко продуманная акция. Нужна была картинка, кому-то хотелось взбудоражить страну. Это знаковое убийство на фоне Кремля известного оппозиционера.
— Вы верите в причастность Кадырова?
— Нет. Я хорошо знал старшего — Ахмата-Хаджи Кадырова. Он был очень яркой и сильной личностью. Часто приезжал в нашу область. Знаю и Рамзана — как патриота России. Я не исключаю, что все это может развернуться и в другую сторону. Лично мое мнение — ниточки могут вести в Вашингтон, через Украину, через эту девочку Дурицкую. И, даже пойдя на такой шаг, считаю, организаторы не достигли желаемого. Не случилось никакого общественного взрыва. Значит — истинная цель не достигнута.
— Кроме внешних проблем, у нашей страны полно своих, внутренних. Что с этим делать?
— Я всегда говорил, что нам нужно заниматься в первую очередь внутренними проблемами. Думаю, надо вернуться к системе царской России, когда губернаторы все же назначались, а не избирались. Они не должны работать на одном месте больше десяти лет, и их нужно перемещать по регионам, по горизонтали или по вертикали. Ведь сегодня только два таких примера — амурский и мордовский губернаторы. Когда губернаторы работают по двадцать лет, то это уже кандидаты в «хорошавинскую клетку».
Если будем заниматься землей и деревней — у нас будет все. Очень многие продукты, которые мы покупаем за границей, можно производить здесь. Нужны длинные деньги. На этом в свое время сработал Столыпин. Создали крестьянские банки, давали дешевые долгосрочные кредиты и землю. Земля была в обороте. Тогда крестьянин брал ее столько, сколько хотел. Она должна быть финансовым инструментом.
Просто я оказался ежом
— Еще во времена своего губернаторства вы говорили, что после отставки видите себя в роли ректора какого-либо вуза. Практически так и произошло. Вы возглавили ПАГС. Почему все-таки ушли с должности ректора?
— Первый вопрос, который я поднял, будучи ректором, о том, что вузу нужны площади — не мнимые, а реальные. Я отвоевал у госпожи Васильевой из Министерства обороны (которая сегодня под следствием) 30 тысяч квадратных метров, принадлежавших бывшему военному институту. С двумя общежитиями, спортзалом. Конечно, нужны были деньги на реконструкцию. В поисках денег я ноги стер по колено. В итоге — финансы выделили. Тут же начали лезть ко мне насчет их дележа. Я сказал, что делить ничего не буду. После этого пошли проверки. Меня все это абсолютно не устраивало. Я просто, что называется, положил ключи на стол и ушел.
— То есть получается, что вы, придя в вуз, слишком сильно хотели изменить порядок его деятельности?
— Чтобы восстановить систему подготовки государственных чиновников, я предложил создать новую систему научно-образовательных округов и хотел, чтобы одним из центров стал Саратов. По образу Высшей партийной школы, когда мы обслуживали Татарстан и весь Юг России.
— Не понравились ваши заявленные масштабы деятельности?
— Не то чтобы не понравились. Наоборот. Просто я оказался ежом в одном очень неудобном месте.
— Другими словами, требовался покорный исполнитель?
— Да. Надо было тихо сидеть и подписывать документы, ни во что не лезть и ни на что не претендовать. Тем не менее считаю, что оставил после себя в вузе неплохое наследство. Сегодня материальная база у саратовского вуза лучшая из всех федеральных. У вуза теперь есть хороший комплекс, а до меня и столовой не было. Я не хотел участвовать в скандале. Уход был моим решением. Научно-образовательный центр мне бы не дали создать. На мой взгляд, сегодняшняя система РАНХиГС не выполняет те функции, которые должна. Готовят пацанов, а надо — зрелых людей, специалистов. Считаю ошибкой присоединение Академии госслужбы к Академии народного хозяйства. Когда создали РАНХиГС — фактически пришили пальто к пуговице.
Вот пойду на выборы в Думу — будет трибуна
— Сегодня нередко слышу, что Дмитрий Федорович уже не тот. Многие ваши знаменитые высказывания стали крылатыми выражениями, а новых нет. Что изменилось в вас или в общей атмосфере?
— А где трибуна для таких речей? Вот пойду на выборы ….
— В Государственную Думу?
— Возможно. А может еще и губернатором стану…. Для общения с людьми нужна площадка и выборная должность. Тогда твои слова будут иметь вес.
Причем, это может быть в любом регионе страны. Не только в Саратовской области.
— Вы чувствуете в себе силы для такой работы? И когда собираетесь начать свою избирательную кампанию?
— Об этом говорить рано. Но я этого не исключаю. Я мобильный. Много езжу. Был и в Новороссии, в Крыму, в Севастополе, в Киеве. Поездок хватает — Омск, Нижний Новгород, Москва. По-прежнему готов работать в полную силу.
P.S. Наше общение с Дмитрием Федоровичем длилось долго. Воспоминания нахлынули. Да, период губернаторства Аяцкова, как выясняется, был самым счастливым, озорным и свободным для прессы.
Информационные поводы для заметок можно было не искать. Главный генератор идей поставлял их регулярно и в большом объеме. И он, пожалуй, единственный региональный руководитель в России, который однажды позволил репортеру стать «губернатором на час». Дмитрий Федорович ушел из своего кабинета, оставив документы и телефоны… наедине с журналистом. Помню, тогдашний министр печати Юрий Санберг с удивлением узнал об этой идее с перевоплощением в тот момент, когда я уже переступала порог своей «будущей работы»…
Известия – Саратов 13.04.2015
