ДОНБАСС БОЛЬШЕ НЕ СТАНЕТ ПОЛНОЦЕННОЙ ЧАСТЬЮ УКРАИНЫ

Захар Прилепин

— Та ситуация, которая происходила за полгода до майдана — там было конечно не предчувствие, там было совершенно логическое четкое понимание, как будет развиваться ситуация. Слава богу, эти тексты были опубликованы уже тогда, и все люди могут их найти в первоисточнике и сверить. Там многое расписано по деталям, как это будет происходить.

Тогда местом события был собственно Киев, майдан, предмайданная киевская интеллигенция. А сейчас игроков гораздо больше, сейчас играет практически весь мир на одном футбольном поле: есть Европа, есть США, есть Россия, есть Порошенко, есть Ярош, есть Захарченко, есть Плотницкий, все разные игроки, есть Сурков тот же самый. И еще каждый выбегает со своим мячом, переставляет ворота и все что угодно совершает…

Я одно могу сказать: Донбасс в том виде, в котором он сегодня существует, не станет полноценной частью Украины. С ним могут разнообразные не очень хорошие с юридической точки зрения вещи совершать, пытаться как-то вписать в Украину или не вписать в Украину, но эта история будет длиться и длиться. Там уже не отменишь, там уже, по сути, собственные вооруженные силы созданы. Там все люди уже вписаны в эту иерархию, новую социально-политическую структуру. И в ДНР, и в ЛНР. ..

Это не отменить уже, и никто им амнистию не сможет объявить, потому что у Украины нет настолько мощных ресурсов, как у России было с Чечней, чтобы вписать эту территорию, чтобы она нашла какие-то возможности переосмыслить все случившееся.

Я думаю, что там это будет длиться и длиться, и история украинских дворцовых переворотов не закончена. В течение трех-пяти-семи лет там будут какие-то вещи происходить, которые не закончатся для Украины хорошо.

Представление о любом мировом событии, о любой революции, о любой войне, как это ни парадоксально, если находит отражение в художественном тексте — в романе или в поэзии, в оде или в каком-то эпосе — то потом в истории оно и есть. А если оно не отражено, то его вроде и нет. Вот были какие-то готы, гунны, ходили туда-сюда, но так как по этому поводу не написали свою «Песнь о Нибелунгах» или «Слово о полку Игореве», то только историки знают, куда они ходили. Любого человека спроси, он скажет: ну да, были готы, были гунны, но что там было — непонятно.

Это касается даже не столь давних времен. Вот, например, в 93-м году у нас был расстрел парламента, в 91-м году у нас был переворот в стране. По этому поводу не написали «Тихий Дон», не написали «Хождение по мукам», поэму «12», «Анну Снегину». Не написали, и отношение к этому в итоге такое – непонятно, что там вообще было. Вот если про революцию 17-го года мы будем спорить до хрипоты – одни будут говорить, что этой великое событие, другие говорить, что нет — в любом случае это огромное историческое событие. А это — черт знает что. Равно как все украинские Майданы. 2004-й год и прошлый – они ничего не дали, никакой литературы. Ну там эта «Небесная сотня»… Жалко этих людей, какие-то песни они насочиняли там нелепые, но в целом через пять лет уже никто не вспомнит, что там было. И в роман или в эпос это не отольется.

Я не писал (о Донбассе) художественную прозу, это, по сути, дневник событий. Я писал про ДНР и ЛНР. И я-то как раз уверен, что ДНР и ЛНР может дать ряд хороших текстов. Там действительно были и самоотверженность, и величие, и удивительные судьбы, и вообще это все очень серьезно повлияло, не побоюсь этого слова, на всю мировую геополитику. И будет дальше влиять. А Майдан поднял облако мути, и вот оно теперь будет оседать еще долго и долго. Не будет у них по этому поводу никакого эпоса, это не будет началом Великой украинской государственности. Просто факт констатирую, без злорадства.

Осенью, наверное, поедем еще раз (в Донбасс). Чувства разнородные, но, знаете, я совру, если скажу, что приезжаю туда и чувствую там ужас, кошмар. Я живой человек, конечно, мне мучительно жаль всех этих разрушенных городов. В детские дома, в дома инвалидов мы ездим и все это видим своими глазами, детей этих несчастных… Но доводить это уже до состояния какого-то внутреннего остервенения и слюнявить глаза, и рыдать по этому поводу я не буду. Вот это случилось, я воспринимаю это как оно есть. И другие вещи, которые я там тоже увидел: и великую силу человеческого характера, и великое мужество этого новорусского бойца, ополченца, русского или там украинского, который воюет за ополчение — это совершенно неважно. И мужество этих женщин, и эти блестящие биографии, разнообразные какие-то случаи, совершенно удивительные, как будто из какой-то классической литературы пришедшие.

Когда все это когда своими глазами видишь, видишь, как это бурлит, вскипает огромная история, это сложно не оценить, сложно сделать вид, что ты этого не видишь. Я вижу, что там огромные эти плиты вздымаются, бьют друг о друга, что происходит что-то удивительное совершенно. Поэтому я всякий раз с зачарованным видом туда въезжаю: с одной стороны такой ком внутренний, с другой стороны — глаза-то распахнуты. Я объездил весь Донбасс на своей машине, было множество самых разных историй, которые могли закончиться трагически. И надолго мне хватит впечатлений, чтобы об этом думать.