Деньги есть, но мы их не увидим
Михаил Делягин
Приостановка действия бюджетного правила в сложившихся условиях это вынужденная мера, считает директор Института проблем глобализации Михаил Делягин.
— Идея бюджетного правила заключалась в том, чтобы обосновать принципиальный отказ от использования денег наших налогоплательщиков на благо РФ. Причем в ситуации, когда казна страны буквально захлёбывалась от сверхдоходов. И нужно было как-то мотивировать реализацию «правила Дворковича», по которому Россия обязана обеспечивать финансовую стабильность США.
Реальным приоритетом федерального бюджета было направление части доходов от продажи нефти и газа за рубеж на покупку ценных бумаг, номинированных в долларах и евро. В ситуации, когда наша экономика была чудовищно недоинвестирована, а большинство населения находилось в очень тяжёлых условиях, рационально объяснить это было невозможно. Сейчас положение изменилось — лишних денег нет, соответственно, бюджетное правило неадекватно.
«СП»: — То есть, эту порочную модель отменяют лишь по причине возникновения бюджетного дефицита, ею вызванного?
— Заявления о том, что у правительства и ЦБ нет денег — это сказки для г-на Медведева. Потому что на сегодняшний день неиспользованные остатки средств на счетах федерального бюджета существенно превышают 9 трлн. рублей. Если тратить эти деньги, то в течение семи месяцев можно вообще не получать никаких доходов в виде налогов, акцизов, таможенных платежей и т. д.
«СП»: — А если эти деньги не тратить на текущие нужды, а направить на модернизацию экономики?
— Тогда мы будем жить в совсем другой стране: современной, эффективной и комфортной. И, самое главное — она будет в значительно меньшей степени зависеть от внешней конъюнктуры (как в части займов, так и цены на нефть), чем сегодняшняя Россия. Принципиальная задача либерального клана состоит в том, чтобы этого не допустить.
«СП»: — Каким образом его представители решают указанную задачу?
— Не стоит думать, что высвобождаемые средства будут потрачены на покрытие дефицита бюджета (разница между доходами и расходами). Отмена бюджетного правила позволяет те деньги, которые раньше выводились из страны, направить на текущие расходы. А их эффективность лучше не обсуждать. Потому что борьба с коррупцией в исполнении г-на Медведева, насколько я могу судить, свелась к тому, что наказание коррупционеров резко ослабло.
Более того, получает распространение средневековая практика: заплати штраф за ту взятку, на которой вас поймали, и живи дальше.
«СП»: — Разделяете ли вы меры, предлагаемые советником президента Сергеем Глазьевым, которые направлены на то, чтобы отмена бюджетного правила работала на реальный сектор экономики, а не на казнокрадов и спекулянтов?
— Концептуально переход к «суверенной денежно-кредитной политике» не может вызывать возражений у здравомыслящего человека. Глазьев выступает за рефинансирование ЦБ по ставке 2% целевых кредитов промышленности на срок до пяти лет и на сумму не менее 3 трлн. рублей (конечная ставка для компаний составит примерно 4%). Кредиты институтам развития предлагается предоставлять по ставке 1% годовых. Заёмные средства в рамках рефинансирования Центробанком программы импортозамещения — не менее 3 трлн. рублей.
Стоит заметить, что программа Глазьева излагается либеральными СМИ очень однобоко. Насколько я могу судить, специально для того, чтобы дискредитировать её. И посредством этого дискредитировать Путина, советником которого работает Сергей Юрьевич.
Справедливости ради, может вызывать вопросы запрет на займы для юридических лиц. Но здесь либеральные издания, опять же, тактично убрали указание, что речь идёт о заимствованиях на спекулятивные, а не на инвестиционные цели.
То же самое касается предложения ввести ограничение на покупку валюты, которое, очевидно, распространяется только на юридических лиц. Некоторые СМИ опустили этот важный момент, чтобы у людей возникло ощущение, что им запретят хранить сбережения в долларах.
«СП»: — Насколько целесообразно вводить временный налог на конвертационные операции и трансграничные платежи?
— Это нормальная ситуация, когда на рынке возникают панические настроения. Благодаря усилиям Банка России, которые он предпринимал ещё с конца 2013 года, они доминируют на рынке.
У нас очень часто под видом инвестиций за границу осуществляется просто вывод капитала. Так что Глазьев прав — если я осуществляю крупное вложение за пределами РФ, то я должен доказать, что это будет полезно нашей экономике. Более того, контроль за трансграничными операциями уже осуществляется (этим занимается Росфинмониторинг), просто он не сопровождается их регулированием. Главное, чтобы государство перешло от наблюдения к регулированию.
«СП»: — Ещё один пункт антикризисной программы Глазьева — восстановление экспортных пошлин на металлы и химпродукцию и «прекращение возврата НДС по экспорту углеводородов и прочего сырья»…
— Это стимулирует переработку сырья внутри страны. Не секрет, что переработка газа приносит в 7 раз больше прибыли, чем его сжигание. Когда мы экспортируем сырьё, мы не получаем прибыль, а «сжигаем ассигнации».
«СП»: — Другая инициатива — конвертировать суверенные резервы РФ в золото и «обязательства стран БРИКС», с перспективой создания системы международных банковских расчетов взамен SWIFT.
— Порядка 10% резервов ЦБ уже находятся в золоте. Видимо, эту долю предполагается увеличить. Оставшуюся часть резервов из доллара и евро можно перевести в валюты стран БРИКС. С геополитической точки зрения это вполне рациональный подход. Учитывая, что инвестиции из зоны евро и США в Россию практически не идут. В то время как ожидается рост китайских инвестиций.
«СП»: — Но валюты стран БРИКС менее устойчивы, чем доллар и евро.
— Значит, нужно определять правильные пропорции и больше вкладываться, условно говоря, не в бразильский реал, а в юань.
«СП»: — Как вы оцениваете программу деофшоризации, предложенную Глазьевым?
— Я не уверен, что нам нужно срочно отказываться от Кипра и Люксембурга. Достаточно просто обеспечения раскрытия информации. Потому что через эти офшоры не только наши собственные деньги возвращаются, но и приходят дополнительные. При этом нужно ввести запретительно высокий налог на любые операции с офшорами, которые не сотрудничают с Россией.
Чего нет у Глазьева — он говорит о текущих транзакциях только по западным стандартам. Принципиальное отличие состоит в том, что у нас офшоры используются не столько для оптимизации налогов, сколько для вывода прав собственности. Поэтому первое, что нужно сделать, это зафиксировать, что в течение полугода вся собственность любого российского юрлица на территории РФ должна быть выведена из офшоров. Должен быть список офшоров, в которых регистрировать права собственности нельзя. Если, условно говоря, какой-нибудь «Норникель» будет зарегистрирован в офшоре, он будет объявлен ничейным имуществом и конфискован в доход государства.
По мнению заведующего кафедрой политической экономии РЭУ имени Плеханова Руслана Дзарасова, приобретение ЦБ казначейских облигаций США в разгар санкционной войны отражает веру либерального блока правительства в то, что права собственности на Западе абсолютно защищены и не подвержены никакой геополитической конъюнктуре.
— Хотя уже раздался целый ряд тревожный звоночков — частичная конфискация банковских активов российских резидентов на Кипре. А совсем недавно Германия захотела изъять часть своих золотых резервов. Но Вашингтон «настойчиво рекомендовал» этого не делать. После чего пошли слухи, что это золото уже продано. Несмотря на это, ещё в мае Россия увеличила вложения в казначейские облигаций США (US Treasuries) на $4,1 млрд.
Можно привести сколько угодно примеров того, как США нарушают права собственности, тем более, своих стратегических противников. Возможно, либеральная часть нашего правящего класса посылает Западу некоторый сигнал — несмотря на конфликт вокруг Украины, мы остаёмся верны принципам «вашингтонского консенсуса».
«СП»: — Почему же тогда правительство объявило мораторий на пополнение суверенных фондов РФ за счёт вложения в зарубежные ценные бумаги? Неужели случилось долгожданное прозрение?
— Насколько известно, бюджетное правило заключалось в следующем. Рассчитывается прогнозная цена на нефть, и бюджет формируется исходя из среднесрочной цены на энергоносители. Определялась «цена отсечения» — если зарабатываем больше — в американскую «копилку», меньше — в доходную часть бюджета. Если реальная цена на нефть ниже прогнозной, то бюджетные расходы пополняются из Резервного фонда.
В ситуации, когда цена на нефть стала падать, от бюджетного правила стали отказываться. Думаю, это предвещает очередной секвестр расходных статей. Потому что отмена БП даёт основания сокращать бюджетные расходы. В таких условиях, когда цена на нефть опускается ниже той, под которую был сформирован бюджет, средства из Резервного фонда не поступают на покрытие дефицита. Хотя в условиях кризиса стимулирование экономики всегда связано с увеличением бюджетных расходов. В Резервном фонде и ФНБ у нас аккумулировано (по состоянию на 1 сентября текущего года) более 9 трлн. рублей.
«СП»: — То есть, деньги есть, но при этом секвестр неминуем? Странная логика.
— Это делается под истрёпанным либеральным флагом борьбы с инфляцией, казённым дефицитом и сохранения финансовой стабильности. Когда при этом в суверенных фондах находится такая сумма, это означает, что наши власти больше заботятся о благополучии финансового капитала, а не о развитии экономики и производства. Провозглашается импортозамещение, но уже с 4 квартала прошлого года происходит снижение инвестиций в реальном выражении. В такой ситуации ни о каком импортозамещении не может быть и речи. Для этого, наоборот, необходим рост инвестиций.
В такой ситуации я полностью поддерживаю план советника президента Сергея Глазьева. Мне представляется, что в околовластных сферах идёт ожесточённая борьба между сторонниками уже обанкротившегося неолиберального курса и приверженцами новой модели развития, которая отводит гораздо большую роль государственному регулированию.
«СП»: — В докладе Глазьева есть целая глава, посвященная «развертыванию системы стратегического управления» экономикой.
— Это давно созревшая инициатива. Сергей Юрьевич делает акцент на том, что должна быть изменена политика ЦБ в смысле отказа от набившей оскомину монетаристской догмы. Когда развитием производства жертвуют ради сохранения финансовой стабильности, а пресловутое «таргетирование инфляции» превращается в некий фетиш. В то время как сохранение нынешней парадигмы чревато сваливанием российской экономики в фазу стагфляции (то есть, инфляции без развития). Глазьев тоже выступает за финансовую стабильность, но он прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что её можно выстроить только на базе развития отечественного производства, обрабатывающей промышленности, а не сырьевиков-экспортёров. Финансовой стабильности можно достичь лишь благодаря тем, кто работает на внутренний рынок и создаёт рабочие места для нашего населения.
Только таким образом можно обеспечить достаточную ёмкость внутреннего рынка. «Экономика трубы» не позволяет противостоять колоссальному внешнему давлению, которое оказывается на нас.
Валютный контроль, предлагаемый советником президента, — давно перезревшая мера. По данным ЦБ в прошлом году чистый вывоз капитала превысил $150 млрд. Это цифра, при которой невозможно не только импортозамещение, но и сохранение финансовой стабильности в стране. Парадокс — с одной стороны наши неолибералы уповают на спекулятивный финансовый капитал и отказываются вводить контроль над его движением. А с другой, нам говорят, что Резервный фонд нужно сберегать, необходимо урезать социальные расходы. Да зашейте вы «дыры» в трансграничном движении капитала, тогда можно расходовать любые средства — никуда они не убегут.
А так в случае любых кризисов на валютных и товарных биржевых площадках спекулятивный капитал убегает из России, обесценивая рубль.
«СП»: — Насколько оправдан курс на девальвацию рубля, или он не имеет альтернативы в нынешних условиях?
— В возникших условиях (падение цен на нефть, закрытие кредитных линий для наших компаний на Западе) она была неизбежной. Но эту проблему нельзя рассматривать в отрыве от той политики, которая проводилась на протяжении всех последних лет. Если бы наша экономика не имела перекоса в пользу сырьевого и энергетического сектора, ориентированного на экспорт, если бы мы не разрушили свою обрабатывающую промышленность и сельское хозяйство, то обвального падения рубля не произошло бы. Не имея реальной производственной базы, спекулятивная атака на рубль оказалась настолько колоссальной, что у ЦБ просто не было ресурсов, чтобы противостоять ей. К тому же ослабление рубля помогло правительству заткнуть зияющие бреши в доходной части бюджета. Повторюсь, западные санкции и падение цен на нефть только обнажили структурные дефекты нашей экономики, чем не замедлили воспользоваться конкуренты. Об этих недостатках ещё в 1990-х годах громче всех говорил Сергей Глазьев. По-моему, настало время прислушаться к его аргументам.
