Продавать сырую нефть – всё равно что выбрасывать ассигнации на ветер

Сергей Глазьев

По словам экономиста, на одну тонну нефти мы можем производить в 10 раз больше продукции, чем получаем от её экспорта.

Д. НАДИНА: Дарья Надина в студии. Всем добрый вечер. Как уже и было заявлено, в нашей студии Сергей Глазьев, академик Российской академии наук, экономист. Сергей Юрьевич, здравствуйте.

С. ГЛАЗЬЕВ: Здравствуйте.

Д. НАДИНА: Прямо с места в карьер. 10 числа, буквально уже послезавтра, будет заседание Центробанка. Разделились эксперты. Я читала немало предположений, почему ЦБ должен ставку понизить, почему должен оставить её на прежнем уровне. Ваши предположения и ожидания?

С. ГЛАЗЬЕВ: Вы знаете, я не рискну высказывать какие-то предположения, потому что логика принятия решения нашим Центральным банком за пределами научного понимания. Они сейчас сами себе поверили, что в стране избыток денег. Они его сами создали в действительности, подняв процентную ставку намного выше рентабельности в обрабатывающей промышленности. Теперь они удовлетворённо констатируют, что в стране избыток денег, потому что коммерческие банки им возвращают кредиты, которые те получили на рефинансирование раньше. За последний год изъято из экономики Центральным банком больше 5 триллионов рублей. Это деньги, которые были раньше представлены в экономику через рефинансирование коммерческих банков. Пока был спрос на эти деньги, коммерческие банки участвовали в аукционах по рефинансированию. Сейчас они не участвуют, потому что под такие проценты предприятия занимать не могут. Те, кто какое-то время занимали под высокий процент, видимо обанкротились либо свернули производство. В Центральном банке никак не могут взять в толк, что если вы предоставляете кредиты дороже, чем рентабельность в экономике, то предприятия, которые не могут перенести кредит в цены – переложить процент на потребителя, вынуждены отказываться и сворачивать производство. Центральный банк, подняв процентные ставки до уровня, который втрое превышает рентабельность обрабатывающей промышленности, поставил предприятия перед выбором: либо возвращать кредиты, а больше половины оборотного капитала промышленности формируется за счёт кредитов, и сворачивать производство, либо поднимать цены, перекладывая на потребителя повышенный процент. В итоге было выбрано «кто как мог». В сумме эти стратегии привели нас в стагфляционную ловушку, то есть одновременное повышение цен и снижение производства, что происходит второй год подряд. В итоге, как и следует из обычного закона спроса и предложения на рынке, если товар не по карману, дороже возможностей, то потребитель от этого товара отказывается. Сегодня Центральный банк решил почему-то, что у нас в стране избыток денег, который он сам же создал, завысив процентную ставку. Дело в том, что для коммерческого сектора самый дешёвый кредит задаётся ставкой рефинансирования Центрального банка. Дешевле денег в экономике нет. Это так называемая ключевая ставка, по которой ЦБ печатает деньги и раздаёт желающим коммерческим банкам. Все другие ставки в экономике для коммерческих кредитов отталкиваются от этой ключевой ставки, то есть они выше.

Д. НАДИНА: Плюс 2 процентных пункта.

С. ГЛАЗЬЕВ: Да, в зависимости от категории риска бывает и 10 процентных пунктов. Сегодня ставки примерно на 3-10% выше той, которую даёт ЦБ. Регулируя свою ключевую ставку, ЦБ определяет цену кредита. Поскольку для большинства отраслей промышленности, за исключением добывающей и нефтегазовой промышленности, химико-металлургического комплекса, рентабельность ниже. В конце концов, те, кто сегодня уже принял для себя стратегические решения и не может дальше перекладывать процентную ставку на повышение цен, отказывается от кредитов, возвращает их. В итоге из экономики уже изъято более 5 триллионов. Если ЦБ и дальше продолжит политику завышенной ключевой ставки, мы окажемся в ситуации выключенного кредита вообще, то есть в экономике кредитов для развития производства для большинства отраслей промышленности попросту не будет.

Д. НАДИНА: Сергей Юрьевич, ведь ставка была вообще 17% после того, как мощно ударил по нам кризис. Опустили, сейчас уже 11.

С. ГЛАЗЬЕВ: Какое-то время действовали старые договора. Когда предприятие берёт кредит, они брали до того, как ЦБ поднял процентные ставки до 17%. Кто-то брал на год, кто-то на два, кто-то на пять. Теперь время вышло. Коммерческие банки выдают новые кредиты по новым ставкам. Вернув деньги по ранее взятым кредитам, предприятия теперь вынуждены брать кредиты по повышенной ставке. Даже если она 11, а у вас рентабельность 4, как в обрабатывающей промышленности, зачем вам нужен кредит, который вы не можете вернуть.

Д. НАДИНА: Конечно, я человек не самый сведущий, но тем не менее. Перед тем, как ставка прыгнула до 17, она была 10,5 – не такая уж большая разница с 11, которая есть у нас последние несколько месяцев.

С. ГЛАЗЬЕВ: Была 8.

Д. НАДИНА: Но это при царе Горохе.

С. ГЛАЗЬЕВ: Была не так давно 8, она тоже была высокая. Замечу, что большая часть кредитов была выделена ЦБ в период 2010-2011 годов, как раз тогда была ещё довольно высокая инфляция после тогдашней девальвации рубля. Под 8-9-12% предприятия брали. Когда она рванула до 17, это стала запретительная ставка. Соответственно, постепенно вся кредитная система перешла на повышенные ставки процентов. За этим потянулись и депозиты, поскольку для того, чтобы привлекать вклады населения, коммерческим банкам пришлось предлагать более выгодную.

Д. НАДИНА: Более привлекательные условия.

С. ГЛАЗЬЕВ: Да. В итоге мы перешли на более дорогой уровень денег, который сегодня неподъёмен для экономики – для большей части отраслей. ЦБ игнорирует все эти эффекты для реального сектора. Для них главное, как они для себя считают, снижение инфляции. Они предполагают, что сокращением кредитов, сокращением денежного предложения они смогут снизить инфляцию. Это совершенно примитивное однобокое линейное мышление, которое не учитывает элементарного факта, что главная причина инфляции заключается в обесценивании покупательной способности денег в том числе. Падают объёмы производства, растёт наше технологическое отставание, наша промышленность теряет конкурентоспособность. Попытка бороться с инфляцией путём сжатия кредита ведёт к ещё большей технологической отсталости, сокращению производства, а значит к росту издержек и той самой стагфляционной ловушке, которую мы имеем.

Д. НАДИНА: К разговору об инфляции. На неделе с 31 мая по 6 июня впервые за очень долгое время Росстат зафиксировал нулевую инфляцию. Цены на потребительские товары в России по данным статистики не изменились. Я хочу вернуться к прогнозу, что ЦБ может принять какое-то новое решение в пятницу и изменить ставку.

С. ГЛАЗЬЕВ: Если исходить из объективных критериев, то да, но ЦБ руководствуется не объективными критериями, он руководствуется субъективными схоластическими представлениями о примитивной однобокой зависимости между инфляцией и денежным предложением. Он ориентируется не на недельные интервалы, а на год к году. Идёт уже сельскохозяйственная страда, что называется. Всегда, когда начинается новый урожай – сейчас пока это ягоды, в основном овощи, пока ещё до хлеба дело не дошло, но уже начинается сезонное снижение цен, которое возникает в связи с ростом предложения продовольственных товаров.

Д. НАДИНА: Давайте сделаем ставки для того, чтобы, когда Вы в следующий раз к нам придёте, можно было сравнить. Ваша ставка. Что решит совет ЦБ?

С. ГЛАЗЬЕВ: Я не могу брать на себя такую ответственность, потому что в рамках их логики мышления, которая оторвана от реальности, не могу даже себе представить, какое они решение примут. Если будут идти навстречу экономическим потребностям, они ставку снизят, если они будут дальше играть в монетаризм, то не снизят, будут дальше давить инфляцию, как им кажется, до 4%. На фоне падения производства до 4% они не смогут дожать инфляцию. Это сложное сочетание мотивов. Непонятно как разложится. До этого ЦБ демонстрировал полное игнорирование потребностей реального сектора экономики.

Д. НАДИНА: Я попросила сделать ставку Вас, Вы отказались, тогда попрошу наших слушателей. Как вы полагаете, что сделает ЦБ в пятницу?

Здесь предположения слушателей, как я и просила. Довольно много слушателей пишут нам: «понизят ключевую ставку на 1%», ещё пишут, что до 9% должны понизить, пессимисты говорят, что, наоборот, повысят. Оптимистов больше, как это ни странно. Давайте примем несколько звонков от слушателей, если Вы не против. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер. Вадим, Подмосковье. Сергей Юрьевич, как отличить овнов от тех козлищ, которые возьмут кредит якобы под производство по пониженной ставке и побегут на валютную биржу? Спасибо.

С. ГЛАЗЬЕВ: Отличить любой банкир может. Существуют соответствующие механизмы контроля за целевым движением денег. Если банк выдаёт деньги под какой-либо инвестиционный проект, есть бизнес-план, есть механизм контроля за расходованием этих денег. Если захочет кредитор, он может взять на себя оплату расходов заёмщика, чтобы избежать нецелевого использования денег. Все эти технологии очень хорошо отработаны и известны. Другое дело, если банку всё равно, куда вы потратите деньги. Он вам даёт их под 20% годовых.

Д. НАДИНА: Главное – верни.

С. ГЛАЗЬЕВ: Тем более, если в залоге у вас в 2 раза больше, чем объём кредита, то банку абсолютно плевать, куда вы потратите деньги, хотя формально он от вас потребует бизнес-план. Всё зависит от условий кредитования, поэтому мы сейчас отмечаем успехи в сельском хозяйстве. Это происходит потому, что кредитование происходит под 7-8% годовых. Это целевые кредиты, под которые выдаётся соответствующая субсидия – льготный механизм – специальный механизм ЦБ по рефинансированию коммерческих банков под нужды расширения сельскохозяйственного производства. Пониженная ставка, что лишний раз доказывает правоту наших предположений по переходу к гибкой долгосрочной системе целевого кредита, когда кредит выдаётся под цели модернизации и расширение производства вне зависимости от ключевой ставки, замечу. Ключевая ставка – это ставка краткосрочных кредитов, которые ориентированы на пополнение ликвидности на межбанковском рынке. Это кредиты, которые нужны банкам для балансировки своей рыночной ситуации в каждый текущий момент. Кому не хватает денег, они их занимают у ЦБ на 2-3 дня, потом возвращают. Спекулянтам такие кредиты тоже подходят, потому что они свои операции совершают быстро. А вот для реального сектора нужны длинные деньги. Мы и предлагаем создать такую систему долгосрочного целевого кредита, которая сегодня прекрасно себя зарекомендовала для агропромышленного комплекса, для которого 7-8% при нынешних условиях после девальвации рубля оказалось вполне приемлемой ценой денег. Для остальной экономики, к сожалению, таких специальных инструментов нет, если не считать проектного финансирования в незначительных объёмах под гарантии правительства. Есть механизмы льготного кредитования под экспортные гарантии через специализированные агентства по страхованию экспорта. Все эти инструменты работают великолепно. Все лимиты по ним выбраны, предприятия ими пользуются и наращивают производство. Это лишний раз доказывает, что это возможно.

Д. НАДИНА: О ком конкретно идёт речь? Вы говорите про длинные целевые кредиты под 8%, которые есть для сельского хозяйства. А для кого? Кто занимается тяжёлой промышленностью, что именно?

С. ГЛАЗЬЕВ: Для сельского хозяйства всем. Хотите – сажайте сад, вам будут возмещены расходы, хотите – занимайтесь рыбным хозяйством, хотите – наращивайте поголовье стада. В общем, для всего агропромышленного комплекса за последние годы создана довольно гибкая система финансовой поддержки, которая позволяет конечному заёмщику – сельскохозяйственному предприятию, будь то фермер или агропромышленная корпорация, получать кредиты под приемлемые для них ставки – под 7-8%, может, под 9, но меньше 10. Это вполне подходит для нынешней ситуации.

Д. НАДИНА: К разговору о сельском хозяйстве. В Bloomberg сегодня вышла статья. Они пишут, что в некоторых регионах России из-за слабого рубля и эмбарго на зарубежное продовольствие гораздо выгоднее заниматься выращиванием каких-то сельхоз культур, а не добывать нефть.

С. ГЛАЗЬЕВ: В нашей экономике развиваются те сферы, которые могут получать дешёвые деньги, потому что после многолетней галопирующей инфляции оборотный капитал предприятия был потерян ещё в 90-е годы. Половина оборотного капитала формируется за счёт заёмных средств. У нефтяников эти заёмные средства шли из-за границы. Поскольку они экспортировали, они могли получать за рубежом дешёвые кредиты. Сельское хозяйство сегодня получает кредиты при помощи государственной поддержки, причём самой разнообразной. Много инструментов существует. Для оборонно-промышленного комплекса существует механизм по решению президента почти 100% авансирования заказа, что позволяет им брать практически беспроцентные деньги за счёт бюджета под весь цикл производства продукции. Только эти сферы и работают. Всё остальное не может развиваться. Это очередной раз доказывает необходимость долгосрочного целевого кредита.

Д. НАДИНА: Если вернуться к тому, что рожь выгоднее, чем нефть, очень часто говорят, что было бы лучше если бы мы вообще перестали нефть добывать, а активно продавали на Запад зерно, как делала это царская Россия. Вы как относитесь к таким предположениям?

С. ГЛАЗЬЕВ: Вопрос сбалансированности нашей экономики – с этого надо начинать. У нас избыток зерна появился по одной простой причине – вырезали стадо. В Советском Союзе не было избытка зерна, потому что зерно шло на корм скоту, в итоге производилось больше добавленной стоимости. Понимаете, зерно для сельского хозяйства – всё равно что нефть для химической и обрабатывающей промышленности, это сырьё. Если мы продаём много зерна, ничего хорошего нет. Это значит, что мы его сами не перерабатываем в мясо, молочную продукцию, тем самым сокращаем цепочку создания добавленной стоимости. Что касается нефти, можно вспомнить нашего великого Менделеева, который говорил, что сжигать нефть – всё равно что топить печку ассигнациями ввиду колоссальной химической ценности этого сырья. Продавать нефть сырую – всё равно что выбрасывать ассигнации на ветер, поскольку мы на одну тонну нефти можем производить в 10 раз больше продукции, чем получаем от её экспорта. Нужно развивать нефтехимию, переработку нефти. Ради этого мы в своё время ввели экспортную пошлину на нефть с тем, чтобы хотя бы часть забирать в доходы государства и стимулировать внутреннее потребление нефти как химического сырья или значительного по своей доле рынка энергоносителя. В настоящий момент мы экспортируем примерно половину добываемой нефти и половину нефтепродуктов. Практически больше 2/3 нашего углеводородного сырья мы отправляем на экспорт.

Д. НАДИНА: По чьей вине у нас последние 20 лет недостаточно нефтеперерабатывающих заводов, которые могли бы заниматься тем, о чём Вы говорите?

С. ГЛАЗЬЕВ: Это связано с двумя главными причинами. Первая: нет целенаправленной структурной политики, которая бы стимулировала нефтепереработку; во-вторых, нет долгосрочных кредитов, которые бы позволяли финансировать инвестиции в глубокую переработку нефти. Для нефтяных компаний по соотношению цен внутри страны и экспортных цен выгодно было нефть экспортировать, чем отправлять на переработку. Даже вертикально-интегрированные нефтяные компании, которые могли перерабатывать нефть в топливо или в химическое сырьё, предпочитали максимизировать экспортные возможности. Экспорт нефти лимитировался в основном пропускной способностью трубы. То, что труба не могла пропустить, оставляли для внутреннего потребления. Это разбалансировка системы регулирования экономики, которая привела к деградации.

Д. НАДИНА: Это Вы очень интеллигентно сказали «разбалансировка», можно было и другое слово здесь использовать, пожёстче.

С. ГЛАЗЬЕВ: Например, можно было дать долгосрочные кредиты. Нефтехимия – это очень капиталоёмкая отрасль, там длинные сроки окупаемости.

Д. НАДИНА: Только что Наталья Далматова в выпуске новостей сказала, что нефть стоит 52,16. Много или мало? Мы ещё увидим более приятные цифры в этом году? Как Вы полагаете?

С. ГЛАЗЬЕВ: Может и увидим, если спекулянты возьмутся за нефтяные контракты. Дело в том, что по долгосрочным тенденциям нефть не может дорожать в силу того, что мы находимся в фазе роста нового технологического уклада, который на порядок более эффективен с точки зрения энергопотребления предыдущих. Ожидать роста спроса на нефть в качестве энергоносителя уже не приходится. По объективным причинам, связанным с прогрессивными технологическими изменениями в мировой экономике, такого рода периоды, примерно 20-30 лет – восходящая фаза длинной волны Кондратьева – распространение нового технологического уклада, технической революции, повышение эффективности, в том числе снижение энергоёмкости, всегда сопровождалось низкими ценами на энергоносители. Эта фаза должна была начаться несколько раньше, но в силу того, что нефть стала любимым инструментом для финансовых спекулянтов, фаза высоких цен на нефть несколько затянулась. Обрушение произошло позже, чем должно было произойти по объективным тенденциям. Ближайшие 15-20 лет прогнозировать повышение цен на нефть не приходится, нет объективных причин. Конечно, могут быть причины, не связанные со спросом и предложением и с энергоэффективностью. Например, если начнётся быстрая девальвация всех валют, снижение покупательной способности, тогда мы будем видеть рост номинальных цен на нефть. Если брать сопоставимые цены за вычетом инфляции, этого роста может не быть.

Д. НАДИНА: Сегодня наши слушатели недоверчиво хихикали над министром финансов Антоном Силуановым. Он заявил, что курс рубля больше не находится в прямой зависимости от цены на нефть. На него влияют другие факторы. Мы с вами видим каждый день, если нефть просела, значит доллар в обменниках стоит дороже. Это же прямая зависимость, мы это видим. Почему нам говорит министр финансов, что это не так? Вы какой позиции придерживаетесь?

С. ГЛАЗЬЕВ: Здесь всё очевидно. Главный, кто влияет на курс рубля – Центральный банк. Главной обязанностью ЦБ в нашей стране, как и в других, является обеспечение устойчивости национальной валюты. Причина гиперволатильности рубля – неустойчивость. Рубль, к сожалению, занял в мире последнее место или первое – как считать, самая неустойчивая валюта в мире. Можете себе представить? Большая страна с огромным количеством валютных резервов, у которой в два раза больше количества рублей в денежной базе нашей экономики, в которой курс рубля занижен по отношению к паритету покупательной способности почти втрое. И такая волатильность, то есть колебательность. Ни одна нефтедобывающая страна мира даже близко к нам не подошла по амплитуде колебания курса национальной валюты. О чём это говорит? О том, что курсом рубля управляют спекулянты. С моей точки зрения, здесь очевидные признаки манипуляции курсом. Это видно по статистике. В то время как мы наблюдаем падение инвестиций, резкое падение экономической активности в целом, идёт резкий подъём объёма спекулятивных валютных операций. Их объём за два года вырос пятикратно. Сегодня единственным центром генерирования прибыли в огромных масштабах стал валютный сегмент Московской биржи. Там объём операций достиг 100 триллионов рублей в квартал. Это десятикратно превышает объём ВВП, то есть курсом рубля манипулируют, это совершенно очевидно по объективным фактам. Происходит эта манипуляция по одной причине, потому что ЦБ отправил курс рубля в свободное плавание, что является абсолютной экзотикой для современного мира. Ни одна уважающая себя крупная страна не позволяет таких колебаний курса, потому что это обрушивает все механизмы принятия решений в экономике. Экономические субъекты не могут принимать инвестиционные решения, когда так болтается курс национальной валюты. В этом смысле цена на нефть является для спекулянтов неким ориентиром, но в отличие от таких странных представлений, которыми обладает глава нашего ЦБ, которая утверждает, что свободный курс рубля демпфирует внешние шоки всё обстоит прямо наоборот. Колебания курса рубля намного сильнее колебания нефти. Это говорит о том, что спекулянты, пользуясь колебанием цен на нефть, просто усиливают, то есть свободный курс рубля не демпфирует внешние шоки, а усиливает их, работая как акселератор. Нефть немножко подорожала – спекулянты разгоняют курс рубля в сторону повышения, нефть дешевеет – они гонят курс рубля обратно. Они используют внешние шоки для того, чтобы многократно их усилить в нашей экономике для извлечения сверх прибыли на дестабилизации.

Д. НАДИНА: К разговору о кубышках. Вы говорили, что у нас много валюты, гораздо больше, чем рублевой базы. Прочитала заметку, что многие экономисты допускают исчерпание резервного фонда уже в будущем году. Год назад там было 3,6 триллиона, сейчас там 2,6 триллиона рублей. Оттуда съедаются деньги. Вы согласны с таким предположением? Действительно ли резервный фонд может быть исчерпан в будущем году?

С. ГЛАЗЬЕВ: Этот ровным счётом ничего для макроэкономики не значит, потому что резервный фонд – это некая виртуальная составляющая валютных резервов страны. Она виртуальна в том смысле, что по макроэкономической сути – это всего лишь элемент валютных резервов. Реальностью его делает то обстоятельство, что данный фонд находится в распоряжении правительства. В рамках закона о бюджете правительство формально имеет возможность продавать валюту из резервного фонда, не спрашивая разрешения ЦБ. По макроэкономической сущности продажа валюты из резервного фонда равносильна дополнительной эмиссии рублей, потому что, продавая валюту Центральному банку, правительство получает рубли. Но с таким же успехом ЦБ мог бы просто эмитировать эти рубли без валютного покрытия, как это делают все ведущие страны мира. Мало кто в правительстве понимает, что главным источником эмиссии денег в Америке, Европе, Японии является эмиссия денег под государственные обязательства, государственные долги. В любом случае это эмиссия. Правительство продаёт валютный резерв ЦБ, ЦБ печатает деньги для покрытия. При этом объём валютных резервов не меняется, они просто переходят из одной категории в другую – из-под правительственного контроля под контроль ЦБ, но в сущности это денежная эмиссия. Поэтому непонятно, почему обязательно надо привязывать механизм финансирования бюджета денег из резервного фонда. Макроэкономический эффект точно такой же, как если бы ЦБ печатал деньги под покупку государственных облигаций, как в Америке, Европе, Японии.

Д. НАДИНА: Сергей Юрьевич, насколько понимаю, у Вас нет противоречий с Борисом Титовым, одинаковые экономические взгляды. Он на днях сделал заявление, предположив, что главная проблема для бизнеса – это непредсказуемость, неспособность планировать надолго в нашей стране, сложность законодательства, которое часто меняется и так далее. Вы бы что-нибудь добавили? Насколько я понимаю, это и Ваша позиция тоже.

С. ГЛАЗЬЕВ: Это и Ваша позиция, Вы же только что объявили тотализатор по поводу, какое решение примет ЦБ по процентной ставке.

Д. НАДИНА: Большинство оптимисты. Они уверены, что снизят.

С. ГЛАЗЬЕВ: Сами вдумайтесь. Вы ставите на голосование вопрос такого рода: что ожидать от ЦБ через неделю? Никто не знает. Начинается гадание на кофейной гуще как будто это матч футболистов, и мы не знаем с Вами, какой будет результат. Мы не знаем с Вами, какой будет курс рубля, потому что он колеблется при всех объективных обстоятельствах.

Д. НАДИНА: Это страшно раздражает, надо сказать.

С. ГЛАЗЬЕВ: Мы погружаемся в хаос. Бизнес в состоянии хаоса не может планировать ничего. Зачем нужны менеджеры, которые не могут планировать ничего? Они не могут посчитать риски, они не могут оценить прибыльность, понять, сколько будет стоить импорт, сколько они получат по экспорту, под какие процентные ставки они завтра могут взять кредит. Эта нестабильность убивает рыночную, замечу, экономику. В рыночной экономике самое главное для принятия решения – это макроэкономическая стабильность. Главный орган, который отвечает за макроэкономическую стабильность – Центральный банк. А у нас ЦБ стал главным генератором нестабильности. Политика ЦБ многократно усиливает внешние шоки для внутренней экономики. Она просто погружает нашу макроэкономическую среду в хаотическое состояние, поэтому сворачиваются инвестиционные проекты, люди предпочитают забрать деньги и уехать за границу, где более стабильные условия, и ждать лучших времён, когда здесь всё стабилизируется.

Д. НАДИНА: Вы говорите, что нестабильность, бизнес хочет уехать.

С. ГЛАЗЬЕВ: Нет, бизнес не хочет уехать.

Д. НАДИНА: А что так?

С. ГЛАЗЬЕВ: Бизнес хочет работать в стране, но бизнес – это же риски. Люди рискуют своими капиталами, заёмными деньгами, поэтому, если они не могут планировать макроэкономические условия для своих проектов, они вынуждены проекты сворачивать. Вы говорите о позиции Бориса Титова и моей, но я хочу оговориться. Моя позиция – это позиция нашей академической науки. Зная, как учёный, закономерности экономического роста, оценивая сегодняшнюю макроэкономическую ситуацию исходя из объективных последствий, в том числе нестабильности, даёт рекомендации, исходя из понимания, какие инструменты поддержки экономического роста государство должно применить, если мы ставим перед собой подъём народного благосостояния, повышения конкурентоспособности нашей экономики и развития. Борис Титов представляет интересы нашего бизнеса, той части бизнеса, которая хочет работать в стране, развивать экономику страны, стремится максимально возможное сделать для наращивания конкурентоспособности, для подъёма объёмов производства, для расширения наших экономических возможностей, повышения уровня жизни. Для бизнеса повышение уровня жизни – это источник спроса. Даже если предположить, что бизнесмены – не очень-то альтруисты, тем не менее они объективно заинтересованы в развитии. Позиция Титова – это позиция «Деловой России», «Столыпинского клуба». То, что мы предлагаем – это объединённая позиция науки и прагматичного патриотического бизнеса. А нам противостоит не какая-то чужая экономическая школа, нам противостоит позиция, которая диктуется валютным фондом из Вашингтона в интересах американского и европейского капитала преимущественно. В интересах этого капитала снятие национальных границ с точки зрения регулирования экономики, освобождение экономических площадок государств для свободного движения этого капитала. Не случайно апологеты этой политики и вся их экономическая риторика – это по сути апологетика транснационального капитала, который на 80% является американо-европейско-японским, поскольку там эмитируются мировые деньги. Корпорации этих стран получают доступ к бесконечным источникам кредита, которые просто создаются под долговые обязательства. С одной стороны, Валютный фонд рекомендует американцам не повышать процентные ставки, которые и так там нулевые, а нам рекомендуют их повышать и ограничивать денежное предложение, хотя у нас и без того денег катастрофически не хватает даже для поддержания простого воспроизводства.

Д. НАДИНА: Для поддержания штанов.

С. ГЛАЗЬЕВ: Есть две позиции. Одна позиция научно-прагматичная – в интересах подъёма благосостояния и развития экономики сейчас, подавляющая часть бизнеса, работающая в реальном секторе, а другая часть – это индуцируемая из Вашингтона через апологетов вашингтонского консенсуса интересов американо-европейского капитала, которая сегодня фактически привела к тем печальным последствиям, которые мы наблюдаем в экономике, в том числе к свёртыванию деловой активности. Но очень выгодно западным корпорациям, которые сегодня из российского финансового рынка сделали источник для потрясающей наживы. Замечу, что три четверти операций на нашем финансовом рынке совершаются в интересах нерезидентов. В основном иностранцы играют с нашим курсом рубля и извлекают из этого гигантские прибыли, используя, разумеется, российских спекулянтов, российских брокеров и своих ставленников в системе управления финансовым рынком. Объём доходов, которые были получены на раскачке вверх-вниз курса рубля мы оцениваем в 50 миллиардов долларов. Примерно такой же объём падения инвестиций. Вместо того чтобы идти на инвестиции, деньги утекают на валютную биржу, затем растворяются в офшорных зонах. Вот две позиции.

Д. НАДИНА: 50 миллиардов за какой период?

С. ГЛАЗЬЕВ: Начиная с драматического паления курса рубля в декабре 2014 года.

Д. НАДИНА: Конец программы. Запускаю традиционное голосование. В прошлый раз, если не ошибаюсь, у Вас была какая-то рекордная цифра – 99% поддержки. Посмотрим, что слушатели скажут сегодня.

С. ГЛАЗЬЕВ: Я думаю, большинство наших слушателей не играют на валютной бирже и не знают, как манипулировать курсом.

Д. НАДИНА: Это факт. Давайте несколько вопросов от слушателей примем. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Я слышал, недавно на совещании у президента засекретили доклад Кудрина. Может быть, приоткроете тайну, что там такого секретного? Может, какой-то шок?

С. ГЛАЗЬЕВ: Ни