О СЦЕНАРИЯХ РАЗВИТИЯ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА
Валерий Коровин
Мы довольно свободно оперируем понятием "народ". "Народы Кавказа", говорим мы. Но не задумываемся о том, что в нынешнем нормативно-правовом поле такого понятия, как народ, не существует. И главный, последний бастион, который хоть как-то подчёркивает нашу идентичность, — это понятие "гражданство" и принадлежность к Российскому государству. В 1990-е годы была введена такая категория, как россиянин. "Все мы — россияне", повторяем мы, и этот так с правовой точки зрения, но при этом никаких народов в правовом поле не существует. Нет адыгов, нет чеченцев, нет якутов, а есть абстрактные, безликие россияне. Это очень странный диссонанс, потому что фактически народы есть. Народ — это органическая общность со своей историей, со своей традицией, со своим языком, с наследием предков… Но в ходе либерального эксперимента, который был реализован в 1990-е годы, это явление было размыто, оно было стёрто и вычеркнуто из нашей жизни, а вместо него был предложен концепт гражданской политической нации. Мы часто используем категории "гражданское общество", "политическая нация", "гражданская политическая нация", но не всегда задумываемся над тем, что это такое, либо же каждый понимает под этими явлениями что-то своё. "Гражданская политическая нация" — это — простыми словами — плавильный котёл. То есть это некая среда, в которой происходит атомизация каждого конкретного индивидуума путём стирания его коллективной идентичности, отрыва его от коллективного сообщества, к которому он относится, и последующее постепенное перемешивание. По сути, гражданское общество или гражданская политическая нация — это изъятие органической коллективной идентичности в пользу искусственной политической. Это стирание принадлежности к тому или иному народу как органической общности, это создание безликого, атомизированного, перемешанного общества. И именно эти два явления заложены в нынешнюю концепцию развития межнациональных отношений до 2025 года. Первый тезис, который заложен в этой концепции, — сохранение многообразия культур, традиций, языков, обычаев народов России. Второй тезис — цель этой концепции: создание гражданской политической нации. Это два взаимоисключающих вектора, но, тем не менее, они включены в подписанную указом президента концепцию. Всё это происходит по той причине, что мы ещё находимся в плену тех либеральных химер, которые были навязаны нам извне в момент распада советского государства. Коллективная идентичность в советский период была облечена в формат так называемых национальных республик. И если у народа существовала титульная национальная республика, то этот народ существовал. Это была единственная фиксация его коллективной идентичности как народа, и эта фиксация — политическая. Это не фиксация идентичности, это политическая форма существования субъекта — сейчас мы говорим о Российской Федерации, а тогда — единого советского государства. А сколько народов не имело и не имеет до сих пор политической формы самоорганизации, то есть своей титульной республики? А сколько народов раскидано по разным национальным республикам? И адыги тому самый яркий пример. Существует Республика Адыгея, но в ней живут не только адыги, а адыги живут не только в Адыгее, но и в Кабардино-Балкарии — это кабардинцы, в Карачаево-Черкесии — это черкесы. То есть мы видим, насколько не соответствует действительности то административное деление, которое было создано, и насколько эта система не соответствует тому многообразию народов, культур, языков и традиций, которые есть на Северном Кавказе сегодня. Именно этот диссонанс и создаёт одну из важнейших проблем нынешней российской государственности. А именно — проблему русского народа. Ведь русский народ — это тоже коллективная идентичность, надэтническая общность, сложившаяся на основе финно-угорских, восточнославянских, тюркских, кавказских народов, взявшая общее название, вошедшая в историю и создавшая континентальное государство, простирающееся от восточных границ Европы до Тихого океана. А когда-то зона контроля этого государства была гораздо больше и гораздо шире, это было имперское государство в том понимании, что империя — это стратегическое единство многообразия форм. И где русский народ в этом государстве, где, например, русская республика? Но самое главное, что русские — это не происхождение, а единый культурно-цивилизационный тип. То есть русским можно стать, приняв русскую идентичность, приняв русский язык как свой, русскую культуру, русскую традицию, быт, уклад, а ещё стать православным и поэтому стать русским, и при этом быть выходцем из другого народа или из другого этноса. Как говорил товарищ Сталин, "я русский грузинского происхождения". И это совершенно точная формула, которая подчёркивает суть русских как коллективной цивилизационной идентичности.
В 1990-е годы происходил стремительный, массовый отток русских с Северного Кавказа. Происходило это по той причине, что нормативно на Северном Кавказе существовали титульные республики, в название которых были вынесены титулы тех или иных народов Северного Кавказа. У русских не было никакого титула, они не принадлежали ни к одному типу национальных республик. И мы должны констатировать, что в некоторых национальных республиках Северного Кавказа русских практически не осталось. Кстати, Адыгея занимает первое место по количеству русских, оставшихся здесь на постоянном проживании.
А какие пути выхода из ситуации? Первый проект — это проект сохранения статус-кво, то есть той ситуации, которая наблюдается сегодня, а именно: массовой деиндустриализации, которая и вызвана была оттоком русских, в первую очередь специалистов, инженеров, деятелей науки, культуры, экспертов, учёных, что привело к обрушению индустриальной и научной базы Северного Кавказа в целом и, как следствие, к падению уровня экономического развития. Отсюда такая высокая дотационность Северного Кавказа. Если так продолжится и дальше, тот уровень индустриального развития, то количество городов, которое существует сегодня на Северном Кавказе с советской эпохи, будет и дальше требовать большого количества средств на содержание. Которых нет. Которые подразумеваются как постоянное дотирование, и в случае экономического кризиса и углубления экономических проблем мы можем прогнозировать отделение либо частей Северного Кавказа, либо всего Северного Кавказа от российской государственности. Это самый драматический сценарий, который обусловлен именно падением экономического развития и разрывом уровня потребления и уровня реальной экономики на Кавказе. То есть, грубо говоря, Кавказ не способен сегодня сам себя содержать. Он требует большого количества внешних вливаний. Если поток этот ослабнет, то Северный Кавказ станет средой для внешнего воздействия. Сюда зайдут западные эксперты, политтехнологи, которые начнут раскачивать ситуацию, играя на экономических и социальных проблемах.
Второй сценарий — это новая индустриализация, то есть реиндустриализация Северного Кавказа. Это попытка вновь восстановить тот объём промышленного и научного потенциала, который существовал в советский период. И третий сценарий — это сценарий поэтапной, плавной деиндустриализации, но с одновременным восстановлением традиции. Это возвращение к традиционным формам бытия, общинам, к аграрным формам, преимущественно, обеспечения своего существования, традиционным формам хозяйствования. Это восстановление религиозного фактора, его доминирующего влияния, это восстановление той традиционной формы существования Северного Кавказа, которая была присуща ему столетиями, и которая была связана с сохранением традиций, что значительно снижает уровень экономических запросов и снимает острую необходимость индустриального обеспечения. Необходим нормативный возврат использования такой категории как народ. Это значит, что главным субъектом Российской Федерации становится не случайным образом обрисованная административно-политическая структура, не отвечающая ничему: ни ареалу проживания того или иного народа, ни заселённости её тем или иным народом, — а народ как органическая общность, как субъект федерации, как главная базовая социальная категория. Хочу обратить внимание на необходимость легализации народов как явления и на уход от концепта гражданской политической нации, как от крайне вредного, размывающего коллективную идентичность и убивающего всё живое явления.
