Гонка за лидерство в освоении возможностей нового технологического уклада охватила ведущие страны и компании мира. Какое место в ней займёт Россия?
Экономический кризис, который в настоящее время продолжает переживать Россия, вновь заставил заговорить о необходимости изменения сложившейся в России кредитно-денежной политики, опирающейся на методы «таргетирования инфляции», и вообще социально-экономической модели развития. Дискуссия об этом в научных кругах идет давно, а летом после заседания президиума президентского совета по стратегическому развитию и альтернативные точки зрения получили официальное право на включение в официальную повестку дня. Более того, уже складываются серьёзные предпосылки для перехода на принципиально новую экономическую модель. Об этом корреспонденту ИА REGNUM заявил председатель клуба «Аналитика», генеральный директор Института экономических стратегий РАН, доктор экономических наук, профессор Александр Агеев на полях третьей Всероссийской научно-практической конференции «Консолидация общества: аналитика обеспечения развития России и ее национальной безопасности», которая прошла в Общественной палате Российской Федерации 23 ноября.
ИА REGNUM: Сейчас выдвигаются различные прогнозы в отношении мировой экономической конъюнктуры. Многие ожидают, что нефтяные цены вырастут, и всё, условно говоря, вернётся на свои места. С другой стороны, существует мнение, что наступила принципиально новая экономическая реальность, которая требует решительных действий в области экономической политики. Скажите, пожалуйста, может ли существующая модель российской экономики сохраниться и оказаться жизнеспособной, или её следует менять?
Экономическая реальность, действительно, стремительно обновляется. Цифровизация, блокчейны, трехмерная печать, роботизация, интернет вещей, интернет всего, мобильный банкинг, генная медицина — это лишь некоторые изменения, произошедшие в кратчайший срок. Дистанция между выпуском новшества и его массовым применением сегодня измеряется годами и месяцами, а не десятилетиями. Проблема сингулярности охватила умы не только физиков, но и практикующих бизнесменов. Гонка за лидерство в освоении возможностей нового технологического уклада, в создании индустрии 4.0, охватила ведущие страны и компании мира: США, Великобританию, Германию, Японию, Францию, Китай, Индию. Мы тоже включились в эту гонку. Но по цифровизации, например, занимаем 39 место. Наша экономика все еще барахтается по правилам четвертого уклада, не сбросив, между прочим, оковы предыдущих, и едва-едва начав осознавать шестой.
Технологический базис предопределяет многое и в экономических формах, бизнес-моделях и даже преобладающем мировоззрении. Однако реалистично оценивая ныне действующую экономическую модель, нужно обратить внимание на ее «смешанность», отражающую неоднородность экономической жизни на разных технологических базах. Это называют блочно-иерархическим устройством нашей экономики.
Иначе говоря, в ней действует некоторое множество пространств, «миров», обитатели которых между собою даже не пересекаются. Связующим звеном всего этого разнообразия являются банки и главный банк, и соответственно главным критерием — финансовые цели. Для одних это преломляется как максимизация прибыли, для других — балансирование бюджетов, для третьих — уровни коррупции, для четвертых — возможность оттока капитала, и т.п. Неслучайно в этом контексте так невысок КПД в реализации, например, государственных программ. Отсюда и логика управления, делающая инфляцию ключевым «таргетом». Хотя классические и наиболее важные макробалансы включают в себя торговый и платежный балансы, занятых и трудоспособных, затрат — выпуска и так далее. Но даже в этой ситуации в реальности действующая модель все-таки смешанная.
ИА REGNUM: Могли бы Вы подробнее объяснить, в чём выражается этот «смешанный» характер современной российской экономики?
В ней есть и прямое административное вмешательство в ряд процессов, есть сильные монопольные патологии, есть очаги инновационных подвигов, есть типичные зоны роста и столь же типичные зоны отсталости. В публичных дебатах обычно этими чертами реальности пренебрегают. Но факт остается фактом: более половины граждан ощущают социально-экономическую ситуацию как напряженную.
Эта оценка означает понимание факта борьбы тенденций и разных сил. И они, действительно, поляризуются на консерваторов и модернизаторов. Нюанс лишь в том, что при имеющейся неоднородности, мы имеем модернизаторов из, условно говоря, третьего в четвертый уклад, и консерваторов, например, пятого уклада, который представлен у нас элементами сервисной и банковской сферы. Поэтому так и сбились сегодня системы координат, левые-правые, консерваторы-либералы, государственники-рыночники, что ни одна из этих дихотомий не является адекватной ни реалиям, которые множественны по природе, ни вызовам, на которые тоже одного ответа нет, надо, как говориться, работать по всей клавиатуре.
Правда, не эта идея множественности и поэтому неизбежно сложности решений обкатывается в жарких спорах сегодня, а довольно примитивный вопрос — бюджетная зависимость от поступлений углеводородных доходов и производные от нее стоны по поводу цен и курса. Зависимость проста: падают экспортные цены на нефть и газ — падают бюджетные поступления, слабеет рубль, компенсируя бюджетные потери, формально улучшаются условия для экспортеров, но для большинства из них физически существенно нарастить объемы сырья невозможно по разным причинам. Плюсы достаются и другим экспортерам — зерна, машиностроительной продукции, вооружений, других сложных изделий. Попутно относительно страдают импортеры, даря шансы импортозамещающим изделиям. Такая примерно механика процесса.
Но три условия бесспорны: доля сырьевых доходов будет снижаться, спрос на кредитную экспансию, особенно «длинные деньги», расти, как и многоконтурность управления. Уже, по сути, мы имеем как минимум три режима управления экономической динамикой: общий, для сектора ОПК (оборонно-промышленного комплекса), и для ряда секторов и некоторых компаний. Складывается еще и интеграционный режим, по крайней мере, административные органы ощущают приоритетность контроля по задачам ЕАЭС.
Будущая экономическая модель отразит эту множественность реалий, но на новых принципах. Они отразят потребность в оптимизации распределения, балансировке основных макробалансов, государственной поддержке нового уклада, изменении мировоззренческих ориентаций. В частности нельзя как мантру повторять заклинания об инновациях, не имея в виду системность этой задачи. Один из принципиальных сюжетов — проблема капитализации. Мы слишком узко трактуем и учитываем реальные процессы капитализации. У нового уклада совершенно иное понимание и управления, и денег, и смыслов.
А пока нас, помимо прочего, захлестнула волна институциональных новаций из позавчерашнего дня. В них экономика уже захлебывается больше, чем от сжатия денежной массы. Я имею в виду чудовищную страсть к бумагомаранию и произволу, которая сопровождает, например, госзакупки. Бюрократизация и чрезмерная регламентация, которая, как кажется некоторым, будто повышает прозрачность и подконтрольность, породила огромный поток избыточных транзакционных издержек. Словом, дебаты о новой реальности, как мне кажется, часто не доходят до таких исключительно важных нюансов.
ИА REGNUM: Сейчас много говорят по поводу экономического роста Китая. С одной стороны заявляют, что Россия должна активнее налаживать экономические связи с Китаем, с другой стороны, звучат опасения, что Китай «задавит» своей мощью Россию, превратит его в «сырьевой придаток»…
Это разговоры сугубо метафорические. Мощности даже «Силы Сибири» ведь не хватит, чтобы экспортировать 250 млн тонн нефти, идущей сегодня на экспорт. Поэтому у нас останется и западный рынок, и Восток. Двуглавый орёл.
С другой стороны, действительно, на отдельных рынках Китай сильно увеличит присутствие, да, он будет здесь. Но то уже вопрос к нам, нам самим нужно помнить для чего нужна щука в реке — чтобы карась не дремал.
ИА REGNUM: Возвращаясь к теме экономического роста и выбора модели экономики, могли бы Вы пояснить, какова всё-таки в этом процессе роль среднего и малого бизнеса? Часто говорят о среднем и малом бизнесе практически как о локомотиве экономики…
Роль, конечно, важная. Но российская экономика опирается на 2−4 сотни крупнейших предприятий, они дают основной приток национального дохода, 70% из которого, кстати, делается непрозрачно.
Вокруг этих предприятий, естественно, существуют «ярусы» различных компаний. Но многие сектора экономики должны и могут существовать на очень конкурентной основе. У нас сильно монополизированная экономика. Где-то олигополия, отрасль телекоммуникаций, там 3−5 компаний делят рынок, но есть и такие сектора, пищевая промышленность или сельское хозяйство, где уровень концентрации не очень высок. Там больше малых и средних игроков. Наконец, инновационный сектор, где всё начинается с 3−5 человек, которые потом смогут расти темпами в 30−50% в год, чтобы лет через 5−10 занимать уже проценты в структуре ВВП.
Словом, ситуация различна по отраслям и регионам. Но мейнстрим понятен — надо поддержать всеми средствами увеличение доли малого и среднего бизнеса в ВВП и его диверсификацию. Пока по количеству предпринимателей мы отстаем от эталонных уровней раза в четыре.
23 ноября 2016 года в Общественной палате РФ состоялась научно-практическая конференция, посвященная вопросам консолидации общества в условиях нарастающих угроз развитию и национальной безопасности России. Мероприятие прошло в Общественной палате Российской Федерации по инициативе Ассоциации «Аналитика» и при участии Российской академии наук, Института экономических стратегий, АО «Системы управления».
Участники конференции обсудили существующие и перспективные угрозы национальной безопасности, социальные риски консолидации общества, а также применение и совершенствование аналитических технологий в решении актуальных общественных проблем.
