Владимир Путин специальным указом утвердил документ, который формулирует основные информационные угрозы для России и намечает пути их преодоления. Царьград попросил оценить Доктрину политолога, главного редактора портала «Евразия» и автора книг о сетевых войнах Валерия Коровина.
— В чем принципиальная новизна нынешней Доктрины, насколько такой документ отвечает тенденциям эпохи?
— Доктрина в общих чертах осмысляет информационную эпоху, в которую мы переместились в начале столетия и выдает первые, самые укрупненные парадигмальные предпосылки бытия в данной эпохе. Очевидно, из заявленного нужно будет сделать множество тактических выводов, детализирующих стратегию. Но в общих чертах обращает на себя внимание учет той технологической сферы, в которой мы оказались, и при этом создателями которой мы не являемся. Мы являемся потребителями того буйства технологий, которое расцвело в минувшую четверть века, и при этом полностью подконтрольны этой среде, вторичны по отношению к ней, зависимы от нее и объектны по отношению к ней.
И вот это зависимое положение делает уязвимым наше существование, а нас — неспособными сколь-либо кардинально влиять на эту техносферу.
В условиях информационных войн, которые ведутся против России и учитываются в Доктрине, мы так же слабы и несостоятельны в силу отсутствия идеологических, парадигмальных основ нашего существования. Мы здесь так же идейно вторичны, и нынешнее информационное общество, созданное на Западе и по западным лекалам, буквально впихивает в парадигму постмодерна. Мы сопротивляемся, но не понимаем, зачем. Тот информационный поток, в котором мы находимся, сформирован на основании цивилизационных предпосылок развития Запада. Мы же в свою очередь не имеем никаких предпосылок, не осмысляем свою цивилизацию, свою историю, не формулируем ее в идеологических категориях и, соответственно, неспособны вести контроперации в этих информационных войнах, неспособны давать отпор и сопротивляться. Потому что, во-первых, не представляем, чему сопротивляться, во-вторых, не имеем собственного исторического парадигмального направления продвижения. Поэтому здесь мы тоже являемся, скорее, объектом информационной войны, нежели полноправным ее участником.
В стратегии отмечается важность противодействия информационно-психологическим операциям, но наше общество разрозненно, множественность мнений является нормативной. Мы не имеем никакой смысловой точки сборки, поэтому каждый движется кто в лес, кто по дрова, и это идеальные условия для проведения информационно-психологических операций против нашего общества, нашей страны. И каким образом автор намеревается им противостоять также не ясно.
Очевидно, что Доктрина имеет рамочный характер, включает в себя скорее благопожелание, и для ее удачной реализации необходимо развивать множество смежных сфер. Таких, как образование (которое у нас провалено, и мы погружаемся в состояние отупения), идеологическая основа (которая у нас запрещена законодательно, и вместо идеологии мы погружаемся в либеральную среду, созданную на Западе). У нас нет социальной и общественной консолидации для реализации мобилизационных сценариев, и у нас отсутствует смысл существования государства. Поэтому при отсутствии этих параметров вряд ли полноценно возможно реализовать данную стратегию. Но в целом посыл правильный, верный, авторы мыслят в правильном направлении. Но не хватает самого главного для ее реализации – это воли и ума.
— В стратегии есть особый пункт, посвященный угрозам, исходящим от «религиозных, этнических и правозащитных организаций»…
— Вектор меняется в сторону начала осмысления этих угроз. И отрадно, что они вообще замечены, в то время, как мы находимся 25 лет под воздействием настоящей бомбардировки угроз. Наконец-то мы их обнаружили, и это уже огромный плюс. Это полдела, осталось немного – правильно сформулировать ответ.
Но если говорить об этнических угрозах, здесь пока не все так ладно, как должно быть, мы неспособны выбраться из дебрей того политического языка, советско-марксистского, в котором находились несколько десятилетий и по инерции продолжаем находиться, оперируя устаревшими понятиями такими, как «национальность», например. В этой стратегии использован термин «многонациональный народ» – а это просто оксюморон, просто нельзя использовать это понятие. Безграмотное и некомпетентное. Тем не менее, пока мы не выработали полноценного языка, даже политического, чтобы отвечать на угрозы в области этнических вызовов, религиозных вызовов. Потому что не осмысляем постмодерн, а именно он трансформировал основные религиозные направления в пострелигии, в сектантские формы, которые атакуют. Но мы пока этого не понимаем.
Что же касается остального комплекса новейших, переосмысленных в контексте постмодерна вызовов, которые для нас остаются недоступными, потому что мы не понимаем постмодерна. Так что это очень правильно, что они обозначены, вызовы — знать бы теперь, что с ними делать.
— В доктрине также появляется тезис о защите молодежи от размывания традиционных российских ценностей. Довольно неожиданный, неужели, наконец, государство решило бороться с причиной, а не следствием?
— Мне кажется, что власть начала подозревать, что мы стремительно утрачиваем суть своего существования, суть русского бытия, потому что не понимаем, что значит быть русским. В модерне, который весь мир миновал, а мы в нем пытаемся закрепиться и занять оборону, в принципе, для традиции места нет. Как нет места для Бога, для веры. И сам модерн основан на отрицании традиции. Но тем не менее раз мы привыкли к нему, то мы продолжаем по инерции за него держаться, реализуя как раз отказ от традиции, от Бога и от веры, но при этом одновременно настаивая на том, что это является нашей ценностью и тем, что мы хотим восстановить и возродить.
Такое шизофреническое внутреннее противоречие нашего общества продолжает являться данностью. Часть общества продолжает усердно восстанавливать русское православие, традицию, веру в Бога, жизнь в обрядовом цикле православных праздников, посещения храмов, восстановления таинств и их нормативности, которая и является сутью русского народа.
А другая часть общества с таким же напором, или даже неким остервенением, агрессивностью борется с этим, отрицает, бьется за светские модернистические завоевания советской эпохи. При этом государство с готовностью поддерживает и одно, и другое, дружески похлопывая по плечу тех, кто за восстановление традиций, и также треплет загривок тех, кто против. Совершенно не принимая, что для нас действительно нужно, важно и где мы вообще находимся.
Поэтому очень важно, чтобы молодежь правильно осмысляла суть русского бытия, русской истории и неразрывность его с традицией, нашим русским имперским консерватизмом и нашей верой. Главное, чтобы в этой ситуации государство не являлось триггером, который постоянно создает развилку в ситуации принятия любого решения и множит количество путей продвижения, перед выбором которых стоит подрастающее, молодое поколение нынешней России.
