Александр ДУГИН: «У Януковича реальной программы преобразований нет»
С российским общественным деятелем, философом, политологом, социологом, известным апологетом «евразийства» Александром Дугиным украинские журналисты, среди которых был и корреспондент «ВВ», разговор, помимо прочего, зашел о Березовском, Путине и Януковиче.
— Многие считают, что со смертью Бориса Березовского закончилась определенная эпоха, и политическая история России может вступить в какой-то новый этап. Так ли это? Был ли он действительно человеком, способным разрушить Систему?
— Я думаю, что, во-первых, он был символической фигурой. И его конец воплощает в себе некий бесславный конец бесславного периода. Смерть Березовского — это смерть целого комплекса аффектов, пафоса. Это были на самом деле довольно средние позднесоветские люди, которые обладали определенной степенью радикального хулиганства, — мишугины такие («мишугене», «мишугин» происходит от слова «мешуга», что на иврите означает сумасшедший, псих. — Ред.) 90-е — это время мишугиных. Нельзя сказать, что дурачков, но таких странноватых атипичных людей, не вписывающихся в общество. В школе бывают дети, которые периодически приплясывают на уроках, выкрикивают… Как правило, они потом постепенно становятся обычными людьми. Либо маргиналами. В 90-е годы они задали экономическую, политическую, эстетическую, культурную повестку дня. К этому племени принадлежат и другие мишугины — от Полонского до Жириновского: тоже визжат, падают, бьются в истерике, действуют на грани фола и даже за его гранью. Они могут поменять пол, могут бросить какое-то дело, всех ограбить, убить — им все сходит с рук. До какого-то момента… Березовский, конечно, был влиятельным российским политиком. Но постепенно за годы его борьбы с Путиным (она тоже очень символична) выяснилось, что время такого типа уходит. Это были две эпохи: эпоха мишугиных и эпоха более вменяемых, может быть, более предсказуемых, более практичных, безусловно, более рациональных, без порченых генов чиновников — прагматиков и реалистов. Мишугины проиграли. И обстоятельства смерти Березовского символичны в этом смысле. Его разорение, его грусть, его покаяние в письмах… Все шло к тому, чтобы он признал свое поражение. Эпоха признала свое поражение. Поэтому и тот факт, что он умер, практически ни на что уже не влияет. Он же последние годы ни на что уже не влиял, ничему уже не мешал, он ничего не мог сделать. Все его инициативы заканчивались полным крахом. Вся его дворня, которую он финансировал и подначивал, от него разбежалась. Доренко, Белковский, даже Лимонов — все, кого он кормил, его подчиненные прыснули в стороны, побежали кто к Суркову, кто к Путину, кто искал просто каких-то новых людей. Березовский умер лузером. Это очень важно. И, соответственно, он умер, потому что эта эпоха закончилась.
— Но что дальше?
— Дальше самое интересное. Путин в этой истории выиграл на самом деле, как ноль выигрывает у минуса. Произошел некий переход от совершенно буйной фазы к не то чтобы мягкой, а просто нормальной, банальной. Банальность по сравнению с аномалией — это, конечно, прекрасно. И ресурс довольно большой. Когда, например, все перемешать, потом расставить по полкам, то будет ощущение порядка. Хотя он и был, порядок, но если ты убираешь, потом ставишь на место, первое время это производит эффект эйфории, а потом привыкаешь, потому что все то же самое. Это очень серьезно на самом деле. В России и, я думаю, в Украине совершенно понятно, что ни у Путина, ни тем более у Януковича реальной позитивной программы дальнейших преобразований нет. В России и Украине — полная неопределенность в будущем. И идентичность непонятная, и место в мире непонятное, и место в регионе, и роль, и функции, и что делать, и система, и идеология — ничего не понятно. Достаточно ли нормальных, вменяемых, рациональных людей для того, чтобы ответить на эти вопросы?
— А чего не хватает Путину в этом плане?
— Исторического темперамента, исторического масштаба. Он — реалист, нормальный человек. Но историческое деяние — это дело не нормальных, а великих людей. Это дело крупных, серьезных исторических деятелей. Потому что объединить Евразию, создать особое цивилизационное пространство, способствовать построению многополярного мира — это задача для великих людей. И тут Путин сталкивается с очень принципиальной внутренней проблемой. То, что он делает сейчас, на третьем сроке, абсолютно адекватно. (Причем я даже не исключаю, что он делает вопреки себе.) Он бы хотел просто заниматься Россией, тем, что у него получается, перекладывать с места на место, одного вора менять лет через десять на другого вора. Это у него прекрасно выходит, он не дает распасться стране. Все делает положительно, но в целом это все настолько постепенно, что ясно: до истории так мы не доберемся никогда. Но если мы сейчас не включимся в нее, а будем просто инерциально двигаться, то в какой-то момент ситуация станет критической. Вот раньше было хорошее, среднее и плохое, и пока плохое существовало, то среднее было практически таким же, как хорошее. Среднее с хорошим заключили пакт против плохого. Помните, Цой пел: «Мы ждем перемен!». Каких перемен? Чтобы делили имущество жены и любовницы Березовского? За эти перемены бились? За мразь, за «Вечернего Урганта», за жирного Цекало, за эти полутрупы, за все это сумеречное сознание? Это просто бред. Это приговор. То, что имеем сейчас в России, в Украине, — это приговор тем надеждам, которые питали людей в эпоху и перестройки, и реформ. Сегодня мы выходим постепенно на средний уровень, и здесь возникает, мне кажется, новая дилемма — хорошее и среднее. И вот это среднее, которое, благодаря Путину, гарантировано и обеспечено, потому что, в принципе, повернись все немножко по-другому, убеди его отдать власть Медведеву на второй срок — опять бы был Березовский, опять все эти мишугины… Но Путин вернулся, и теперь уже понятно, что навсегда. Дальше он просто свою реалистическую систему уже в гранит вдолбит. Просто так он уже никогда не уйдет. Но дальше новая проблема. Есть ли у России какой-то проект? Путин считает, что население — это совокупность материальных объектов, которых надо накормить, дать им возможность перемещаться, чтобы у них не текла крыша, чтобы они могли купить билет на трамвай, чтобы не переходили улицу на красный свет, не кричали, не делали какие-то акции бестолковые, вели себя прилично. То есть телесный мир. Также Путин предлагает объединить и постсоветское пространство. Например, Украина: чего-то не хочет делать — закрутили вентиль. Газа мало, холодно, тело начинает дрожать, и Киев идет на уступки. То есть политика тел. Все постсоветское пространство для него тоже телесное. В чем-то он прав. Я считаю, что Путин сейчас стоит на уровне интеграции тел: Таможенный союз, экономика, ЕврАзЭС, включил-отключил, надавил, отпустил, предложил. Все пока на уровне конкретных телесных реальностей. Я думаю, что надо переходить к политике душ. Человек состоит, конечно, из тела — это, наверное, самое простое. Дал по голове — человек упал. Потом руку протянул — он поднялся. Горячо, слишком горячо — плохо, слишком холодно — тоже плохо. Так что нашел температуру — и держи. Такая себе работа котельной. Но дальше должна быть политика душ, политика мировой истории. Есть политика неких исторических идей, которые воплощены в Западе. Есть идентичность постсоветского пространства. Есть некоторые духовные запросы, простите за выражение, которые в какой-то момент (когда температура более-менее нормальная, нет ни холода, ни жара) начинают подниматься. Вопрос в том, сможет Путин найти в себе ресурсы для политики душ или нет? В себе, вокруг себя.
— А Янукович не стал, говоря вашим языком, этаким мишугиным для Путина, позволяющим себе ради байкера Хирурга опоздать на 40 минут на встречу с украинским президентом? Янукович еще интересен Путину?
— Во-первых, я считаю, что Янукович выполнил свою задачу по нормализации ситуации в стране. Украина сейчас обычное государство: скучноватое, предсказуемое, неинтересное. То есть если Путин что-то сделал, то весь мир от этого содрогается, плачет или радуется. А то, что сделал Янукович, никому не видно. Потому что это никого не волнует, кроме украинцев. А украинцы смотрят на него и думают: а чего он там сидит? Надоел, давай нового! У Путина с Януковичем разный масштаб. Приезжает Путин и говорит: «А давайте, Янукович, подумаем о нашей дальнейшей судьбе!». А тот не хочет об этом думать, потому что не до этого как-то. А чего думать, как оно есть — так и есть. Мысли Януковича бьются друг о друга и тут же расходятся. Поэтому он продолжает, но немножко в сновиденческом состоянии, ездить в Европу. Я думаю, он заходят с Баррозу, Ромпеем (или кто его еще принимает) в переговорную комнату, они подремлют немножко, потому что сказать им друг другу нечего, и выходят к журналистам для ритуального рукопожатия. Запад, Брюссель ничего не могут предложить украинцам, и Украина ничего не может. И вот Путин говорит: хорошо, это кино очень интересное, но мы его уже видели при Кучме, нам это немножко надоедает, нам нужна динамика. Янукович делает вид, что не понимает. Он говорит: да мы как-нибудь подремлем. Путин отвечает: ну тогда я лучше к Хирургу поеду, там хоть какое-то движение, а с тобой мне недосуг дремать, ты же мне ничего сказать не можешь. Янукович ничего не хочет говорить Путину и никому не хочет говорить, он хочет, чтобы вообще его оставили в покое, от него отстали. А Путин уже в другой фазе. У него третий срок, осталось 12 лет всего, и ему нужно за это время много существенных вещей сделать. Хоть «телесно», но он ждет каких-то ответов на свои вопросы. Янукович их не собирается давать. Он не хочет разговаривать и делать что-то при этом — ни для России, ни против России. Он хочет, чтобы все застыло. Он хочет, чтобы Путин не приезжал, из Европы чтобы ему не звонили… А Путину уже этого мало. И я думаю, что сейчас Россия будет выступать с неожиданными для нее функциями. Сама в себе все усыпляя и устаканивая, она будет пробуждать ситуацию на Украине, просто потому, что у Путина пошло время…
Подготовил Константин НИКОЛАЕВ
Вечерние вести 2.04.2013
