Д.Пещикова
― Здравствуйте. Программа «Особое мнение», я – Дарья Пещикова, и со своим особым мнением в этой студии журналист Максим Шевченко. Здравствуйте, Максим Леонардович.
М.Шевченко
― Здравствуйте.
Д.Пещикова
― Ну, давайте начнем, конечно, наверное, с убийства Андрея Карлова. Сегодня он был похоронен. Как вы думаете, кому это выгодно? Кто может за этим стоять?
М.Шевченко
― Кому это выгодно? Ну, давайте так посмотрим по последствиям этого убийства. Убийца…Пока мы знаем только об одном человеке, по большому счету, потому что даже там организация, которой иранские СМИ приписали ответственность, опровергла эту ответственность. По-моему, это Джейш Аль-Фатх, координирующий центр группы организаций, куда входит Джабхат Ан-Нусра, в частности. Они отказались от этого человека, который в спину расстрелял нашего посла.
По итогам этого убийства погиб прекрасный человек. Я его знал. Мне доводилось пару раз с ним встречаться. Это был великолепный такой дипломат, с чувством юмора, с достоинством, вот, как образец дипломата, каким он представляется из классической литературы. То есть человек, который много видел, много знал, который умеет задавать вопросы, давать ответы и, в общем, вызывать в собеседнике симпатию. Кадровый дипломат, что называется.
Но те, очевидно, кто планировал, может быть, что это, как бы, разобьет союз России и Турции, просчитался. Объятия России и Турции стали гораздо теснее, что было, собственно, предсказуемо. Безусловно, убийство посла на турецкой территории никак не могло повредить (ну, за исключением того, что убит прекрасный человек, естественно) политическим отношениям. Наоборот, оно сделало их еще сильнее.
Но я считаю, что просто этот человек сумасшедший, который стал жертвой той кампании «Save Aleppo», которая несколько недель до этого полыхала по всем западным СМИ. Они наяривали и наяривали эту волну, они рассказывали об Алеппо всякие ужасы и всякие небылицы или даже, может быть, показывали какие-то кадры из реальной гражданской войны, городских боев, которые были в ходе этой войны. И, безусловно, этот человек, я думаю, с психически неуравновешенным сознанием принял это чудовищное решение расстрелять российского посла.
Д.Пещикова
― То есть вы не исключаете, что он мог действовать в одиночку?
М.Шевченко
― Ну, за его спиной стояла вся огромная пропагандистская машина Запада, которая развернула всю эту кампанию. Когда их сторонники и их союзники стали терпеть поражение в Алеппо, они развернули эту кампанию. Когда их сторонники и их союзники в Хомсе, в Алеппо уничтожали, убивали правительственных солдат… А я напомню, что больше половины погибших в гражданской войне – военнослужащие сирийской армии и подразделений ополчения, лояльных правительству. Больше половины. Это причем не по каким-то российским данным, которые можно поставить под сомнение при желании, а по данным британского независимого антиасадовского агентства.
Гражданские лица, по-моему, порядка 15% погибших. Это чудовищные цифры из почти полумиллиона погибших. И порядка 60-70 тысяч – это иностранцы, которые погибли на территории Сирии в ходе этой войны, граждане самых разных стран, включая там Россию, Турцию, Ливию, не знаю там, и так далее.
И я полагаю, что вот эта вот истерия, которую западные СМИ в первую очередь и их союзники на Ближнем Востоке раскручивали в связи с тем, что гражданская война в Сирии может подойти к концу, к мирным переговорам, чего они активно не хотят… Они хотят, чтобы эта бойня продолжалась еще десятилетиями, чтобы никогда на Ближнем Востоке рядом с Израилем их горячо любимым не возникла зона мира, стабильности и нормальных, условно говоря, политических форматов. Им надо, чтобы на территории Сирии люди убивали друг друга, Сирия была, есть и оставалась главным и последним оппонентом и НАТО, и Израиля, и США на Ближнем Востоке. Поэтому к Сирии такая особая ненависть.
Именно поэтому мы видим из официальных израильских СМИ, как какие-то там отставные полковники израильской армии кличут добровольцев до тысячи человек там. Один полковник, по-моему, Курсер (я это прочитал в израильских СМИ русскоязычных), чтобы воевать с Асадом, защищая Алеппо.
Уже есть инциденты, когда несколько дней назад российские самолеты сопровождали израильские самолеты и вытеснили их с территории Сирии. Я вообще полагаю, что после окончания гражданской войны военное столкновение с Израилем практически неизбежно. Именно поэтому Путин готов вывести нашу группировку как можно быстрее, потому что Израиль обязательно нанесет удар по Хезболле и по Асаду в случае его победы. Обязательно просто – тут у меня сомнений просто нет. Они не потерпят военной победы Дамаска, не потерпят военной победы Хезболлы и не станут терпеть то, во что Хезболла превратилась в ходе войны. А Хезболла превратилась в одно из самых сильных, масштабных, мощных, эффективных и современных тактического уровня боевых формирований, может быть, не только на Ближнем Востоке, но и в мире.
Д.Пещикова
― Но это будет довольно рискованным шагом со стороны Израиля. Разве нет?
М.Шевченко
― Ну, все войны последних лет были достаточно рискованным шагом. После 2006 года, когда Израиль напоролся на ожесточенное и эффективное сопротивление ливанского шиитского сопротивления Хезболла, он, как говорится, отступил. И потом только там умывал кровью палестинцев в Газе, беззащитных в принципе и беспомощных перед израильской превосходящей мощью.
Но сейчас, конечно же, вот, представим себе, что в Сирии, допустим, заключается мир. После падения Халеба у меня возникает вопрос. Дальше должна быть, по идее, провинция Идлиб. Я полагаю сейчас, что на Идлиб у сирийской власти просто нету сил военных. Бои за Халеб потребовали огромного напряжения. Это огромная военная победа, безусловно, политическая прежде всего. Но это именно победа политическая в том смысле, что теперь, как говорится, установились такие форматы, которые, наверняка, были в закрытом режиме обсуждены в рамках российско-турецко-иранских переговоров, при которых, на самом деле, Сирия может прийти, сохранив свою территориальную целостность (чего так активно не хотел Израиль и не хотел Запад), прийти к некоему миру коалиционному. Ну, такая федерация, Сирийская федерация. Такой проект есть.
Какие-то провинции находятся под контролем оппозиции, которая переходит к мирному режиму взаимодействия, да? Какие-то провинции находятся под контролем современных проасадовских войск, какие-то под контролем там алавитских формирований. Но, безусловно, формируется некое коалиционное переходное правительство какое-то под контролем, допустим, тройственного наблюдения России, Турции, Ирана. И дальше война прекращается. Асад уходит…
Д.Пещикова
― То есть вы считаете, что какие-то переговоры в рамках этих конфигураций возможны, несмотря на то, что в Алеппо были уничтожены очень многие повстанцы?
М.Шевченко
― Ну, гражданская война. Во время гражданской войны уничтожаются как повстанцы, так и солдаты правительственных войск. Это была ожесточенная война. Еще раз говорю, по всем статистическим данным первые 2-3 года войны вы, Даша, просто не представляете, с какой жестокостью убивали всех, кто был лоялен сирийскому режиму.
Вот, в Хомсе мне рассказывали люди год назад, что там происходило, когда туда вошли формирования радикалов. Это не ИГИЛ еще, это было еще до появления ИГИЛ.
Да, потом какой-то порядок был наведен, но были целые группы, которые просто, ну, как в российскую гражданскую войну такие бандформирования, которые приходили, там говорили «Вот, ваши дочери – наша добыча. Всё. Мы забираем всё, что хотим. Вы – наша добыча» и так далее. И это реальность…
Д.Пещикова
― Максим Леонардович, давайте здесь сделаем небольшой перерыв.
М.Шевченко
― …То есть кровь с обеих сторон лилась морем. Пора эту кровь заканчивать, потому что враги, общие враги там совсем другие.
Д.Пещикова
― Давайте к этой реальности вернемся чуть позже. Сейчас небольшой перерыв. Это особое мнение журналиста Максима Шевченко.
Д.Пещикова
― Продолжаем программу «Особое мнение». Со своим особым мнением в этой студии, я напомню, журналист Максим Шевченко. Так вот, Максим Леонардович, возвращаясь к реальности. И, все-таки, ну, если можно (мы просто отходим немножко от этой темы), к убийству Андрея Карлова. Есть же версия, что он (убийца) мог быть связан с Гюленом. Насколько она правдоподобная?
М.Шевченко
― Ну, это турецкая версия, пусть турки ее доказывают. Я, честно говоря… Может. Ну, наверное, мог и быть связан, естественно. Много фанатиков наплодила гюленовская организация. В Турции таких фанатиков, которые преданы идеям своих наставников духовных как, вот, не знаю, как ассасины буквально были преданы старцу горы. Это реальность, на самом деле, и организация «Хизмет» гюленовская – это такая… Конечно, я бы не назвал их «террористической организацией», это, наверное, перебор. Но то, что они, безусловно, являются некоей метафорой или парафразом масонской ложи такого классического вида, самого конспирологического, какой только можно себе представить, это безусловно так.
Д.Пещикова
― Ну, тогда возникает вопрос, почему российский посол, почему именно Карлов? Ведь, были сообщения о том, что…
М.Шевченко
― Ну, я уже сказал, Даш. Потому что истерию накачивали, истерию накачивали усиленно. Истерию, истерию и истерию. Ее качали: «За Алеппо, смерть Алеппо, Save Алеппо, спасти Алеппо, отомстить за Алеппо, Россия – убийца сирийских детей». А Россия вот она стоит, понимаете? Вот стоит посол спиной, ничего не опасаясь, открывает выставку. Ну, как вот не подойти и не выстрелить в спину этому уже немолодому и, там, человеку, который поворачивается к тебе спиной? Вот, он и выстрелил.
Д.Пещикова
― Ну, смотрите. Этот Алтынташ был полицейским. Были сообщения, что он принимал участие в охране Эрдогана. Почему не Эрдоган тогда? Почему посол, ну, казалось бы, если есть бóльшая цель?
М.Шевченко
― Россия – это зло с точки зрения тех, кто его науськивал, и тех, кто его туда, как бы, толкал, подталкивал к этому. Ну, я вам говорю, такая…
Д.Пещикова
― А Эрдоган не зло?
М.Шевченко
― Вы просто не представляете, какая истерическая… До Эрдогана добраться невозможно, поверьте. Почему, во-первых, за спиной посла не было охраны? Ну, наверное, потому что посол был в Турции, в Анкаре… Я просто видел это, как относятся к нашему послу. Это была очень уважаемая фигура. Турки его, честно говоря, очень любили, именно этого посла, этого человека, относились к нему с большим уважением. И он, наверное, чувствовал себя как дома.
Д.Пещикова
― Вы же в Турции были в день убийства.
М.Шевченко
― Я был в Стамбуле просто, да? И я могу сказать, как реагировали турки на это убийство. Я узнал, собственно, на улице. Я вот шел, разговаривал по телефону по-русски, да? И ко мне подошел человек, сказал там что-то «Террор-террор, соболезнования, выражаю соболезнования». Я говорю: «Я не понял, в чем дело?» Говорит: «Русская амбассада», значит, русское посольство. Говорю: «Посольство?» Я подумал, взорвали посольство, что ли? Ну, как-то странно: как посольство можно взорвать? Там к нему подобраться-то невозможно, там бетонные блоки, забор.
А потом уже там где-то, человек восьмой попался, говорящий по-английски более-менее, который мне сказал, что вашего посла убили. Я подумал, как можно убить посла? Потом пришел, включил телевизор в отеле и увидел по, там, 25-ти каналам… Турция – свободная страна, демократическая, и там очень много телевизионных каналов. Там, вот, не 5 как у нас политических, а их 25 и это только в Стамбуле. Я думаю, в других городах еще добавляются еще какие-то.
Все обсуждали убийство посла, общее траурное настроение, все в черном. Лица такие как… Ну, такие, трагические. И, в общем, все очень боялись вот этот первый вечер турки. Вот, мне переводили, значит, там синхронно люди. Они боялись, главное, что вот сейчас, когда у нас всё наладилось, может сейчас быть всё испорчено.
Все ждали заявлений Путина и Эрдогана, все говорили, что от их заявлений всё зависит, куда пойдет – либо опять разрыв как после самолета сбитого, либо, наоборот, будет еще большее сближение. И когда Эрдоган и Путин заявили о том, что это вот там какие-то третьи силы, ну, конечно, у всех был там… Всем стало ясно, что это, как ни горько это звучит, эта смерть открывает еще большие возможности странам для сближения политического.
Д.Пещикова
― Ну, вот, я, если честно, не очень понимаю, что могло стать причиной ухудшения отношений и разрыва, если, в принципе, понятно, что стрелял человек, не связанный напрямую с политиками.
М.Шевченко
― Я тоже не очень понимаю. Ну, даже в российских СМИ окологосударственных я видел там эти: как оказался, почему в охране Эрдогана, не специально ли турки убили? Особенно в первый вечер такие были. В России же много ненавистников этого российско-турецкого альянса, очень много, понимаете? Тех, кто хочет, чтобы Россия с Турцией воевала, враждовала и чтобы Россия считала Турцию врагом.
Есть очень сильное лобби государств, которые являются традиционно…
Д.Пещикова
― Ну, это какая-то конспирология уже.
М.Шевченко
― Да ничего конспирологического. У Турции есть и исторические смертельные враги. У Турции. Армения и Израиль, например, понимаете? Вот, у Эрдогана, по крайней мере, у эрдогановской Турции.
Там с Арменией эрдогановская Турция с Гюлем, с президентом Гюлем как раз пытались наладить отношения. Президент Гюль – он даже в Ереван летал, я помню, как раз исламский фактор, как бы, снятие националистического такого пантюркистского элемента, для армян неприемлемого, естественно, потому что кемалисты несли ответственность за геноцид. А Эрдоган – он же вообще не турок, он грузин, он чистый грузин-аджарец сам по себе. Ему, конечно, проще было договориться с армянами.
Но так или иначе всё равно тюркофобия – она существует. Там, с израильской стороны это ненависть к Братьям-мусульманам, которые фактически сегодня правят бал в Турции, потому что «Ак партия» – это либеральное крыло Братьев-мусульман, безусловно. С армянской стороны понятно, что Турция – это враг. Невозможно объяснить армянскому обществу, что турки могут быть не врагами, например.
Д.Пещикова
― А с российской стороны?
М.Шевченко
― А у России тут есть чисто прагматический интерес. Да, мы когда-то там в XVIII веке воевали, в XIX воевали, в Первую мировую войну воевали. Но это было уже почти…
Д.Пещикова
― Ну, даже сейчас, когда был сбит самолет, было понятно, кем он был сбит. И это была вполне официальная позиция Турции. А здесь другое.
М.Шевченко
― И как оказалось, что он был сбит одним из путчистов, который потом вел огонь по турецкому парламенту. То есть общий враг, общая стрельба и по нашему самолету, и по турецкому парламенту. Российский самолет и турецкий парламент оказались обстреляны общим врагом.
Д.Пещикова
― А вам не кажется, что это просто списали на Гюлена, на путчистов вот эту ситуацию?
М.Шевченко
― Ну, «кажется», «не кажется» в политике не бывает. В политике то, что принято за данность, то и остается данностью.
Д.Пещикова
― Ну, как-то не сразу извинились-то за самолет.
М.Шевченко
― Слушайте, ну, я исхожу из той реальности, которая есть сейчас, а не которая была год назад. Сейчас всё совсем по-другому, особенно после того, как Чавушоглу принял такое участие в похоронах Андрея Геннадьевича Карлова, посла и поддерживал вдову, как я понимаю, за руку, да? Министр иностранных дел Турции.
В общем, турки показали, что для них это горе. И мне кажется, что, ну, огромные перспективы, еще раз как это ни трагично говорить. Огромные перспективы. И российско-турецкий, и иранский альянс с прекращением боев в Халебе и с возобновлением, возможно, сейчас тайных переговоров по Сирии (на что я очень надеюсь), с привлечением палестинских организаций… Патрулирование в отношении израильских самолетов. То есть Россия показывает, что, даже выводя войска, согласно сообщению Russia Today (я кроме Russia Today, честно говоря, нигде не видел этого сообщения), Россия всё равно, как бы, оставляет и ракетные комплексы, и будет прикрывать небо Сирии. И, в общем, как говорится, этот альянс, который вошел на Ближний Восток, он стал реальностью.
Следующей задачей, на мой взгляд, к которой Россия еще не приступала и к которой надо приступать – это теперь надо договариваться с суннитами. Нельзя делать ставку только на шиитский фактор – это серьезная стратегическая ошибка. Это всё равно ввязываться в эту многосотлетнюю кровавую распрю, которая там существует в исламском мире и не прекратится до страшного суда, скорее всего.
Д.Пещикова
― Ну, уже ввязались.
М.Шевченко
― Ну, пока очень осторожно. Пока очень осторожно ввязались небольшой группировкой военной. Я считаю, что надо, во-первых, прекратить репрессии в отношении суннитской исламской интеллигенции внутри России. Сейчас это самое время. Сейчас вот, как говорится, одновременно правой рукой обнимаясь с шиитами Ирана и Ближнего Востока, что геополитически абсолютно верно, надо бы внутри страны и дать исламской интеллигенции, суннитской по преимуществу в Дагестане, на Кавказе, в Татарстане, ну, некие гражданские свободы, которые, во-первых, им гарантированы Российской Конституцией… А мы живем в стране, в которой пока каждый исламский интеллектуал должен 25 раз доказать, что он не враг, что само по себе уж если человек мусульманин да еще умеет читать на арабском, да еще на английском, да еще умеет и по-русски что-то говорить связное и интересное, он уже под подозрением, он уже на профучете.
Вот, мне кажется, что сейчас государство должно просто повернуться лицом к исламским гражданам и сказать им, что наши геополитические стратегические действия на Ближнем Востоке идут не в ущерб десяткам миллионов мусульман-суннитов, которые являются коренными гражданами Российской Федерации.
Д.Пещикова
― И снова программа «Особое мнение», со своим особым мнением в этой студии, я напомню, журналист Максим Шевченко. Максим Леонардович, давайте о еще одном теракте.
М.Шевченко
― Да. Ну, короче вот, хватит кошмарить российских мусульман. Надо просто принять к сведению, что мусульмане являются такими же членами российского общества, гражданского общества, как и все остальные. Как, вот, и сидящие в этой студии, как и москвичи. И имеют такие же права. Потому что создается ощущение, что это не так. Что, вот, есть вот… Все животные равны, но некоторые животные менее равны, хотя мы никто не животные, мы люди. Понимаете? Это я Оруэлла процитировал.
Д.Пещикова
― Ну, я надеюсь, так считают не многие, и наши слушатели, наши зрители вас услышали.
М.Шевченко
― Ну, такое ощущение складывается, что так иногда считают, к сожалению, наши отдельные представители государства и силовых структур.
Д.Пещикова
― Я помню ваш монолог на эту тему.
М.Шевченко
― Да.
Д.Пещикова
― Давайте о еще одном теракте. Тоже в понедельник он произошел. В Берлине. Ангела Меркель рассчитывает, что, все-таки, поймают в ближайшее время человека, который за это ответственен. Вот, кстати, в этой ситуации поимка первого предполагаемого преступника, которого потом отпустили, это что, с вашей точки зрения? Это хорошие действия силовиков или наоборот?
М.Шевченко
― Ну, это такая беспомощность немецких силовиков, которые воспеты, правда, в другой интерпретации (нацистской) массой фильмов. Да нет, и, честно говоря, Bundesrepublik тоже, их это BND, понимаете, воспето в массе криминальных сериалов как, прям, какая-то гиперэффективная служба. А выясняется, что лохи конченые, на самом деле. Упустить среди толпы убийцу, не найти его в Берлине – ну, честно говоря, это, конечно, странно.
Д.Пещикова
― А взяли не того изначально почему? Потому что были ориентированы на беженцев, на мигрантов, поэтому тут же нашли пакистанца?
М.Шевченко
― Ну, наверное. Какого-то взяли их там. «Ату, хватай!» Каждый черный, как известно, насильник, понимаете? Как в 30-е годы полиция действовала в некоторых штатах США.
Мне кажется, что вот это, конечно, точно не говорит о том, что Европа является защищенным пространством. Несмотря на все суровые физиономии, которые они строят, и несмотря на все вот эти вот показательные бесконечные блокбастеры, в которых агенты там разных спецслужб западных в каких-то гиперкомпьютерных пространствах, завешанных суперплазменными экранами, вычисляют каких-то там, не знаю, исламских террористов и всегда успешно, и всегда задерживают их в итоге. В реальности выясняется, что, честно говоря, на шнурки наступают только так.
Я вообще думаю, что миф о спецслужбах, которые везде и всюду успевают, и всё, как говорится, доглядывают – это такой миф, который надо поделить на 100 как минимум.
Д.Пещикова
― Ну, они же, вроде, определили уже еще одного подозреваемого.
М.Шевченко
― Ну, определили.
Д.Пещикова
― Не найдут?
М.Шевченко
― Давайте, пусть ищут. А я понятия не имею, найдут не найдут. Может, он уже мертвый где-нибудь лежит и никогда они его не найдут. Может, те, кто его послал, уже его грохнули, и он просто где-нибудь валяется там на дне какой-нибудь Шпрее и всё.
Д.Пещикова
― Ну, вот, когда такие вещи происходят в Европе, в принципе, кажется логичным нынешний тренд на изгнание мигрантов?
М.Шевченко
― Это не в мигрантах дело. Это какой-то один ублюдок, понимаете ли, который счел для себя возможным давить живых людей, это не надо на всех, во-первых, мигрантов вешать. Потом мигрант – понятие растяжимое. В Европе есть румынская, например, мафия. Есть сербская мафия очень жестокая. Есть польская мафия. Есть украинская мафия.
Д.Пещикова
― Ну, говорят же о тех, кто приезжает с Ближнего Востока.
М.Шевченко
― Ну, я не знаю. Есть самые разные криминальные сообщества, понимаете, которые занимаются теми или иными криминальными делами. В свое время, вот, Западную Европу потрясала на границе там Восточной и Западной Европы, Чехии и Германии война между вьетнамской мафией и, по-моему, румынской за сигареты, так называемая «Табачная война». Говорят, она была очень жестокая, в которой погибли десятки, может быть, сотни людей были убиты за право, кто будет торговать табачными изделиями и держать ларьки такие.
Поэтому это всё тоже мифология там. Все ли тунисцы плохие, если один тунисец обвиняется в убийстве? Конечно же, нет. Тунис вообще одна из самых европеизированных стран Ближнего Востока, и в Тунисе ты когда ездишь по Тунису, там на французском говорит народу не меньше, чем на арабском, а, может быть, даже и больше, потому что они многие просто двуязычные.
Д.Пещикова
― Ну, а почему так недовольны тогда европейцы беженцами? И тем потоком, который хлынул?
М.Шевченко
― Ну, я считаю, что вообще-то за этих беженцев несет ответственность Ангела Меркель, которая их туда пригласила. Конечно, безусловно, я просто не понимаю, зачем надо было толпы людей так вот завозить на территорию европейских государств, тем более государств, которые и без того испытывают серьезное давление из-за потока людей из Восточной Европы?
Д.Пещикова
― Ну, в смысле «завозить»? Они же сами бежали.
М.Шевченко
― Нет, ну, их… Границы-то нельзя самому пересечь, извините.
Д.Пещикова
― А вы разве не помните, как не пускали их?
М.Шевченко
― Но потом-то их пропускали! Потом-то им сказали, что им будут давать еще социальные там дотации какие-то.
Д.Пещикова
― Ну, сейчас курс меняется. Меркель же уже сказала, что не все смогут остаться и что будут минимизировать.
М.Шевченко
― А какие критерии? Это же демагогия просто. А какие критерии? Кто не сможет остаться? Сторонники ИГИЛ не могут остаться? Кто еще не сможет остаться? Как они в либеральном европейском обществе начнут отделять чистых от нечистых?
Д.Пещикова
― Ну, она обещала, что каждое досье…
М.Шевченко
― По каким критериям?
Д.Пещикова
― …будет отдельно рассмотрено. Видимо, будут анализировать основания.
М.Шевченко
― Досье? А в досье что будет написано? Там, сочувствовал Джабхат Ан-Нусре, сочувствовал ИГИЛ, часто высказывал идеи о том, что можно давить людей автомобилем?
Д.Пещикова
― Ну, досье – имеется в виду пакет документов, которые представляют эти люди.
М.Шевченко
― Так пакет документов – что там написано? Там жил, учился, работал, фотография, имеет детей, жену, там не знаю, мусульманин. Что там еще может быть написано в этом пакете документов? Там же не будет написано, там, сочувствует Усаме бен Ладену или, там, глубоко верует в идеи ИГИЛ, запрещенной в России террористической организации. Это же ни один человек не напишет в анкете.
А те люди, про которых это известно, они проходят по другому специальному файлу тех, кто находится в розыске и которых спецслужбы мира считают особо опасными.
Д.Пещикова
― Ну а что ж теперь делать Германии? Всех оставлять и принимать дальше людей, раз уж начали?
М.Шевченко
― Мне хотелось бы, честно говоря, про Варвару Караулову поговорить, потому что…
Д.Пещикова
― Ну, мы про нее обязательно поговорим.
М.Шевченко
― Потому что пусть это немцы решают эту проблему. Она их туда позвала. Вместо того, чтобы дать деньги Эрдогану и чтобы Турция и страны Ближнего Востока их у себя содержали (эти миллионы людей). Они решили решить какие-то, значит вот, вопросы внутри себя.
Я считаю, например, что экономические были причины. За счет ввоза этой огромной толпы беженцев они смогли создать мыльный пузырь, так называемый гуманитарный финансовый мыльный пузырь неконтролируемый.
Сколько выделяется на беженцев в год? 100 тысяч евро? 200 тысяч евро? Миллион евро? Кто знает эти суммы? Кто их считал, кто их контролировал? Это, как говорится, помогло им преодолеть определенного рода кризис – списать часть денег, перевести их туда, вот в эту сферу, как бы, поможем всем миром беженцам. Это огромные деньги, между прочим, это сотни миллионов евро, я так думаю. Поэтому была вот такая афера, своего рода гуманитарная Панама. Ну, пусть теперь платят – вот, пузырь начинает лопаться.
Д.Пещикова
― Давайте про Варвару Караулову.
М.Шевченко
― Давайте.
Д.Пещикова
― Ну, ваше отношение к этому делу, в общем-то, известно.
М.Шевченко
― Ну, я считаю, что это чудовищный приговор, да, который совершенно неадекватен ее намерениям, ее вине. Особенно меня поразили слова прокурора. Я внимательно читал всё, что газета «Коммерсантъ» публиковала (у нее были подробнейшие рассказы об этом процессе). Когда прокурор сказал «Да, она переписывалась с этим вербовщиком ИГИЛ (якобы вербовщиком), с парнем, с которым она переписывалась такими, значит, звуковыми сообщениями по WhatsApp длиной в 30-40 секунд». Прокурор говорит: «Я допускаю, что за прослушивание коротких сообщений можно испытать симпатию, но любовь испытать невозможно». Вот то, что у нас прокуроры теперь определяют разницу между любовью и симпатией, и когда можно испытать любовь – это, я считаю, достижение правосудия: такого еще в истории не было.
Мог ли Ромео, увидев Джульетту на балу доли секунды и потом подойдя… Значит, с кем он там? С Тибальдом? Не с Тибальдом, а с Меркуццио, по-моему, он туда пробрался. Сказать «Кто этот ангел? Я полюбил ее». Он обменялся с ней по-нашему смсками, сообщениями WhatsApp с Джульеттой. Еще до того, как он ее увидел, он с ней перебросился словами буквально. Там секундные были. И испытал глубочайшую любовь.
Значит, прокурор наш, который разбирается в любви лучше Шекспира и лучше всей мировой культуры, и опровергает опыт человечества, который говорит про то, что любовь – это мгновенное чувство, которое иногда настигает женщину или мужчину по непонятным каким-то причинам (психологи, правда, считают любовь тяжелым психическим заболеванием некоторые). Но так или иначе это то, что человеку свойственно переживать.
То есть ее осудили фактически, потому что суд не разобрался, можно ли мгновенно полюбить человека в течение 30 секунд или можно испытать влечение. Вот, они ее посадили за симпатию.
Д.Пещикова
― Но, может быть, вы тоже немного передергиваете? Послушайте, ее же не за это посадили.
М.Шевченко
― Это речь прокурора! Это же не я выдумал.
Д.Пещикова
― Ну, это фрагмент из ее выступления.
М.Шевченко
― Потому что прокурор тем самым опровергал ее, как бы, позицию защиты, что она его любила и что она по любви поехала.
Д.Пещикова
― Ну, обвинение же говорило и о том, что она могла бы стать инструментом в руках тех, кто ее к себе звал.
М.Шевченко
― Могла бы. Но разве можно сажать за то, что несчастная девочка, влюбившаяся девочка, которая не знала мужчины, которая не знала любви, поехала куда-то туда из романтических или каких-то любовных соображений, бросать ее за это в тюрьму? В этом же вопрос.
Ее посадили за то, что она не любовь испытала, а симпатию. Вот, за симпатию 4,5 года. Это, честно говоря, сталинские палачи просто рыдали бы от зависти, понимаете, при этой прокуратуре и при этом обвинительном заключении.
Д.Пещикова
― Вот, вы знаете, я вас сейчас слушаю, у меня такое ощущение складывается, что вот этот приговор – он может привести к героизации даже Карауловой, героизации ее действий.
М.Шевченко
― Ну а, может быть, это рассчитывали те, кто ей давали эти сроки, понимаете? Андрей Ашкеров, наш блистательный современный философ, очень интересно это описал сегодня в блоге своем в Facebook. О том, что приговор Варваре Карауловой следует из приговора «Pussy Riot» о том, что… Ну, я не буду повторять всякие нюансы литературные, достаточно грубые для эфира, но интересные с интеллектуальной точки зрения, что это, мол, вброс такого консервативного образа, гиперконсервативного в консервативное пространство, которое возникло на процессе «Pussy Riot», когда возникло такое пространство скреп и большого духовного большинства. И, вот, решили, как бы, дать приговор Варваре Карауловой, чтобы сделать еще более радикально консервативный, противопоставить современному консервативному. Потому что либерального нет ничего. Попискивают разгромные либеральные хомяки, там, мыши, понимаете, тихонечко. Нету никакой либеральной оппозиции.
Но какая-то нужна…
Д.Пещикова
― Но в глазах тех, кто не согласен с этим решением, вот, согласитесь, она превращается сейчас в страдалицу.
М.Шевченко
― Я не согласен с этими решениями, потому что это приговор не справедливый. Это приговор не справедливый. Не вступала она в ИГИЛ. И признательные показания не могут быть царицей доказательств.
Д.Пещикова
― К тому же она от них отказалась.
М.Шевченко
― К тому же… Ну, это кого волнует в наших судах отказ от показаний признательных? Вот, в Нальчике все отказались практически, сказав, что под пытками. И были фотографии их во время этих допросов, там, опухших кусков мяса, в которых их превратили в 6-м отделе Нальчика, понимаете? Покойный Анатолий Кяров, палач и садист. Но всё равно суд это не принял во внимание. Суд не принимает во внимание.
Для российских судов признательные показания в ходе следствия по-прежнему остаются главным обвинительным фактом. Как и в деле Варвары Карауловой.
Д.Пещикова
― Давайте на этом завершим. Спасибо большое. Это было особое мнение журналиста Максима Шевченко.
