21 декабря 2016 года в селе Куйбышево Ростовской области торжественно открыли памятник Иосифу Виссарионовичу Сталину. Дата выбрана не случайно: это день рождения Верховного Главнокомандующего. История бюста уникальна. В 1941 году при отступлении его спрятали бойцы Красной Армии. После войны бюст считался утерянным, пока участники поискового движения «Миус-Фронт» не нашли его. Отреставрировали бюст на деньги общественников, среди которых были и ветераны войны.
Сегодня личность Сталина вызывает резонанс в российском обществе. Все больше людей стали уважительно относиться к вождю. Вместе с тем, российское общество всколыхнули скандалы, связанные с деятельностью «Ельцин Центра» и установкой памятных досок Маннергейму и Колчаку. Идеологию российского общества и основные болевые точки мы обсудили с Михаилом Делягиным, независимым экономистом, директором Института проблем глобализации.
«СП»: — «Ельцин Центр». Критические замечания в адрес этой организации звучали со стороны Никиты Михалкова, Владимира Соловьева и других известных личностей. Почему подобные организации существуют? Нужно ли их контролировать?
— «Ельцин Центр» был придуман государством для укрепления патриотизма, для уважения к своей истории в лице первого президента нынешней, постсоветской России. К сожалению, при этом забыли, что перед тем, как что-то пропагандировать, в этом надо разобраться. В результате из проявления уважения к первому президенту Российской Федерации Центр превратился, насколько можно судить, в инструмент пропаганды и уничтожения страны, которая осуществлялась в 90-е годы, в том числе, и Борисом Ельциным. Причем Ельцин это осуществлял в основном из жажды власти, из-за неумения, отчаяния, беспомощности, ограниченности и личностных, и исторических возможностей.
Естественно, люди, которые убивали Россию в 90-е годы, сбежались под крышу «Ельцин Центра» и, как следует из имеющейся информации, начали пропагандировать то, что Россию не нужно развивать, а ее нужно «реформировать» (то есть уничтожать), как они это делали в 90-е годы. Поэтому любую организацию, которая занимается формированием общественного сознания, нужно контролировать.
«СП»: — Чем опасен «Ельцин Центр» сейчас?
— «Ельцин Центр» осуществляет большое количество программ, которые формируют общественное сознание. В силу специфики он формирует общественное сознание в абсолютно разрушительном, на мой взгляд, и самоубийственном для России ключе. Недаром в ходе проведенного мною интернет-опроса наиболее популярными были идеи о превращении Ельцин-центра в Сталин-центр или в музей преступлений либеральных реформаторов против России.
«СП»: — Мемориальная доска Карлу Маннергейму в Санкт-Петербурге. Памятная доска Александру Колчаку в том же городе по согласованию с губернатором. Борьба идей? Кто побеждает?
— Установить доску Колчаку в Сибири — это то же самое, что поставить памятник Гитлеру в центре Тель-Авива, даже не Иерусалима. Исторические факты, — а это многочисленные свидетельства очевидцев, в том числе и западных наблюдателей, участников процесса, — беспощадно свидетельствуют: на каждого убитого в Сибири красными приходилась сотня убитых белыми, в первую очередь — именно колчаковцами.
Конечно, Колчак лично не убивал, но он разрешил убивать. Если кто-то был нормальный — он не убивал, а если кто-то был садистом или сходил с ума — то он делал всё, что хотел, и не оставлял ни свидетелей, ни отчетов. Об этом аду, воспеваемом нынешними либералами, можно судить сейчас только по воспоминаниям случайно выживших. Аналогичная ситуация с Крымом, где подробно изучены действия ЧК, но практически не известно про значительно более чудовищные зверства врангелевской контрразведки, так как большевики были заняты строительством нового общества, а не травмированием его психики смакованием зверств своих противников, а архивы белые забрали с собой или уничтожили.
Что касается доски Маннергейму — это как если бы церковь канонизировала Иуду: до момента своего предательства он был хорошим человеком, и сам Иисус считал его своим учеником. Маннергейм был тоже хорошим человеком, пока не начал воевать с нами. Он никогда не скрывал отношения к красным и «партнёром» нам не был, поэтому он напал бы в любом случае. И то, что мы отодвинули границу от Ленинграда, собственно говоря, его спасло. Я очень долго думал, что финны не обстреливали Ленинград из артиллерии, потому что у Маннергейма были какие-то сантименты, — но историки доказали: на самом деле финнов просто не подпустили достаточно близко, а дальнобойной артиллерии у них не было. Поэтому им просто не из чего было обстреливать Ленинград. Когда финны что-то пару раз захватывали, они немедленно начинали обстрел, но наши быстро их из этих близких мест выбивали. Так что и эта легенда про благородство наших врагов умерла.
«СП»: — Однако большевиков ругают больше и находят у них больше недостатков.
— Конечно: ведь большевики олицетворяют собой справедливость и развитие, и нынешние либеральные руководители социально-экономической сферой, искусственно удерживая десятки миллионов россиян в нищете и бедности, искусственно блокируя развитие страны в интересах глобальных спекулянтов, не могут не видеть, что образ большевиков является для них смертельным разоблачением.
Тогда вспомним о том, что Колчак был сотрудником английской разведки и давал присягу. Все документы сохранились. Вспомним, что левые эсеры брали деньги у японцев во время русско-японской войны. Все знают, что товарищ Ленин приехал из Германии, а товарищ Троцкий приехал из Нью-Йорка. Многие любят ругать большевиков и революционеров, но они совершенно забывают, что Николай II и его семья владела мануфактурами, которые производили во время русско-японской войны лучшие в мире винтовки Мосина, которые продавались японской армии. Да, через посредников, но это было очень прозрачно! Это было настолько чудовищно, что даже большевики не разоблачали эту сторону царизма.
«СП»: — Насколько велика вероятность революционного сценария в России? Эксперты видят повторение, в том числе, в экономических событиях перед революцией 1917 года и на современном этапе. Все ли повторяется?
— С одной маленькой поправкой. Если наши революционеры читали Ленина, то и наша система безопасности читала его тем более. Поэтому субъективного фактора революционной ситуации не будет, и мы сорвёмся не в революцию, а в смуту. И это будет не в 2017 году, потому что Россия сейчас охвачена национальным психозом «лишь бы не было революции», а позже. Возможно в 2018 году.
«СП»: — Как проявляется смута?
— Революционная ситуация без субъективного фактора. То же самое, только без партии большевиков. Всеобщий хаос, грубо говоря.
«СП»: — Это страшнее.
— Да, это «махновщина». И это не то, что было в Москве, а то, что было на Украине в 20-е годы XX века. Почитайте Булгакова, как он описывал тогдашние события в Киеве.
«СП»: — Сегодня все больше людей стали уважительно относиться к Сталину. В тоже время острые споры вызывает даже памятник в его честь. Такое ощущение, что идет разделение людей по отношению к данной исторической личности. Расскажите, что для Вас значит личность Сталина? Что Сталин означал для всей страны?
— Люди делятся на тех, кто уважает свою историю, и тех, кто не уважает. А также на тех, кто способен к логическим заключениям и тех, кто к ним не способен. Часть людей, несмотря на сознательную и систематическую дебилизацию нации, сохранила способность сознавать, что российские технологии заложены при Сталине. Города спланированы и массово строились при Сталине (до него — по заранее разработанному плану — только при Екатерине Великой). Мы живём в стране, которая была создана если даже не самим Сталиным, то при нём и по планам, разработанным при нем.
С другой стороны, колоссальный гуманизм, который развился в 60−70-х годах, был заложен тоже при Сталине: людей нельзя убивать просто так. Мы очень не любим сталинский террор, но напомню, что при Сталине средний уровень оправдательных приговоров составлял 10−12%, во время большого террора — 8%, а сейчас — менее 0,5%. Вопрос, — кто здесь гуманист, а кто здесь зверствует?! Кто выстроил машину репрессий, а кто пытался поддерживать общество?!
Социальный прогресс при Сталине был ощутим: люди жили лучше. На товары первой необходимости снижались цены, на товары роскоши повышались. Но, поскольку люди роскошествовать не могли, в целом цены снижались, и снижались очень здорово. СССР отменил карточную систему в 1947 году, а Англия — в начале 50-х годов: страна-победительница, которую разрушили неизмеримо меньше, чем нас. А в Италии в Неаполе люди до 1955 года жили ещё в норах, в пещерах.
«СП»: — Это показательный пример.
— С другой стороны, конечно, история очень жестока, — но это наша история. Причем всё это происходило в условиях враждебного окружения, которое возникло не потому, что мы были параноиками, точно так же как «белый террор» возник не в ответ на «красный». «Белый террор» начался, кстати, непосредственно 7 ноября 1917 года, когда юнкеры захватили в Кремле гарнизон, который даже не сопротивлялся, потому что не понимал, что происходит. Его расстреляли, — и партия «Яблоко», кстати, торжественно, официально и открыто празднует этот расстрел чуть ли не как начало демократии в России. Вот такие у нас десталинизаторы и демократы, такие у них ценности.
Поэтому, если люди нормальны, то они с уважением относятся к Сталину. Так же как французы с уважением относятся к Наполеону, американцы к Вашингтону, китайцы к Мао Цзэдуну. Потому что, если Вы не уважаете свою историю, Вы не уважаете себя. А если Вы не уважаете себя, Вы не способны ни с кем конкурировать. И это главная причина, по которой нас стараются заставить перестать уважать себя, — в том числе и сознательным очернением всей нашей истории.
«СП»: — И более того — делают нас виновными.
— Конечно. Для Запада и его либеральных шавок в России мы должны до самой смерти делать только две вещи: платить им и каяться перед ними. Уже появляются сообщения, что Вторую мировую войну начал Сталин. А через некоторое время нам расскажут, что и в холокосте виноваты мы. 30% молодых японцев знают (не думают, а знают!), что атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки сбросил Советский Союз.
«СП»: — Почему говорят, что вся промышленность была создана при Сталине? В царской России была сильная промышленность.
— Эта промышленность, — кстати, весьма слабая, — была уничтожена гражданской войной. А затем вся промышленность, уже на новой технической основе, была создана при Сталине. Кстати, в царской России почти вся промышленность принадлежала иностранному капиталу.
«СП»: — Основной обвинительный довод, который приводят — сталинские репрессии. Они были неизбежны?
— Да, загубили миллионы. Но объективный историк ищет причину общественных катаклизмов, и этой причиной не бывает отдельная личность. Личность может поощрять террор или нет, — и мы видим, что именно Сталин остановил репрессии. И те, кто старательно игнорирует это, стараются или снять ответственность с себя, как Хрущев, или разрушить нашу идентичность, как западники, или отвлечь внимание от собственных преступлений, как либералы.
Кроме того, есть одна маленькая деталь: посмотрите, как много родственников жертв репрессированных. В каждой семье кто-то репрессирован. Понятно, что за три поколения люди перемешались. Но это означает, что у репрессированных оставались родственники. Да, был Акмолинский лагерь жён изменников Родины (А.Л.Ж.И.Р), да, установка «сын за отца не отвечает» выполнялась далеко не всегда, но в целом репрессии не приводили к уничтожению родных. Родные оставались. Потом они сыграли свою роль в истории, потому что они судили историю по своим семьям.
Мой одноклассник был родственником Льва Разгона, начальника московского ГПУ, которого якобы невинно репрессировали. Он потом написал трогательные мемуары, в которых красочно рассказал, как ему ломали жизнь, — а вот про тех, кого уничтожил он, эта невинная жертва сталинского террора рассказывать как-то постеснялась. Да что там, российские либералы даже Исая Берга, изобретателя душегубки (в серию, в отличие от нацистской Германии, она не пошла, так как к моменту ее изобретения террор как раз был прекращен), официально чтят как невинную жертву сталинского террора!
Так вот, мой одноклассник рассказывал воспоминания своей бабушки, которая ездила по Москве в лакированной машине, когда была маленькой девочкой. Для неё, да и для нас всех тогда, в позднесоветской Москве, это было очень круто: в классе, по-моему, машин не было ни у одной семьи (или, как минимум, об этом не упоминали). А я помню из рассказов своих родственников, — когда полковник Красной армии в те же годы приносил домой два кулька проса в виде пайка, это была роскошь.
Конечно, разговоры о том, что «большой террор» коснулся лишь начальства, виновного в его организации, — ложь: большинство погибших было обычными людьми. Однако те, кто непосредственно организовывал «большой террор», были уничтожены почти все: они понесли кару за свои злодеяния. Кроме, разумеется, таких людей, как Хрущев, это понятно.
Важно, что репрессии 30-х до «большого террора» действительно носили социальный характер: людей отправляли в ссылку, арестовывали не столько за индивидуальные действия, а по социальным группам. Однако большинство возвращалось из этих ссылок. Да, были ужасающие эпизоды: людей выбрасывали в поле, в том числе и зимой. Но, если потом об этом узнавали, значит, было кому рассказывать, значит, люди там выживали. Когда людей уничтожали полностью, то рассказывать потом некому. У нас половина европейской части страны находится в местах немецких расстрелов, и никто даже не знает, что это за захоронения, потому что никого не осталось.
«СП»: — Без репрессий нельзя было обойтись в то время?
— Обойтись было можно, если перенести людей 60-х — 70-х годов ХХ века в период после Гражданской войны. Вот только взяться им там было неоткуда. Общество находилось на грани сумасшествия: не просто так у нас сложилась тогда лучшая в мире психиатрическая школа. Мы не представляем себе сегодня ужасы гражданской войны, даже ужасы Великой Отечественной войны не представляем. И когда в конце 20-х годов люди падали в корчах на улицах, на вокзалах — никто не реагировал. Это было нормально. Верующие говорили, — к человеку пришли те, кого он убил; неверующие говорили, — контуженный. Общество было разрушено. Психика была полностью разрушена.
С другой стороны, шла борьба за власть. Причем, когда борьбой за власть занимаются исчадия гражданской войны, это происходит совсем по-другому! Приведу пример: 1927 год, десятилетие Великой Октябрьской социалистической революции, попытка переворота Троцкого. Очень напряжённый момент. По Красной площади идёт демонстрация трудящихся, а в закоулках избивают сторонников Троцкого, блокируя их и не давая выйти им на площадь. Комкор Штерн достаёт шашку на ступенях Мавзолея, вынимая её наполовину и, обращаясь к Сталину, говорит, — уж я тебе уши-то сейчас отрежу, морда ты кавказская. Он ничего плохого в виду не имел, дружеская шутка. Его в 1937 году расстреляли, но не за это. Это была почти норма!
Кстати, сталинская конституция 1936 года до сих пор самая демократичная. Потому что КПСС официально стала ведущей и направляющей силой общества только в 1977 году. А до этого подразумевалось, что ее члены конкурируют со всеми остальными членами общества. И, если ты лучший, то ты можешь быть коммунистом. Но если ты коммунист и не лучший, то освободи место.
«СП»: — Какая-то уникальная система и даже нереальная в современном мире.
— Да, это уникальная система. И Конституция 1936 года предусматривала конкурентный выбор, открытый и свободный. Нельзя было создавать некоммунистическую политическую структуру, но можно было создавать общественную организацию. И общественная организация могла участвовать на выборах, могла выдвигать своих кандидатов. Причём общественная организация — не только профсоюзная и молодёжная, но еще и культурная организация. А культурная организация — это не только клуб по интересам или общество развития той или иной национальной культуры. Это и религиозные организации. Таким образом, Конституция 1936 года и принятый на ее основе закон и конкурентных выборах создали конкурентную политическую среду, — вот только партхозноменклатура, вышедшая из горнила гражданской войны, провела конкуренцию в форме террора всех против всех.
«СП»: — А как вы относитесь к коллективизации?
— НЭП выработал свой ресурс, надо было повышать эффективность сельского хозяйства и высвобождать людей из деревни для создания индустрии. А то, что эту задачу решали методами гражданской войны, — так в условиях социального ада того времени других методов просто не знали.
Мы также забываем, зачем нужна была коллективизация. Напомню, что французы начали строить линию Мажино против Германии в 1928 году: Гитлер еще был никем, но уже было всем понятно, что будет война. И нашей стране нужно было готовиться к войне, а НЭП свои ресурсы выработал, и создавать промышленность, опираясь на НЭП, было невозможно. Мы не знаем, что 80% предпринимателей той эпохи — это государственные служащие и их близкие, которые пилили государственные активы. Но остальных 20%, при правильной организации, действительно хватило на то, чтобы поднять страну до определённого уровня. Но в конце 20-х надо было идти дальше.
Когда в 1929 году Сталин проехал по Сибири, ему крестьяне очень внятно объяснили, что с Советской властью сотрудничать на приемлемых для нее условиях они не будут, так как это невыгодно. Я встречался с родственниками участников этих разговоров, ему все очень внятно объяснили, — он понял и сделал выводы.
Во время войны Аверелл Гарриман, посланник и ближайший помощник Рузвельта, спросил Сталина, — какой момент был самым сложным в его биографии? Незадолго до этого Гитлер чуть-чуть не взял Москву, и Гарриман ожидал услышать что-то военное. А Сталин сказал: были ужасные четыре года, когда нужно было начать пахать землю тракторами. Отмечу, что Сталин очень трепетно относился к словам и слово «ужасно», по-моему, никогда не употреблял — ни до, ни после беседы с Гарриманом. Это было категорической необходимостью: если не повысить производительность труда на селе, то не будет людей для строительства заводов, и мы проиграем в надвигавшейся тогда войне.
«СП»: — Тем более учитывая, что мы сами создали трактор.
— Это отдельная история. У нас в музеях стоит трактор американской фирмы «Фордзон». Эти тракторы были не приспособлены к нашим условиям. Они ломались, приходили в негодность. И первая попытка посадить людей на тракторы окончилась жутким провалом, катастрофой, о которой мы стараемся умалчивать до сих пор. Потому что купленные на валюту тракторы быстро сломались, и их невозможно было в тех условиях починить. Можно обсуждать была ли это диверсия или нет, но это исторический факт.
Люди, которые преодолевали подобные проблемы, для своего времени и своих условий демонстрировали невероятный уровень гуманизма.
