Несмотря на идущую в России минимум двадцать, если не двадцать пять лет не очень агрессивную, но настойчивую кампанию реабилитации идеи монархии и самой династии Романовых – для общества остаются экзотикой и не приживаются ни одна, ни другая идеи.

Это не оценочно идеологическое утверждение – а простая социологическая констатация.

В общем-то понятно, откуда идея монархии возникла из небытия, в котором пребывала в советское время:

— с одной стороны, советская традиция долгие годы отвергалась как таковая – хотя больше властью, чем народом: все-таки не будем забывать, что в 1996 году на президентских выборах победил лидер партии, объявлявшей себя коммунистической и апеллировавшей к советскому наследию, а то, что эта партия оказалась некоммунистической и ее лидер – не имел бойцовских качеств большевика чтобы отстоять свою победу – их субъективные проблемы;

-с другой стороны, условно «демократическая традиция» — оказалась настолько хуже в своем воплощении любого мыслимого тоталитаризма – что рассматриваться как предпочтительная в основном уже не могла.

Оставалось искать утешения в сказке – мифологизированном образе «Святой Руси», «самодержавия, православия и народности». С этими образами пытались играть все: КП РФ, власть, ищущее утешения народное сознание.

Но, при этом, никто из них, всерьез собственной игры не принимал и все это было нечто наподобие романов Вальтер Скотта о гордых древних королях, благородных рыцарях – или книг Толкиена.

«Сибирский цирюльник» Михалкова, — был вершиной этой нереальности.

Однако часть интеллектуально-активного политического класса – во все это монархическое наваждение на самом деле поверила – как подростки верят в эльфов, гномов и хоббитов.

Тем более, что если в российском сознании монархическое правление и является чем-то явно архаичным – в мировой, да и демократически-европейской практике оно вполне распространено.

Так, среди стран Западной Европы. монархии существуют в Великобритании, Норвегии, Швеции, Дании, Голландии, Бельгии, Люксембурге, Лихтенштейне, Андорре, Испании, Ватикане – 11 странах.

Республики – в Исландии, Ирландии, Германии, Франции, Австрии, Швейцарии, Португалии, Италии, Греции, – 9 странах. То есть, с одной стороны, в большинстве – правление формально монархическое, с другой – по уровню современности, социальной защиты, демократии, материального благополучия — сегодняшние европейские монархии ничем не уступают республикам.

Страны, входившие в зону влияния СССР – естественно выносятся за скобки, поскольку там, включая Финляндию, монархии не могли сохраниться по определению.

В королевствах Норвегии и Швеции – вообще существует что-то на подобии социализма, а монархическая Испания при всех своих проблемах явно благополучнее республиканской Португалии. И нигде, кроме Ватикана – нет абсолютной монархии.

Из континентов ни одной монархии нет только в Южной Америке (в Северной — монархия Канада, а Австралия и Новая Зеландия – формально тоже монархии) — и пока особого процветания, большего чем в республиканских США, это не принесло.

То есть – форма есть форма. И сегодня на суть – она влияет мало. Главную роль играет традиция.

Вообще, само понятие «монархия» сегодня размыто. Все названные – монархии в традиционном смысле: высший пост передается по наследству и принадлежит царствующей династии. Но на смысловом уровне – «монархии» как целостной не расчлененной абсолютной власти в названный странах в общем-то нет.

Династия, корона и трон сохраняются большей частью в качестве символа верности традиции. Частью – как ритуальный и в тоже время страховочный политический институт, формально независящий от партийных симпатий и принадлежности.

Дань традиции и институт постоянства.

Причем из названный стран Европы, в великих или некогда бывших великими, исторических державах, Великобритании и Испании монархия свергалась – но была восстановлена и прижилась – в первой в 17 веке, во второй – в двадцатом.

В Италии и Германии она, как общая для страны форма правления просуществовала менее столетия, так, в общем-то и не прижившись.

Во Франции монархия за 80 лет свергалась пять раз, и ее чуть было не восстановили после падения Парижской Коммуны, но как истинный роялист, Генрих Пятый, граф Шамбор, которому монархическое большинство французского парламента в 1873 году предложило трон и корону, оказался настолько глуп и чванлив. что не смог согласиться на предложенный ему трехцветный (хотя и с короной и лилиями) флаг – и потерял последний шанс, а монархистам разных партий не оставалось ничего, как провозгласить республику.

То есть с появлением парламентского правления сама по себе монархия становится вопросом традиции и относительной случайности. И, иногда, бывает полезна: вступивший после смерти Франко на престол Испании Хуан-Карлос, с одной стороны оказался по убеждениям социалистом, с другой достаточно дальновидным и техничным политиком, чтобы обеспечить в стране процесс согласия и мирно превратить фашистскую диктатуру в социальную и демократическую республику.

Идея монархии реабилитуется там, где компрометирует себя республика – и том случае, если сама не слишком скомпрометирована.

То есть – является вопросом во многом психологического предпочтения народа. В России скомпрометирована «демократия», как опереточное подражание Западным системам. Но не скомпрометирована республика – потому что наибольший влет России (СССР) и наибольшее могущество и процветание страны оказалось связано именно с республиканским правлением.

Данные утверждения могут показаться произвольными и субъективными – но они лишь вывод, как и говорилось, из данных социологов. По случаю четырехсотлетия провозглашения царем России Михаила Романова, которое обычно называют «призванием Романовых», что исторически неточно, – ВЦИОМ провел опрос на тему отношения к монархии с современной Росси и опубликовал его данные (http://wciom.ru/index.php?id=459&uid=113775).

Кстати, опубликовал практически в годовщину Парижской Коммуны.

Выбирая между монархий, с наследственной передачей власти и республикой с выборной властью – за монархию высказались 11 % граждан. За республику – 82 %. Как ни ругают подчас представители некоторых политических течений не только Октябрьскую Революцию, и Февральскую – результаты свержения монархии все-таки считают положительными более 80 %.

При этом говорят, что в полной мере выступают за монархию и даже знают того, кто мог бы взойти на престол – вообще лишь 4 %. Отвечают, что при прочих равных не против монархии, если вдруг найдется достойный кандидат – 24 %. И 67 % выступают против монархии при любых обстоятельствах.

Когда респондентов спросили, кого они предпочли бы видеть на престоле, если вдруг, непонятным образом, монархия все-таки будет восстановлена, — на возвращение династии Романовых согласились 6 %. О том, что тогда уж нужно выбирать монарха на новом Земском соборе или лучше на Референдуме – ответили 13 %. И 70 % твердо заявили, что никогда монархию не примут, а ее восстановление в России – и невозможно, и нелепо.

В связи с этим два интересные момента: во-первых, при 11 % предпочитающих монархию и в целом 28 % готовых не протестовать против ее восстановления – на Романовых согласны лишь половина – 6 %, половина от первых, и пятая часть от вторых.

То есть, по мнению готовых на саму монархию еще и можно если что согласиться, то на Романовых – ну, уже совеем никак.

Второй момент. Если в целом по стране монархию предпочитают 11 %, то в Москве – 19 %. То есть, как не неприятно это слышать монархистам – ее идея большей частью симпатична либо элите и нуворишам, либо оторвавшимся от жизни салонным интеллектуалам. «Русь исконная» при слове царь — как и некогда, непроизвольно тянется к топору.

И еще один сравнительный момент, касающийся пристрастий к той или иной форме правления. По недавним Левадовским данным, выбирая между формами правления и политическими системами, современную западную предпочитают 12 % граждан. нынешнюю российскую – 25 %. Прежнюю советскую – 36 %.

Что-то другое – 9 %. И не смогли определиться – 16 %.

В соотнесении, с некоторыми оговорками, этих данных с приведенными выше – мы видим в данном поросе место для сторонников монархии. Но число их – вышеназванные 11 %, — оказывается на самом последнем месте.

С другой стороны – полного большинства нет ни у кого, хотя,

— во-первых, относительное большинство – у сторонников советской системы;

-во-вторых, наиболее устойчивое большинство дает блок сторонников современной системы и советской (71 %) – в противопоставлении и монархии (11 %), и западной модели (12%).

-в третьи, без участия сторонников советской модели и их поддержки – вообще большинство составить невозможно: даже объединение 25 сторонников современной модели с 12 % западников и 11 % монархистов – не дает большинства общества – вместе они набирают лишь 48 %.

— в-четвертых, если проанализировать своего рода традиционалистскую составляющую современного общества, как состоящую из двух групп: традиционалистов досоветских и традиционалистов советских – в их составе первые, досоветские, составляют подавляющее меньшинство – 11 %, вторые, советские – подавляющее большинство – 36 %.

Не только монархия оказывается в России невозможной, но и западная модель республики. Нынешняя же система власти может существовать – только в союзе и при опоре на просоветскую составляющую частью ей подражая, частью выполняя ее экономические и социокультурные требования.

И в этом отношении, если выступать сегодня за модель соврменного западного типа – является самообманом проигравших, — то призывать к монархии – явным выпадением из действительности и неким интеллигентским сном наяву, — если и не политической провокацией, направленной на раскол национально-ориентированного большинства страны.

Сергей Черняховский
Черняховский Сергей Феликсович (р. 1956) – российский политический философ, политолог, публицист. Действительный член Академии политической науки, доктор политических наук, профессор MГУ. Советник президента Международного независимого эколого-политологического университета (МНЭПУ). Член Общественного Совета Министерства культуры РФ. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...