Публикация неделю назад статьи о Сталине вызвала массу откликов как положительных, так и отрицательных. Большая часть из них интереса не представляет, поскольку они все апеллируют не к фактам, а к заранее установленной «единственно правильной» позиции. Типа «все знают». Как выясняется, «все знают» не совсем точно, однако меня больше интересуют критики адекватные. А они, в общем, задают один вопрос: какие рациональные обоснования той или иной позиции.
Это достаточно сложный вопрос, поскольку часть информации, на основании которой я принимал те или иные решения, я получил из устных бесед, часть сейчас просто не могу найти (просто не имею обыкновения записывать ссылки на все интересные мне тексты), часть представляют собой выводы, сделанные мной из общеизвестных данных, но интерпретированные, исходя из моего понимания логики государственного управления (которую я, частично, изложил в книге «Лестница в небо»).
По этой причине я даю информацию о тех или иных события выборочно, по мере того, как они всплывают в памяти или когда я наталкиваюсь на соответствующие тексты в интернете. Вот, например, вчера дал очередную ссылку на масштаб так называемых сталинских репрессий (кавычки, на самом деле, нужно ставить для каждого из двух слов, поскольку далеко не всегда «сталинские» и подчас совершенно не «репрессии»). Но главный вопрос, на который я сегодня попытаюсь дать ответ: почему я вообще решил описать историю Сталина совершенно не в той осуждающей парадигме, которая была свойственна той среде советской научной интеллигенции, из которой я сам вышел.
Дело в том, что, по мере осмысления развития истории человечества, я все более и более склонялся к концепции «элиты» – «контрэлиты» – «антиэлиты». Собственно, особенно это понимание обострилось в период моего «вхождения во власть» и последующего из нее выхода. Дело в том, что раньше, еще при социализме, я явно относился к контрэлите, как и большая часть советской научной интеллигенции. При этом вела она себя крайне пассивно, что хорошо проявилось после 1991 года, когда она не смогла себя защитить и даже выдвинуть какое-то более или менее значимое количество людей в новую российскую элиту. Но выход в «элиту» (точнее, попытка такого выхода) и уход обратно в «контрэлиту» дал мне колоссальный объем информации о взаимодействии этих групп и в том числе, о понимании роли «антиэлиты».
Напомню, что «элита» в нашем понимании – это те, кто не только является бенефициаром существующей общественно-политической ситуации, но и имеет отношение к принятию системных решений. «Контрэлита» – это те, кто считает, что общественно-политическая ситуация не является оптимальной и требует серьезных реформ. Ну а «антиэлита» – это те, кто считает, что существующая система не просто не отражает интересов общества, но и принципиально нереформируема и нуждается в категорическом сломе с ликвидацией действующих элит (чаще всего говорится именно об элитной принадлежности, а не о физическом существовании, но на практике разделить «ликвидацию как класс» и ликвидацию физическую получается далеко не всегда). Дальше в описании этих групп я кавычки ставить не буду.
Для примера можно привести яркий пример современной антиэлиты — это ИГИЛ. Для него нет вопроса о том, что делать с представителями альтернативных групп, они должны быть физически ликвидированы. «Весь мир насилья мы разрушим, До основания, а затем…» А затем будет потом, вначале нужно этот мир разрушить, в противном случае достигнуть справедливости просто невозможно. Вспомните отдельных представителей российского революционного движения XIX века, с которых Достоевский «Бесов» писал. Соответственно, договориться с ИГИЛ нельзя, его представители готовы соглашаться на любые условия, которые дают им возможность существовать дальше, а затем они игнорируют все договоренности, поскольку договариваться с теми, для кого нет места в этом мире, с их точки зрения, бессмысленно.
Аналогичная антиэлитная группа существовала и во второй половине XIX века и назывались они коммунистами. Те, кто пытался несколько смягчить базовые позиции коммунизма (то есть разрушать «мир насилья» не целиком, а только частично) назывались оппортунистами и из соответствующей среды изгонялись. Так вот, в 1917–20 гг. в результате Октябрьской революции и Гражданской войны (именно так, без войны они бы у власти не удержались) эта группа пришла к власти в бывшей Российской империи. Разумеется, все было сложнее, в советской элите было много людей, которые коммунистами никогда не были и к логике «до основания, а затем…» они относились крайне острожно, однако роль коммунистов, особенно, в рамках идеологии, была очень высока (сравни с агрессивными националистами современной Украины, которые, не представляя собой сколько-нибудь серьезное большинство, тем не менее определяют идеологический дискурс).
Как следствие, модель управления социумом в РСФСР, а затем, с 1922 года, СССР, была достаточно кровавой и жесткой. И невооруженным взглядом видно, как за примерно 15 лет эта группа мировой антиэлиты (в СССР она, как понятно, стала частью элиты) была постепенно ликвидирована, частично физически, а частично вычеркнута из реальной жизни страны. Можно сколько угодно рассказывать о кровавых выходках Розалии Землячки и Бела Куна в Крыму, но нельзя не отметить, что их роль в жизни страны после середины 30-х годов была нивелирована (при этом Землячку сразу включили в пантеон героев революции, а Куна сначала расстреляли, но могло быть и наоборот, как, собственно, с Куном и произошло чуть позже). И результат этот, кто бы что ни говорил, связан с деятельностью Сталина.
С точки зрения теории власти (читай «Лестницу в небо»), для решения такой задачи Сталин должен был не противостоять машине антиэлитного разрушения (в одиночку это невозможно), а возглавить ее, а затем разрушить изнутри, используя оппозицию к антиэлитной позиции классических коммунистов. Кстати, отсюда и все истории о связи соратников Ленина с разными мировыми олигархами — вон, в ИГИЛ тоже практически все были агентами ЦРУ. И что, ЦРУ это помогает с ИГИЛ бороться? Представители антиэлиты всегда идут на такие контакты, это для них дополнительная защита.
Так вот, рассматривая деятельность Сталина с точки зрения описанной выше позиции, понимаешь, что роль его в нашей истории («нашей» — это всего человечества, поскольку ИГИЛ вне границ конкретных государств) крайне позитивна и гуманистична. С точки зрения общества, разумеется. А вот с точки зрения той части советской элиты, которая стала жертвой, как коммунистов (с которыми так просто ассоциировать Сталина), так и самого Сталина, с его крайне жестким отношением к той части элиты, которая не признавала своей ответственности перед обществом, его роль совсем другая.
Я вовсе не призываю принимать мою позицию на веру — но попробуйте проинтерпретировать свои знания о Сталине с точки зрения описанной модели. И увидите, что она отлично объясняет очень многие позиции. В том числе и то, что Сталин верил в Бога. Потому что иначе объяснить его переход с позиции коммунистического боевика (довольно естественная позиция для нищего крестьянина, для которого вопрос о справедливости был не совсем бессмысленным) на позиции жесткого национального лидера (считай, императора) достаточно сложно.
