Владимир Путин вместе с лидерами других государств принимает участие в форуме «Один пояс — один путь», который проходит в Китае.
Пузырящееся наследство Бреттон-Вудса
Это очень серьезное событие эпохального масштаба. Я бы сравнил значение этого события с Бреттон-Вудской конференцией, по итогам которой были созданы Международный Валютный Фонд и Мировой Банк. Потому что на наших глазах формируется новая архитектура мировых финансово-экономических отношений. И она сильно отличается от привычного мира либерализации по-американски, где те же Международный Валютный Фонд и Мировой Банк, выполняя политический заказ американского капитала, ломают национальные границы, заставляют все страны мира снять пограничные барьеры на пути движения капитала. Россия два десятилетия шла в кильватере либеральной глобализации по-американски, получив традиционный для слаборазвитых стран результат: государственные барьеры сняты, международный капитал может свободно гулять по нашей территории. При этом иностранных инвестиций мы особо и не видим, зато не менее триллиона долларов нашего капитала утекло на Запад. Произошла оффшоризация экономики, на сегодняшний день примерно половина прав собственности в российской промышленности принадлежит нерезидентам.
Эта оффшоризация и космополитизация нашего крупного бизнеса привела к тому, что в России построен капитализм африканского типа, где компрадорская олигархия просто откачивает из страны ресурсы ради того, чтобы безбедно жить на Западе. Это бесперспективная модель. Если идти на поводу у Международного Валютного Фонда, мы получим такой же результат как и все другие страны, которые исполняли рекомендации Валютного Фонда. Исполняли на самом деле в интересах транснациональных корпораций, которые в действительности сплошь американские, европейские и японские. И источником их силы является бесконечная кредитная подпитка со стороны эмиссии доллара, евро, йены. Это такая финансовая экспансия, которая обеспечивает им огромное конкурентное преимущество.
Но сегодня этот мирохозяйственный уклад себя исчерпал. Мы видим, что последние восемь лет идет денежная накачка всей экономики, американские корпорации могут получать кредиты под 1-2% годовых, бесконечно расширяться, но это не дает ожидаемого эффекта. Потому что из-за мотивации на получение сверхприбыли, причем краткосрочной, капитал сосредоточился в финансовом секторе. Пирамиды производных финансовых бумаг, на которых отыгрывались краткосрочные гигантские прибыли, впитали в себя практически всю гигантскую денежную эмиссию, исчисляемую триллионами долларов, евро и йены. Примерно на один доллар, который попадает в реальный сектор, где-то долларов пять всасывается подобными финансовыми «пузырями». Только то, что мир по привычке торгует в долларах, доллар используется как валюта-убежище, этот механизм продолжает воспроизводить себя.
Китайский путь
В отличие от России Китай идет своей дорогой, эта страна лидирует в мире по темпам экономического роста все последние 25 лет. Китайская модель стала очень привлекательной для развивающихся стран, мы видим, что по этому пути пошел Индокитай, та же модель формируется в Индонезии, используя элементы китайской экономической модели, вырывается вперед по темпам экономического роста Индия.
Китайская модель — это централизованное долгосрочное планирование, формирование государственных приоритетов в целях обеспечения максимального роста народного благосостояния. Здесь критерием экономической политики является не максимизация прибыли олигархов и не какие-то формальные показатели, наподобие уровня инфляции или платежного баланса, а все тот же рост народного благосостояния. Это социалистическая рыночная экономика, в которой рыночные механизмы, благодаря системе государственного регулирования, направляются на цели роста производства. При этом огромное внимание уделяется научно-техническому прогрессу. По темпам роста расходов на НИОКРы и увеличение численности инженеров Китай лидирует много лет подряд, сегодня армия китайских ученых и инженеров намного превышает нашу, и уже приблизилась к американской.
Китай не идет на поводу у Международного Валютного Фонда, в этой стране действует валютный контроль, китайцы следят за тем, чтобы деньги, которые эмитируются, направлялись на финансирование инвестиций, модернизацию и рост производства. И мы видим чудесные вещи, которые совершенно непонятны российским монетаристам: в Китае объем денежной массы вырос более чем в 50 раз. Сегодня по капитализации китайская экономика практически сравнялась с американской, а по объемам производства — превысила американскую.
За счет чего удалось добиться подобных результатов? За счет управляемой денежной эмиссии. Китай стал на ноги после реформ Дэн Сяопина, когда были развернуты рыночные механизмы и были сняты идеологические стереотипы. Рынок начал работать, функционировать на повышение объемов производства. Они следили за тем, чтобы была конкуренция на рынке, потому что если нет конкуренции, тогда рынок работает в пользу монополистов. Пекин жестко контролирует монополии, государство обеспечивает дешевый доступ к кредитам, долгосрочные планы помогают бизнесу сориентироваться. На самом деле доля рыночного сектора в сегодняшнем Китае больше, чем доля государственного. Но денежные потоки идут под контролем государства для того, чтобы подпитывать частный бизнес. В России же, замечу, деньги находятся в руках у государственных банков. В принципе, как и в Китае, только там государственные банки отвечают за рост кредита, в целях роста производства, и банки идут вслед, финансируют планы роста производства в соответствии с общей идеологией экономического развития. Эта идеология заставляет всех чиновников, от поселковых советов до ЦК Компартии Китая, работать на рост инвестиций. У них, если хотите, национальная экономическая идея — рост инвестиций. Поэтому у них норма накопления — 45% ВВП, вдвое больше, чем у нас. А с учетом объемов китайской экономики, у них объемы инвестиций на порядок больше, чем у нас. И это все результат целенаправленного управления денежной эмиссией.
Советский опыт Пекина
Китайцы предлагают сегодня всем государствам Евразийского континента, Африки и Латинской Америки вместе подумать о долгосрочных планах развития в общих интересах. Стержнем этих планов является финансирование инфраструктурных проектов. Все государства заинтересованы в современных автомобилях, качественных дорогах, скоростных железнодорожных магистралях, авиационном сообщении, устойчивом энергетическом снабжении. Пекин уже прокладывает трубопроводы, сделал пакистанскую железную дорогу, устанавливает прямой транспортный коридор с Ираном.
Когда Китай предлагает разным странам мира объединиться в решении задач развития, он исходит из своей концепции выстраивания транспортных и энергетических артерий для того, чтобы все экономическое пространство функционировало эффективно. Пекин, конечно, заинтересован в том, чтобы китайские товары продвигались по миру. Но он не ставит в качестве первостепенной задачи получение сверхприбылей, китайцы кредитуют развитие инфраструктуры не для этого, а для того, чтобы обеспечить присутствие своего бизнеса, наряду с развитием экономики этого региона. Классический пример — Эфиопия. Пока китайские специалисты и инвесторы не пришли туда, эта страна была символом голода и нищеты. Сегодня Эфиопия вышла на первое место в мире по темпам экономического роста, взяв китайскую модель за образец, и китайские инвестиции пошли в развитие инфраструктуры.
Ранее китайский опыт принял Лаос, после чего эта страна была на первом месте в мире по темпам роста, сегодня же — Эфиопия. Если темпы роста экономики Лаоса составляли где-то 12%, то в Эфиопии сейчас — больше 13%.
Китай предлагает такую стратегическую, многолетнюю концепцию сотрудничества на основе совместных инвестиционных проектов. Чем-то эта модель похожа на советскую индустриализацию в других регионах планеты. СССР занимался тем, что финансировал строительство заводов. Мы не пытались изъять прибыль из Африки, из Азии, куда вкладывали деньги. В итоге этого процесса Советский Союз закончил свой жизненный цикл с активами 140 миллиардов долларов по всему миру. Нам были должны многие страны, но мы не смогли получить деньги с них. Потому что в свое время, в рамках концепции социалистического строительства, руководствуясь планом, где не было рынка вообще, особо не заморачивались на тему окупаемости инвестиций. То есть были просто довольны тем, что на заводах в Африке и Азии выпускается металл, идет экономический рост, и они идут по пути социалистической ориентации.
Конечно, нельзя сказать, что это было чистое субсидирование. Из этих стран мы тоже получали товары, например, финики из Ливии и Египта, или пальмовое масло из стран Индокитая. Существовала и совместная с Вьетнамом нефтяная компания «Вьетсовпетро», которая действовала, правда, на рыночных принципах. То есть в рамках модели планового социализма без рынка стояла задача составить некий материальный баланс, чтобы под эти капитальные вложения шла кооперация производства, сотрудничества, и формировался общий народнохозяйственный комплекс, который охватывал очень много стран мира, составляя треть всей мировой экономики. Есть мнение, что крах Советского Союза в экономическом смысле был предрешен тем, что мы признали использование доллара в качестве мировой системы расчетов.
Китай учел ошибки СССР. И поставил в качестве одного из основных принципов — требование окупаемости инвестиций. Но повторюсь, они не закладывают сверхприбылей, потому что мыслят стратегически долгосрочно. В отличие от американской модели, где главное сиюминутные сверхприбыли. Поэтому американская экономика и стала спекулятивной. А Китай инвестировал в экономику других государств примерно триллион долларов. Поэтому Китай формирует финансовую инфраструктуру под «Один пояс — один путь», исходя из общепринятых принципов банковского кредитования. Пекин создал Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, Фонд Шелкового пути, банк БРИКС тоже сориентирован на долгосрочные инвестиции.
Почему отстает Россия
Владимира Путина принимают как главного гостя на форуме в Китае. Это говорит о том значении, которое китайское руководство придает сотрудничеству с Россией. Но наше стратегическое партнерство до сих пор очень слабо подкреплено экономически. Те проекты, которые реализованы в наших двухсторонних отношениях, это, как правило, политические решения, связанные с китайскими инвестициями в топливно-энергетический комплекс. Ну это то, что Китаю жизненно важно. И для нас это экономически выгодно. Но это не то крупномасштабное всестороннее сотрудничество, к которому следует стремиться. Дело в том, что мы не имеем за спиной механизма кредитования. Ну сколько уже говорилось о проекте «Москва — Казань» — высокоскоростной магистрали, которая дальше должна пойти на Урал, в Сибирь, в Казахстан и потом в Пекин. Китайцы за это время построили уже штук пять таких дорог, наверное, а мы всё говорим. Другой пример — автомобильная трасса «Западный Китай — Западная Европа», которая должна пройти через Казахстан и Россию. Сегодня она заканчивается на границе Казахстана с Оренбургской областью. И дальше нет дороги. Потому что нет механизма кредитования этого строительства. Сколько раз говорили о модели совместного самолета. Но раз нет механизмов кредитования, Россия постоянно проваливается в этой кооперации.
Мы, конечно, можем стоять в стороне и говорить: да, это хорошая идея. Но свято место пусто не бывает. И наше сопряжение Евразийского Экономического Союза и «Один пояс — один путь», которое наши главы государств объявили как приоритет, будет осваиваться Китаем. Наш Таможенный Союз, наше единое экономическое пространство будет наполняться китайскими инвесторами, китайскими товарами. И постепенно наша экономика будет переформатироваться под нужды китайского экономического ядра. Ну вот в моем понимании, та стратегия большого евразийского партнерства, о которой говорит наш президент Владимир Владимирович Путин, с которым он выступает сегодня, это идея равноправного сотрудничества. Идея работы вместе, ради общих интересов, что означает совместное планирование долгосрочного развития, совместное финансирование и совместное получение дивидендов. Но для того, чтобы нам на равных выступить здесь, нам нужна другая экономическая модель. Она должна иметь стратегическое планирование, она должна иметь гибкую денежную политику, механизм долгосрочного кредитования наших предприятий, участвующих в этих гигантских международных проектах. Не за китайский счет, а за счет наших кредитных институтов. А для этого без целевой кредитной эмиссии не обойтись.
Образ будущего
Китайский опыт крайне поучителен и привлекателен. Пекин не пошел на либерализацию вывоза капитала, потому что, идя по пути такого расширения своего международного участия, китайская экономика столкнулась с такой же проблемой, что и Россия — с оттоком капитала. Когда капитала стало слишком много, был возвращен Гонконг, появилась своя, по сути, оффшорная зона внутри страны. Китай остановился в своей либерализации экономики. Сегодня китайский юань признан международной резервной валютой без свободной конвертации по капитальным операциям. Китай сохранил валютный контроль, это делается для того, чтобы денежные потоки шли в интересах роста производства и инвестиций, не уходили в оффшорные зоны, не растекались и потом возвращались обратно через спекуляции, раздувая «пузыри» на Шанхайской или Гонконгской биржах.
Что важно, в рамках программы «Один пояс — один путь» предполагается сотрудничество в национальных валютах. Тем самым участники этого процесса хотят избавить себя от сюрпризов со стороны наших западных партнеров, таких как экономические санкции. То есть вариант либерализации глобализации по-китайски отличается от глобализации по-американски тем, что сохраняется национальный суверенитет, сохраняются национальные валюты. От каждого участника требуется какой-то элемент планирования своего участия, целеполагания. Потому что невозможно в рамках такой концепции, скажем, осчастливить какую-либо страну, если она сама не понимает, как она хочет быть осчастливлена.
Мы в России должны свою систему управления экономикой выстроить в соответствии с современными принципами сочетания планирования и рыночных механизмов. Так, чтобы эти рыночные механизмы работали в интересах роста производства и благосостояния людей. Обуздание денежных потоков в интересах роста производства и инвестиций, управление, создание денег — это тот момент, который у нас отсутствует. Но у нас есть производственные мощности, есть люди. Мы Китаю до сих пор строим атомную энергетику. У нас есть конкурентные преимущества в ракетно-космической отрасли, в авиационной промышленности. Просто нужно научиться управлять деньгами.
