Александр ПРОХАНОВ, председатель Изборского клуба:

– Церковь и Государство Российское в какие‑то периоды истрии просто нерасчленимы, конфликты государства и Церкви, а также симфония между ними — это и есть важнейшая составляющая русского времени и русской истории. Когда между Церковью и государством возникала зияющая пропасть, эта спираль сворачивалась и уходила прочь из русской истории. Когда наступал симфонизм, российская цивилизация процветала, становилась цветущей сложностью. Поэтому «черные дыры» русской истории, где, казалось бы, раз и навсегда кончается русская цивилизация, преодолевались иконами, на которых русское сознание «переплывало» через эти черные дыры и преодолевало их. Церковь помогала государству не исчезнуть, а постоянно воскресать.

Конфликт между церковью и государством в начале 20 века, грандиозный и страшный, тоже имеет богословское объяснение. И восстановление церкви в 90-е годы, причем восстановление практически мгновенное по историческим меркам, тоже является чудесным и свидетельствует о том, что государство, которое патронировало это воскрешение, несмотря ни на что, внутренне связано с задачей церкви, которую можно обозначить как вторая христианизация Руси.

Именно благодаря тому, что в русском государстве присутствует церковь, Русское Государство в моем понимании и становится священным, сакральным. А благодаря тому, что государство, хочет оно того или не хочет, окружает церковь своим вниманием или резким невниманием, церковь служит воскрешению Государства Российского в самые тяжелые периоды русской истории.

 

Александр НОТИН, президент общественного движения «Переправа»:

В истории человечества было три типа церкви. Первый тип – семейная церковь, это были первые люди, Адам и Ева. Второй тип церкви – это ветхозаветный народ, который был потом рассеян. Третий тип церкви – Вселенская, она возникла после Пятидесятницы, когда языками огненного пламени Святой Дух сошел на апостолов. Это и есть подлинная Церковь, о которой Господь провозвествовал словами: «Созижду Церковь мою на камне сем, и врата ада не одолеют ее». Чуть забегая вперед, скажу, что тем самым предопределена неизбежность, неотвратимость и неколебимость существования России до конца времен, до момента Второго пришествия Христа на землю, ибо государство Российское является телом, внутри которого все еще бьется сакральное духовное сердце православия. Я думаю, что Россия сейчас вплотную подводит итоги всей своей тяжелой истории и должна прийти к пониманию церкви как богочеловеческого организм.

Глава церкви у нас – Христос, а не патриарх. Патриарх у нас считается диаконом во Христе. Церковь же незрима. Она приснодвижна, границы ее неуловимы, мы не можем видеть, что происходит в душе того или иного человека, а Господь может. В этом смысле церковь постоянно меняет свои контуры. Кто-то кается и возвращается в лоно церкви, кто-то через грехи, через преступления отпадает от церкви.

Что касается государства, «аппарат насилия, машина угнетения» – это очень точная формулировка. Церковь занимается спасением одного человека, она не занимается спасением народов, не занимается спасением государств. Перечитайте всех святых отцов, Священное писание, там о государстве не так много сказано. «Не напрасно начальствующий носит свой меч», – то есть подчеркивается тот факт, что государство должно быть аппаратом насилия, что человек может и должен быть нравственным, но государство при этом само по себе не будет нравственным.

 

Виталий АВЕРЬЯНОВ, заместитель председателя Изборского клуба, доктор философских наук:

– Здесь можно процитировать блаженного Августина, сравнивавшего государство с шайкой разбойников, ведь, по его слову, «и банда является государством в своем роде…»

 

Александр НОТИН:

– Я не настолько резок, хотя в целом согласен. Хочу сказать, что у них просто задачи разные. Церковь занимается спасением человека, а государство защищает подведомственный ему социум от излияния ада на землю.

К сожалению, в целом церковь теснится сейчас по всему миру силами сатано-нигилизма. Без учета сатано-нигилизма мы мало что поймем. Например, не поймем, почему Запад проявляет всевозрастающие признаки безумия, которое граничит с утратой инстинкта самосохранения, с утратой элементарной здравой логики, перестав признавать белое белым, черное черным, что еще позволяло в середине прошлого столетия действительно строить мировой порядок. И православие сжимается, как шагреневая кожа, постепенно приобретает даже географические формы Ноева ковчега.

Нам не нужна церковь, которую будет возглавлять самодержец, и нам не нужно государство, которое будет возглавлять какая-то из разновидностей папы. Современная церковь – это грибница, церковь – это живая ткань, которая, может быть, и невидима глазу, но она дает потрясающие всходы повсюду. Важнейшую задачу реализации церковного начала в государственном строительстве в современном мире, современной России, будут играть миряне, светские люди. Это тоже один из итогов тех сложнейших исторических перипетий, которые прошла Россия.

Знаете, где происходит сейчас смычка церкви и государства? В армии. Это потрясающая вещь: тысяча полковых священников, огромная сила, которая реально работает. Нам не нужно меряться с другими державами ВВП – это не имеет никакого значения с точки зрения духовной борьбы. Запад гораздо сильнее отстает от нынешнего уровня требований к боеспособности, чем мы отстаем от него в уровне ВВП. Поэтому Запад и ярится.

И источник нашей силы – здесь, в церкви, в духовности. Но в церкви, понимаемой более широко, как средоточие Духа Святого, почивающего в душах, добровольно ему подчиняющихся. Это хомяковские определения. В этом смысле в нашем разговоре не так важны мотивы, связанные с недостатками иерархии, потому что Церковь не сводится к административному началу.

 

Виталий АВЕРЬЯНОВ:

– Я буду говорить по теме, которая у нас обозначена как сакральность и противостояние десакрализации. Хотя мы с Александром Нотиным процитировали блаженного Августина по поводу государства как шайки разбойников, но его тезка, член нашего клуба епископ Августин любит по этому же поводу цитировать Гегеля: «Государство – это шествие Бога в истории». В государстве такая манифестация высшего начала тоже присутствует. Поэтому эти два крайних взгляда двух Августинов мы можем держать в уме, и я считаю, что совмещение в сознании двух столь радикально отличных взглядов проливает на нашу тему правильный свет, потому что государство действительно способно как к озверению, так и к обожению.

Что такое сакральность и насколько эта тема сегодня актуальна?

Тема сакральности в государстве в высшей степени актуальна, потому что мы стоим на определенном историческом изломе, когда ставится под вопрос вообще наличие сакрального, наличие священной истории как текущей. Священная история, которая описана в Библии – известный термин духовной школы. Однако события, связанные с мистикой, с общением с Богом, связанные с Откровением, происходят сегодня – это значит, что священная история продолжается. Для меня это всегда было аксиомой. Я считаю, что история России в целом – это священная история, и у нас тоже есть свои Ветхий и Новый заветы. Они еще как корпуса текстов не сформировались, но они есть.

Существует священное и существует квазисакральное или антисакральное. Сакральное не противоположно государству, не противоположно развитию цивилизации. Можно задаться вопросом: а действительно, изобретательство – это от Бога или о тех самых «сынов божьих», которые, согласно Третьей книге Еноха, сошли к женам человеческим, чтобы родить от них гигантов, и научили этих жен всевозможным искусствам, ремеслам и наукам? После этого был Вселенский потоп. Изобретательство, откровение, озарение, открытие, контакт человека с этой полнотой бытия, откуда он черпает знания – это от демонов? Это фундаментальнейший вопрос, и мне представляется, верный ответ на него таков: и да, и нет. Безусловно, есть даровое тайное знание, которое можно назвать оккультно-магическим, и безусловно, есть сакральные источники знания, которые связаны с откровением и в том числе научными открытиями, изобретательством. Различение духов в этих сферах (государства, политики, развития общества, науки и технологий) полностью определяют нашу тему.

И изобретательство, и наука, и религиозное, и художественное творчество – это священная реальность, это то, что подпитывает нашу цивилизацию, то, что позволяет нам двигаться вперед. Связь между сакральностью и развитием оказывается очень глубокой, поскольку общество, которое лишено динамики, не развивается, оказывается в неком застое, утрачивает и связь с полнотой бытия. Связь пророка с полнотой бытия, когда он сообщает людям свои истины, и связь ученого, связь художника с этой же полнотой бытия – это фактически те же самые каналы благодати, по которым человек получает поддержку высших сил. В развитии (а основе любого развития лежит духовный акт) человек соприкасается с полнотой бытия, а она сакральна. Человек ощущает себя как бы членом семьи, или частью некого огромного древа, у которого есть крона, корни, и он ощущает живую связь и с кроной, и с корнями. Не будучи сам ни кроной, ни корнями, а будучи лишь маленькой клеточкой этого огромного организма, он ощущает эту связь – вот что такое живое ощущение сакрального.

Есть не только сакральность церкви, но и сакральность государства, потому что суверенность государства может держаться только лишь на осознании и ощущении того, что в этой суверенности есть высшее начало. Это государство-субъект, а не сервисное государство, к которому сегодня призывают либералы. Это государство, которое само определяет свою поступь в истории, – конечно, такое государство по природе имеет сакральный стержень. Наряду с сакральностью государства можно говорить и о сакральности института семьи, о сакральности, заложенной в тайне жизни: рождении человека, создании семьи, рождении детей, подготовке к смерти.

А этому противостоит другая «сакральность», например, «сакральность» Золотого тельца, согласно которой провозглашена священность частной собственности. Значит, и десакрализация может быть праведная и неправедная. Десакрализация государства и семьи – превращение их в договорную семью и сервисное государство – это часть духовной войны, которая ведется против нас. Чем более десакрализовано государство, тем более сакрализован Золотой телец, – это взаимосвязанные вещи. И тогда сакрализуется индивид, причем не какой-то святой или божественный субъект, а индивид как он есть на данный момент – и он должен быть увековечен в его падшем, нравственно убогом виде. Отсюда такие течения как постгендеризм и трансгуманизм, о которых с высокой степенью точности пророчествовал отец русского космизма Н.Ф.Федоров, называя их обществом «контр-Пасхи». В пафосе своем эти течения представляют собой не что иное как каверзную пародию-перевертыш на проект «общего дела» Федорова.

Так кто же этот оккультно-атеистический враг человечества? Можно сказать, что его лик уже достаточно хорошо проявился, его можно описать, и мы этим занимаемся. Отталкиваясь от этой самой оккультно-атеистической квазирелигии, от образа врага, как от противного, можно уяснить другой важнейший вопрос: что же сегодня связывает нас, как верующих, так и неверующих, как представителей православия, так и представителей ислама в России, в качестве носителей вот этой самой суверенности государства. Осознание наличия этого врага является если не единственным, то самым мощным фактором восстановления империи, соединяющей в себе религии и этнокультурные традиции. Сакральность империи коренится не в сакральности одной религии, а в способности вырабатывать союзное мировоззрение между различными носителями традиционных ценностей.

Сегодня понятие «содомия» во многих неоспиритуалистических сектах и течениях понимается уже не так, как в традиционном обществе. Вслед за сатанистами на Западе сегодня под «содомией» все чаще понимают любые формы сексуального общения людей, которые не ведут к деторождению. То есть содомия – это определенный образ жизни, который запирает эти самые потоки жизни, и фактически мы видим, что за этим оккультно-атеистическим типом мироощущения стоит определенный дух мертвечины. Это гедонизм, потребительство, иллюзионизм «живых мертвецов», которые мечтают о чудодейственной таблетке бессмертия и не хотят детей, старения и боли. Де факто же вместо бессмертия все, что они могут сегодня предложить и придумать, это техники «омоложения», косметического иллюзиона молодости и эвтаназия как обезболивание смерти.

Поэтому, когда мы говорим о церкви и государстве, мы понимаем, что, во-первых, церковь является хранительницей этих истин, она доносит их до верующих; во-вторых, для всего общества, всего государства, она является оплотом той самой идентичности, которую пытаются размывать. Причем, я хочу подчеркнуть, что я говорю не об атеизме вообще, а именно об оккультно-атеистическом комплексе. Почему? Потому что в значительной степени вот эти представления о живом, как мертвом, о человеке, как биороботе, о сознании, как о чем-то таком, что может быть перенесено на компьютерный носитель, – все это является признаками глубокого неверия в какую-то иную высшую реальность, глубоко скепсиса, разъедающего сознание человека.

Леонид ИВАШОВ, доктор исторических наук, президент Академии геополитических проблем:

Мы плетемся где-то в хвосте по всем жизненно важным параметрам деятельности, и особенно в экономике: 6% от американского ВВП, 0,27% по инновационным продуктам, предпоследнее место по качеству и объему дорог, 131-е место из 176 стран по уровню борьбы с коррупцией. Единственно материальное, что у нас есть, – это только наш ядерный набалдашник. По всем другим параметрам мы не игроки.

Что же может Россия предложить миру? Россия уже предложила многое: Евразийский Союз, Шанхайская организация, группа стран БРИКС. Основой русской цивилизации является православно-славянская вера, но в союзе с местным исламом. Россия является геополитическим центром Евразии, и поскольку это так, постольку ее и признают, и ценят.

Сегодня главный театр борьбы – это не нефть, не газ, не стратегические коммуникации, это культурно-цивилизационная сфера. С одной стороны происходит заселение планеты китайской культурой, с другой стороны, мы видим, что идет перезаселение планеты мощными террористическими организациями, халифатами. Запад со своей стороны формирует мир антицивилизации, в котором нет ничего национального, все своеобразное вытравливается, взамен ему выдвигаются сомнительные принципы плюс всякие гадости, типа однополых браков и т.д.

И вот в этом контексте Россия должна найти свое место, предложив теорию нового миропорядка, предложив смысл бытия человечества, в том числе и ради чего развивать экономику. Мы должны предложить ту модель ценностей, которая удовлетворяла бы весь мир незападных цивилизаций. В этом отношении пассивная роль нашей Русской Православной Церкви, как и российской исламской уммы, несколько удивляет. Хорошо спасти одного человека, но речь идет о спасении всего человечества в обыденном, земном смысле для начала. А предложив миру вот эту модель духовных ценностей, мы тем самым и себя будем спасать.

 

Алексей ВАЙЦ, председатель Комиссии по миграционной политике, межнациональным и межконфессиональным отношениям Общественной Палаты Московской области:

Весь XX век, начиная с 1917 года каждые семь-десять лет менялось направление развития России: с 1917 по 1928, с 1928-го по 1937-й, с 1937-го по 1946-й, с 1946-го по 1954-й и так далее. И каждый раз разворачивались наши оглобли, и мы ехали в другую сторону. Благодаря бесконечному вращению в этой оси, как вращается компасная стрелка, мы получили в результате мощную власть бюрократии, такой хрящ, который легко перекрашивается под любую власть. При этом в недрах государства ничего не рождается, потому что любое директивное управление убивает живое начало. И огромное количество законов сегодня позволяют творить беззаконие, по сути дела.

В 1856 году Александр Михайлович Горчаков сказал: «Россия сосредотачивается». И сегодня мы видим, что Россия достаточно эффективно ощетинилась на внешних рубежах, но в середине ее не существует некой точки опоры. И нам сегодня нужно задать себе вопрос: с чего собирается родина, по сути дела? Нам необходимо утверждение вот этой опорной точки сборки. Это определение цели должно быть простым, умещаться желательно в одну фразу, а может быть, даже в одно слово. Оно должно соединять идеологию и мировоззрение, науку и веру, православие и ислам. Такой точкой могло бы быть народосбережение (ломоносовская формула) – она удивительно проста и понятна всем: от кесаря до слесаря.

Для того, чтобы воплотить такую стратегию, мы должны осуществить три непременных условия. Это вклад в человека, конечно, преимущественно в детей, – воспитанием, образованием, безопасностью, в том числе безопасностью личной, информационной и даже духовной.  Второе условие – благообустройство пространства и преображение среды, что подразумевает колоссальный переход на совершенно другие условия хозяйствования, связанный с деурбанизацией страны. И третье – утверждение России в мировом сообществе как миротворца.

В отношениях церкви с обществом и государством сегодня главный вопрос не в том, как будут люди в подрясниках общаться с людьми без подрясников, а в том, как бы нам сформировать новую плеяду людей, которые могли развивать духовно-светский путь развития, формируя духовную очевидность, о которой говорил Иван Ильин.

 

Максим ШЕВЧЕНКО, тележурналист:

Когда мы говорим «православие», трезвый разум понимает, что православие не сводится к одной церковной структуре. В истории России, особенно после XVII века, после страшной беды, которая пришла к русскому народу, – раскола – русское православное сознание пошло разными путями. Первый путь – это неразрывная связь православия и государства. То есть нет государства, катехона, как теперь модно говорить, нет и православия, нет государственной церкви, которую благословил царь. Вторая позиция – это то, что православие разлито в самом духе, в самой стихии русского самосознания. С этим можно соглашаться, не соглашаться, критиковать, но это не выдумки нашего времени.

Когда мы говорим «православие», надо понимать, что это не только официальная церковь во главе с патриархом до Петровских реформ или с государем императором и обер-прокурором в романовской империи. Это еще и огромные массы русского народа, который жил своей жизнью, которую Флоровский называет ночной жизнью православия. Это десятки тысяч, может быть сотни тысяч учителей, странников, книжников, которые ходили по русской земле, учили людей.  И они учили трем главным вещам, которые я бы назвал тремя столпами православного русского мироощущения.

Первое – это учение о том, что возможна коллективная солидарность ради праведных дел. Толстой, который тоже был христианином, сформулировал это так: «Если так случается, что злые люди объединяются ради злых дел, что мешает добрым людям объединиться ради добрых дел?»

Второе – это царство божье, царство справедливости, которое непременно настанет, и об этом говорили все духовные песни русских людей, странников, которые в изобилии изучены и опубликованы.

И третье, сформулированное в «Легенде о Великом инквизиторе», царствие антихриста неприемлемо, неприемлема власть государства, которая подменяет собой Христа. «Если так случится, что истина будет против Христа, то я буду с Христом против истины», – сказал Федор Михайлович, формулируя великую русскую идею. Правда не в том, чтобы быть системой, а правда в том, что быть с тем, что выше и чище системы. Система – это Великий инквизитор, который говорит: «Зачем ты пришел мешать нам, зачем?». А потом Христос берет и целует его в сухие змеиные уста. Инквизитор говорит: «Уходи и больше не приходи мешать нам». Это государство, оно всегда было, есть и будет таким, оно всегда было есть и будет в неком виде надсмотрщика над народами.

Конечно, русский православный народ, христианский народ является фундаментом этой территории, какие бы тут не возникали образования, империя или Советский Союз, или Российская Федерация. Не топот ермоловских полков присоединил Кавказ к России, а идея о том, что люди братья. Кавказ присоединился к России в 1918 году, а не после захвата Шамиля или разгрома адыгов на Красной поляне, – это надо понимать. Средняя Азия присоединилась к России, не когда эмир Бухарский царю присягнул, а когда там возникли революционные отряды «краснопалочников», мусульман, которые сказали: «Вы, русские, подали идею справедливости, и мы это поддерживаем».

Сутью русского самосознания является самоорганизация на основаниях того, что земли у нас много и земля божья, и мы не пропадем, если мы договоримся по-братски между собой… Русские люди так жили, и пока последние группы русских людей не превращены в убогих потребителей в больших мегаполисах, где они мечутся между зарплатой в офисе и какой-нибудь «Электросилой», покупая на микрокредиты какие-нибудь скороварки, и которые узнают о том, кто они, по телевизору, – русские люди будут жить с этим самосознанием, которое они дали миру.

 

Петр КАЛИТИН, доктор философских наук, профессор МИФИ:

– Я после выступления Шевченко вынужден немножко скорректировать свое выступление. Я хотел больше говорить на действительно актуальную тему, связанную с сегодняшней нашей церковью. Но мне сразу хотелось бы подчеркнуть, что, не первый раз бывая на заседаниях Изборского клуба, я в речи Шевченко увидел совершенно уникальный пример мировоззренческой толерантности. То есть я сегодня услышал впервые, что большевики в качестве «антихристов» выполнили православный проект. И в этом плане я понимаю методологическую основу подобного умозаключения, связанного, я бы сказал, с утрированием православия до некой стихийности, до некоего бессознательного, в духе Юнга, архетипа.

Мы, помню, в свое время обсуждали феномен православной культурности, которая заключалась якобы в симпатиях к православным ценностям, но при этом человек лично никогда не причащается, соответственно, не исповедуется (я уж не говорю: не постится) и прочее. То есть я бы хотел напомнить, что в православии очень жесткие каноны, и в этом плане наш великий Леонтьев это любил неоднократно повторять: «Православие – это дисциплинарная традиция, у которой совершенно четкие канонические критерии».

Что касается стихийного православия, всех этих бунтовщиков в духе Стеньки Разина, то, победи они, не дай бог – мы бы сейчас вообще тут с вами отсутствовали бы. Наши фамилии были бы трижды протестантскими или, может быть, еще в худшем варианте с каким-нибудь «оглы» в придачу. Что бы мы сейчас ни говорили о Романовых – они вели корабль России в ужасных условиях, когда экспансия Запада велась настойчиво начиная со псов-рыцарей и прочих тевтонских цивилизаторов.

Собственно, почему произошел этот глубочайший кризис православия в синодальный период? Потому что началась его либерализация, вспомним, что и святой Филарет Московский уже писал о внедрении мирского христианства.

Я был приятно удивлен, когда Патриарх Кирилл впервые заговорил об ужасе гуманизации православия. А вы сейчас ее демонстрируете нам в качестве того, что это так и должно быть. Дескать, давайте, будучи русскими, воспринимать православие как якобы такую гуманистическую душегрейку (выражение А.С.Хомякова)…

 

Владимир ХОМЯКОВ, публицист:

Церковь задает обществу и власти систему неких высших божеских ценностей, на которых построена традиционная ментальность, традиционная нравственность. Соответственно, Церковь следит, чтобы решения власти принимались в соответствии с этими ценностями. Если нет, то происходит то, что произошло в синодальный период, когда церковь стала частью системы власти. И в итоге церковь и государство занимались поддержкой друг друга, пусть даже вопреки божьей правде и интересам общества. Это такой саддукейский подход, если к Библии обратиться.

Из этого следует, что происходило обезбоживание общества. Поскольку церковь ушла от своих прямых обязанностей: она поддерживала власть, а не некие объективные божеские начала в обществе. Соответственно, общество было оставлено без духовного контроля, уверовало во всемогущество государства. В результате, когда рвануло в 1917 году, мы получили то, что против церкви пошли репрессии, как и против старого государства. Потому что церковь воспринималась как часть того государства.

На основании этого можно сделать несколько выводов, заключений. Первое, чтобы оставаться духовным авторитетом общества, современная церковь должна при любой ситуации оставаться верной своим основам, и не допускать никаких нравственных компромиссов. Будем помнить, что православие появилось как ортодоксия, извините меня, исконное православие. В противном случае, даже самые верующие люди могут от церкви отшатнуться, разделяя, условно говоря, церковную иерархию и церковь как таковую. То есть вера – это одно, а церковь – это другое. Протестантизм, давайте вспомним, вышел из католицизма, который достаточно серьезно отошел, к тому времени от изначально христианских установок. Соработничество с властью не должно означать автоматического одобрения всего, что власть делает. Церковь может выполнять свою главную общественную задачу, только если общество будет уверено, что она служит правде божьей, а не служит сильным мира сего.

Сейчас все ломают голову над государственной идеологией. И прямая задача церкви – помочь государству эту идеологию сформулировать именно на православных ценностях, на православных подходах.

 

Владимир БУКАРСКИЙ, исполнительный секретарь молдавского отделения Изборского клуба:

В Молдове большинство нашего народа сформировалось на основе православного мировоззрения. Фактически основа всей молдавской культуры, всего молдавского фольклора, всего молдавского интеллекта – в православии. У нас принято, проходя мимо храма, обязательно осенять себя крестным знамением. Все это делают, включая молодежь. В России многие стыдятся этого, не знаю почему. Вот приезжала к нам весной прошлого года делегация Изборского клуба, я думаю, все обратили внимание, что у нас нет ни одного колодца, ни одного перекрестка, где не было бы креста поклонного или иконы. У нас невозможно себе представить, что кто-нибудь выступил бы против передачи какого-то храма, какого-то культового здания церкви. У нас невозможно представить, чтобы кто-то организовал инициативную группу и выступил бы против строительства новой церкви.

И вот это православное большинство, живущее в одноэтажной сельской Молдавии, в подавляющем большинстве ориентировано на Россию, на Русский мир. В подавляющем большинстве они выступают за единство с Россией, за вступление в Евразийский Экономический Союз.

Но есть еще одна часть нашего общества, так называемая квазиэлита. Она не является элитой в подлинном смысле слова. Это те люди, которые утратили связь со своей историей, со своей религией. Но именно эти люди у нас в течение 25 лет контролируют всю систему культуры, всю систему образования, всю гуманитарную сферу, Академию наук, все университеты, все лицеи, всё телевидение, все средства массовой информации. И вот эти люди уже в течение девяти лет искусственно, целенаправленно действуют на вычленение Молдовы из православного мира. Действуют в пользу слома цивилизационной идентичности молдавского народа. Это обострилось после произведенной ими так называемой «цветной революции», «молдавского Майдана» в апреле 2009 года. Следом за этим они, руководствуясь прямыми директивами Евросоюза, Совета Европы, делают всё для ослабления роли православной церкви в молдавском обществе. Первым делом они зарегистрировали всевозможные секты. Они предоставили баптистам, адвентистам центральную площадь. Но самым большим плевком в душу нашего народа было принятие пресловутого закона о равенстве, который запрещает дискриминацию секс-меньшинств по принципу трудоустройства. То есть любой гей, либо лесбиянка, любой содомит у нас имеет полное право трудоустраиваться в школы, в медицинские учреждения, в детские сады, что прямо противоречит основам социальной концепции Русской православной церкви.

И эта ситуация у нас совпала с геополитическим противостоянием России и Запада во времена Обамы, в совсем недавние времена. И в одном из документов НАТО откровенно и прямо указано, что церковь включена в число российских агентов влияния. И среди вызовов, стоящих перед НАТО, указано «продвижение ценностей русского мира православной церковью».

У нас на улицах проводятся гей-парады, как во многих странах. Но у нас во главе этих гей-парадов неизменно следуют послы западных стран – Соединенных Штатов Америки, Швеции, Великобритании. Специально в Кишинев для участия во главе гей-парада прибывает еврокомиссар по расширению ЕС – Штефан Фюле.

Мы живем в состоянии информационной войны против церкви. Вслед за победой Игоря Додона проигравшая кандидат обратилась в суд с требованием ликвидировать молдавскую митрополию Церкви как юридическое лицо. Этот иск в настоящее время находится в суде, в сфере судопроизводства. Это просто такая информация к сведению.

И в заключение я хочу сказать, что православная общественность продолжает видеть именно в России гаранта защиты традиционных ценностей от диктата Евросоюза, от диктата Евросодома. Но влияние России в таких регионах, как Молдова, будет зависеть от того, насколько сама Россия сохранится как православная страна, насколько сама Россия сохранит себя в качестве гаранта православных ценностей перед экспансией Запада.