Отношения государства, общества и закона всегда чрезвычайно сложные. Именно поэтому существует даже термин «общепризнанная практика», поскольку законы всегда пишутся в некоторой конкретной ситуации, принимаются в другой ситуации, и очень часто объективное развитие жизни приводит к тому что законы (даже уголовные) в той или иной своей части (иногда и целиком) не работают.
Классический образчик это 88 статья УК РСФСР «О запрете валютных операций», которая формально действовала до 1996 года, но уже в конце 80-х она практически не применялась. Единственная попытка её применения после 91-го года это была знаменитая история с «коробкой из-под ксерокса» в июле 96-го года, но тогда это была в чистом виде политическая история, которая к реальным валютам не имела никакого отношения.
Отметим, что эта история получила продолжение не так давно, тогда пресс-секретарь МИД Захарова прямым текстом сказала, что источником этих денег были Соединенные Штаты Америки. Формально это было вмешательство Соединенных Штатов Америки во внутреннюю предвыборную политики Российской Федерации. Тогда, разумеется со стороны команды Ельцина подобного рода признания ожидать было трудно.
Но, бывают ситуации, когда государство решает, что надо изменить некоторую общепризнанную практику. Мы знаем по крайней мере один классический пример того, как государство решает эти вопросы. Чуть-чуть позже я объясню, что это и есть главный инструмент, который использует государство. Как мы помним, был такой замечательный советский футболист, может быть самый выдающийся в истории нашего футбола, наравне со Львом Яшином (с точки зрения признания в мире). Это Эдуард Стрельцов. И вот в пик известности Эдуарда Стрельцова, и незадолго до чемпионата мира, куда он должен был поехать одним из лидеров советской сборной (я уже не помню какой это был чемпионат), он был арестован по обвинению в изнасиловании. И затем несколько лет отсидел в лагере. Он вернулся на футбольное поле, но конечно же лидером сборной уже не был, в силу возраста, хотя его игра по-прежнему была выдающаяся.
Казалось бы, зачем Эдуард Стрельцов? Почему вот так? А ответ очень простой.
Дело в том, что когда некие действия, которые формально попадают под статью уголовную, но в реальности ни общество, ни правоохранительные системы, специально не отслеживаются, то если государство решает, что надо всё-таки эту статью в этом отношении активизировать, то применяется абсолютно стандартный приём: берется широко известная, желательно всем известная личность и проводится по этой уголовной статье, с целью продемонстрировать всем, что так больше нельзя.
В нашем конкретном случае незадолго до ареста Эдуарда Стрельцова, вышло постановление то ли ЦК КПСС, то ли Верховного совета, то ли ещё кого-то, о том, что надо бороться с проявлениями изнасилования.
Это довольно понятно. Дело в том, что в этот момент происходил рост городов преимущественно за счет сельского населения, а сельское население, у которого главным ограничителем поведения было мнение соседей, окружающих и так далее в узколокальных системах, оказавшись в городах, где вроде бы нет соседей и никто тебя не знает – вели себя достаточно развязно.
И действительно в этот период количество изнасилований резко выросли. Но для того чтобы это людям объяснить слова тут не действуют. Необходим был такой пример, который бы продемонстрировал всем и вся: так нельзя.
Почему был выбран Эдуард Стрельцов? Ну, прежде всего, потому что формально он был виноват. Теоретически, можно, наверно, было бы еще кого-нибудь выбрать, но это уже отдельная тема.
Отмечу, что да конечно, с точки зрения общественного мнения Эдуард Стрельцов мало в чём виноват -– «все так делали». С точки зрения государства – он нарушил закон. Тогда вопрос: а почему не посажены другие? А нельзя посадить всех. Вот государство и объяснило, что с этого момента так больше делать нельзя.
Отметим, что есть еще один пример, сильно более современный, это посадка Ходорковского, про которую все говорили: «Если посадили Ходорковского, то сажать надо всех». Но все не поняли сути дела. Посадка Ходорковского — это то же самое что и посадка Эдуарда Стрельцова. Это был символический сигнал государства всем, что вот так действовать нельзя. Олигархи не должны вмешиваться в политический процесс, это прерогатива государства. И этот сигнал, как мы знаем, был воспринят абсолютно адекватно. То, что Ходорковский при этот пострадал, да он пострадал, тут уж никуда не денешься, кто-то должен был пострадать. И выбрали именно Ходорковского, ровно потому что он был самый активный и самый буйный.
Обращаю внимание, что это система отношений между законом, государством и обществом. Государство даёт обществу сигнал о правильном восприятии закона. Обращаю внимание, что никакой другой способ, если речь идет о том, что надо реально запустить еще не действовавшие нормы – не работает. Мы это очень хорошо видим на примере коррупции. Сколько бы не сажали вице-губернаторов, зам. министров, а иногда даже министров, это не воспринимается обществом как некий сигнал. Почему? Потому что в реальности все эти аресты это борьба между кланами. И это люди которые входят в разные кланы причем не на первых ролях.
Для того чтобы сигнал подействовал, необходим арест фигуры масштаба Ходорковского, то есть выгодоприобретателей этой системы. Вот арест заместителей Ходорковского за конкретные действия не вызвал бы такого эффекта, потому что это можно было бы воспринять как некоторые сложные клановые войны. И сигналу самому Ходорковскому типа «делиться надо» или наоборот «слишком много себе взял». А вот арест самого Ходорковского все олигархи поняли. И общество поняло, что в эти игры играть не нужно, даже если олигарх тебе предлагает деньги, потому что ты тоже можешь стать жертвой.
Закон заработал. В этом месте.
Как известно у нас коррупция идет по всем направлениям. И стало постепенно понятно, что бороться с коррупцией можно только при условии, что будут ликвидированы коррупционные механизмы. Дело Серебренникова — это четкий сигнал всем: вот так больше делать нельзя. Нельзя брать у государства деньги и класть их себе в карман. Во всяком случае именно так эту историю нужно понимать. Никакого другого смысла во всем этом быть не может. Хотя неминуемо появятся интерпретаторы (уже появились), которые это будут интерпретировать иначе: как борьбу с гомосексуалистами, как происки «кровавой гэбни» и так далее.
Другое дело, почему был выбран именно Серебренников? Почему не Табаков? Почему не Калягин? Или еще кто-нибудь из номенклатурных актеров, которые руководят крупными структурами? Очень просто. Видимо было принято решение, что именно дело Серебренникова вызовет наиболее правильный ажиотаж, к нему будет привлечено наибольшее внимание тех, кто этот сигнал должен оценить и, наборот, не вызовет раздражение народа. Если арестовать какого-нибудь чиновника большого театра, то все и так понимают, что там было много разных кланов, которые разворовывали. Аналогичная история с каким-нибудь стадионом.
Иными словами, нужно было сделать такой поступок, чтобы он был воспринят обществом, именно как сигнал государства всему обществу. Арестуйте вы сейчас какого-нибудь конкретного строителя со стадиона в Петербурге? Все это немедленно воспримут, что вся коррупционная группа решила, что надо выбрать козла отпущения, но при этом, тех кто реально был бенефициарами схемы, никто не тронут.
В случае с Серебренниковым, все понимают, что он главный бенефициар. Дальше начинаются споры: «Много ли он украл?», «А почему, другие ведь украли больше?». С точки зрения того, что это сигнал, совершенно неважно сколько он украл. Важно, что это сигнал обществу. Вот так больше нельзя, государство этого больше не потерпит. И дальше с этого момента вы все действуете на свой страх и риск.
При этом личное ощущение Серебренникова, типа «я ни в чем не виноват, все так делали» совершенно не работает. Точно так же как оно не работало у Стрельцова, точно так же как оно не работало у Ходорковского. То, что все так делали, не есть повод для тебя лично нарушать закон. Поэтому претензий к государству быть не может. А то, что попал ты, а не все остальные, значит, это означает только одно: государство приняло решение, что именно твой арест будет наиболее эффективным с точки зрения этого сигнала.
В этом смысле я считаю, что дело Серебренникова — это очень показательная вещь, это с точки зрения отношений государства и общества, еще одно дело Ходорковского.
