Тайна русского человека еще не раскрыта. Не раскрыта она даже для нас самих. Мы трудимся, любим, служим в армии, молимся и мечтаем, сами не осознавая своего масштаба и предназначения. Мы сами для себя не сформулировали образ нашей русской мечты, масштаб и величие которой не дают нам опуститься до статуса «нормальной европейской страны». Наши мечты, наши сны и желания так же загадочны, как бескрайние просторы русского севера.
Загадка, видимо, в том, что усердно трудиться мы можем только тогда, когда для всех очевидна общая — предельно ясная и в то же время почти недостижимая — цель. Русский народ не разменивается на стяжание комфорта, прибавление сотой доли ВВП в год или благоустройство улиц. Все это хорошо, но фатально недостаточно для широты русского человека. Каждый день вставать на работу, тянуть лямку, приближаться с каждым днем к смерти ради этого скучно и неинтересно. Поэтому, может быть, нам не так интересна внутренняя политика, сколько интересна геополитика. Разгром черного бандитского халифата действительно волнует наших людей больше, чем мелкие разборки элит или микроскопические в масштабах мира региональные выборы.
Наша русская мечта не вписывается в шаблонную схему западного бытоустроительства, индивидуального комфорта и материального процветания. Разве для поиска уютной и комфортной жизни мы растопили полярные льды теплом советских городов, подняли всю мощь ядерного флота, украсили северные границы цепью прекрасных монастырей?
Разгадка мучительного вопроса о русской мечте таится где-то в Сибири и на севере, в Югре или на Чукотке, куда приезжают люди-герои, люди-первопроходцы, молитвенники и первооткрыватели. Если у нашего народа и есть мечта, то от нее отдает полярной чистотой и холодом героического русского севера.
Следуя за нашей русской мечтой, мы обращаемся взором к снегам нашего севера, к внутренней геополитике и геостратегии. Ключевые изменения должны начаться и начнутся именно здесь. Все социальные, экономические и географические предпосылки для этого есть. По среднему количеству употребления алкоголя на человека в год в Югре самый низкий показатель среди всех северных регионов.
Коэффициент рождаемости в Югре, несмотря на сложные климатические условия, выше, чем в среднем по России — 13,9. Смертность на 1000 населения и вовсе одна из самых низких в целом по России — 6,3. В итоге по сей день наблюдается положительный естественный прирост населения даже без учета миграции. ХМАО входит в пятерку самых демографически развитых регионов России. Все вместе — это итог грамотной социальной политики местных властей.
Производительность труда в регионе по общероссийским меркам и вовсе зашкаливает. С 2005 года этот показатель увеличился в ХМАО почти вдвое, и это связано не только с ресурсно-ориентированной структурой экономики региона. Повысилась именно эффективность труда. Все это дает повод поразмыслить о возможных и необходимых изменениях во внутренней геополитике России.
На географической и политической карте постоянно дрейфуют центры силы, смещаются зоны экономической активности, сдвигаются балансы могущества внутри самих государств. Чем меньше площадь государства, тем менее значительны для него геополитические проблемы — внешние и внутренние. Швеция, Греция, Аргентина или Исландия могут лишь влезть под тот или иной геополитический и военно-стратегический зонтик. Масштаб маневра у них небольшой. Мы же настолько велики в четырех климатических и одиннадцати часовых зонах, что можем смело поднимать мало изученный вопрос о внутренней геополитике. Мы говорим об этом не так часто, но едва ли в мире есть другая страна, для которой этот вопрос стоял бы так остро.
Россия, Китай, Казахстан, США в этом смысле сталкиваются с бОльшими рисками, но и запас маневра у них гораздо больше, чем, например, у вечно нейтральной Швейцарии. Это касается межконтинентальной геополитики, и геополитики внутренней, о которой мы зачастую забываем.
Со сломом одной эпохи и переходом к другой, под влиянием экономических и внешнеполитических факторов дрейфуют по карте политические и экономические центры государств. Столицы стран размещаются не по принципу исторической преемственности, а исходя из актуальных национальных интересов, текущей геостратегии и геоэкономики. Так, столица древнего Киева на пересечении речных артерий и торговых путей будто бы прятался вглубь континента — в княжеские земли святого Владимира. Экономика и политическое могущество расцветало вновь уже в Москве. Для участия в европейской политике центр нашего государства был вынесен к северным морям — в Петербург. Наконец, в Советском Союзе точкой равновесия сил стала Москва. Удержится ли Златоглавая в качестве стольного града в XXI веке, когда в конфликте с коллективным Западом четко обозначился евразийский и северный вектор нашей геополитики? Это большой вопрос.
Западный и европейский оптимизм перестроечных элит 90-х явно не оправдался. Европа и США видят в нас исключительно вассала и разговаривают с нами на языке ультиматумов. Напротив, восточный и северный вектор нашей политики набирает силы. Более того, он объективно усиливается с ростом экономического могущества «азиатских тигров», Китая, Индии, Персии и Индонезии. Если европейские страны бесконечно выдвигают нам энергетические ультиматумы, отказывают в строительстве Северного и Южного потоков, то с Китаем наше взаимодействие складывается успешно. Транспортная инфраструктура будущего — это Северный морской путь и сухопутные пути из Азии в Европу. Оба неразрывно связаны с развитием северных и северо-восточных регионов России.
Десятки атомных и обычных ледоколов круглосуточно пробивают арктический лед, чтобы по Северному морскому пути прошли торговые суда со всего мира. Россия вместе с Китаем превращает Арктику в часть грандиозного морского и сухопутного маршрута, и новый Шелковый Путь пробивается сквозь весь евразийский континент. На смену еще сталинскому незавершенному проекту Трансполярной магистрали приходит Северный широтный ход, одобренный президентом и реализуемый прямо сейчас.
Ведущие метеорологи утверждают, что таяние льдов в Арктике уже через 50 лет приведёт к появлению новых маршрутов, соединяющих Тихий и Атлантический океаны. Изменение климата позволит использовать эти пути для судоходства круглогодично. Важность Суэцкого и Панамского каналов в системе морских перевозок снизится, что больно ударит по ведущим морским державам — в первую очередь по США. Именно поэтому страны НАТО концентрирует здесь свой военный кулак.
Но даже не эти причины подтолкнут нас к необходимости переноса столицы на северо-восток — ближе к географическому центру России. Главные причины все же социально-политические.
В XXI веке для России жизненно важно разорвать клубок бюрократических, коррупционных и элитарных связей, которые тянутся еще из 90-х и несовместимы с выживанием России в XXI веке. Для этого необходимо сместить центр российского государства на северо-восток — к пересечению новых торговых путей и ближе к катастрофически незаселенным районам Сибири и Дальнего Востока.
С военной точки зрения это обезопасит нашу столицу от любого сухопутного вторжения. Штурмовать евразийский континент с берегов Ледовитого океана — чистое безумие. Об этом говорил еще создатель геополитики Хэлфорд Маккиндер в известной работе «Географическая ось истории». Эту недвижную ось мировых политических процессов он помещает как раз в регион центрального и северного Урала.
В современном мире мы многократно видели примеры «разгрузки» старых столиц и перенос государственных центров в значимые и легкодоступные города. В США для столичных функций больше всего подходит малоэтажный Вашингтон. В Казахстане Назарбаев разрубил узел межэлитных противоречий переносом столицы из Алма-Аты в Астану. Попытку переноса признанного центра из Тель-Авива в Иерусалим предпринял сейчас Израиль, руководствуясь своими национальными интересами.
В случае нашей огромной Родины Москва и Санкт-Петербург могут остаться финансовой и культурной столицами соответственно, а в новом центре нужно будут собираться талантливые управленцы со всей России. Когда воздушный путь из одного края страны в столицу занимает девять не лишним часов, а дорога поездом из Владивостока в Москву — почти неделю, это не лучшим образом сказывается на государственном централизме.
Зачастую историки иронизируют над переносом столицы Петром в болотистую местность на Неве, но именно этого требовала тогда государственная целесообразность. Со стратегической точки зрения это был безошибочный ход, но для него требовались политическая воля и решимость. Если такая же воля и решимость будет у нас, то рано или поздно мы перенесем столицу в Сибирь, в Югру или даже в Салехард — ближе к кромке Северного ледовитого океана. Стратегический центр государственных интересов смещается на север — к Северному Полюсу большого Русского мира. Здесь же, на берегах оттаявших северных морей, будет построена новая столица: расцветут индустриальные и высокотехнологические центры — русская «силиконовая долина», откроются торговые порты и военно-морские базы, готовые по оснащенности поспорить со средиземноморским побережьем.
В конце концов, из финансовых и шкурных интересов ни один бюрократ не поедет на «теплое министерское кресло» в край, который норвежский полярный исследователь Нансен называл «Страной ледяного ужаса». Российской политикой должны заниматься самоотверженные герои, для которых сопричастность исторической миссии Родины — величайшая ответственность, испытание и счастье.
Счастье — ощущать себя героем-первопроходцем, сродни нашим предкам, которые осваивали и любили родные просторы русского севера.
