ВВП вообще не отражает ни степень богатства страны, ни силу экономики, ни тем более ее готовность к войне либо иному противостоянию.
В 30-е годы 20-ого века, когда Саймон Кузнецов предложил в качестве одного из инструментов макроэкономического анализа использовать понятие «Валового внутреннего продукта», ему и в голову не приходило, что когда-нибудь, ссылаясь на сравнение национальных ВВП, те или иные аналитики будут определять экономическую, политическую либо военную мощь государств.
И тем более – утверждать, что государства с меньшим ВВП должны подчиняться воле государств с большим ВВП.
История критики несовершенства данного понятия – более чем долгая. Но дело не в том, что оно неправильно либо порочно, а в том, что оно ограничено и не характеризирует даже экономическую силу государства в целом, не говоря о его политической силе. Оно даже не определяет ни уровень благосостояния населения, ни богатство государства.
И одним из первых об этом говорил сам его создатель: Саймон Кузнецов изначально подчеркивал, что речь идет об аналитическом инструменте ограниченного применения, и уже в год, когда это понятие и предложил, сам подчеркивал бессмысленность отождествления роста ВВП с увеличением экономического или социального благосостояния.
Когда представители тех или иных политических групп либо ангажированные с ними эксперты начинают утверждать, что Россия не может в своей политике противостоять США в силу того, что она имеет ВВП, как они говорят, в десять раз меньше ВВП США — по их утверждению, 1.7% мирового ВВП при 17% доли США, — они либо просто малограмотны и как минимум думают, что ВВП тождественен с экономической мощью страны, либо просто сознательно работают на разложение общественного сознания своей страны, вбивая в него мысль о бессмысленности сопротивления США и вообще, более сильному и более богатому, а соответственно – приучая к мысли о необходимости национальной капитуляции.
И тут есть два момента. Первый – соответствует ли экономическая сила и богатство государства его политической, военной и геополитической силе, второй – выражает ли ВВП вообще экономическую силу и богатство страны.
Если вести речь о первом. Экономика, ее развитие, конечно, в итоге определяет всю организацию общества, базис, общественное бытие – конечно, определяет общественное сознание и все надстроечные явления, но именно в конечном счете. И характер этого определения вообще может подчас быть прямо противоположным.
Теоретически тот, у кого есть мешок золота, всегда может купить и подчинить себе того, у кого есть лишь стальной меч. Но на практике при прочих равных куда с большей вероятностью последний просто отберет мешок золота у его самонадеянного обладателя. Близкий литературный пример – опыт перехода обладателем заветного миллиона Остапом Бендером советско-румынской границы.
Американские государства 15-16 веков были много богаче и приплывших к ним конкистодоров, и пославшую их Испанию – и не смогли сопротивляться последним.
Ограбившая ту Америку Испания стала богаче Англии и Франции — и проиграла им все сражения и потом рухнула из-за огромного богатства, утратив стимулы к развитию.
Персия была богаче Афин, Афины – богаче Спарты, эллинистические государства Восточного Средиземноморья – богаче Рима, Рим – богаче Атиллы, Византия – богаче славянских племен, Русь – богаче монголов и так далее.
Об этом можно говорить и писать очень много и отдельно, но все это вообще не связано с ВВП и имеет в данном случае значение лишь в том плане, что демонстрирует: в противостоянии двух политических либо национальных субъектов победа более богатого ничем не предопределена. Более того – чаще богатство, наоборот, предопределяет поражение своего обладателя. Хотя бы потому, что стимулирует бедного к борьбе.
А побеждает не тот, кто имеет более дорогую и изысканную пищу, а тот, кто меньше боится смерти. Кто-то может спорить, говоря, что, к примеру, нынешние США предельно дорожат своими жизнями и боятся умирать, но все время побеждают. Однако те, кто так говорит, не могут привести ни одного примера, войны, в которой США в итоге вышли бы победителями за семьдесят лет после Второй мировой войны.
Если вести речь о втором — ВВП как раз вообще не отражает ни степень богатства страны, ни силу экономики, ни тем более ее готовность к войне либо иному противостоянию.
Потому что под ВВП понимается даже не продукт как таковой, который высчитать подчас довольно сложно, если не вести речь о натуральных показателях, а рыночная стоимость всех конечных товаров и услуг (то есть предназначенных для непосредственного употребления), произведённых за год во всех отраслях экономики вне зависимости от национальной принадлежности использованных факторов производства.
То есть, во-первых, речь идет о рыночной стоимости, иначе – о «наиболее вероятной цене» для рыночных условий. Если мы ведем речь о продукции и производстве, создаваемой и осуществляемой на вне рыночных условиях, скажем, по госзаказу и по твердым государственным ценам, то есть об оборонном и научно-технологическом прорывном производстве, оно при определении ВВП учитывается более чем косвенно.
Во-вторых, хотя речь идет о «конечном продукте», стоимость его зависит от массы составных. Если предельно упростить: если продукт создается из составных, проходящих большее число посредников, стоимость его растет и формально ВВП возрастет. Если посредников меньше и все они представляют звенья единого государственного комплекса, стоимость и цена падают и ВВП сокращается.
Иначе – чем больше в стране спекулятивных операций и чем менее эффективна экономика, тем больше окажется ВВП. Что и происходит, когда однотипная продукция оборонного комплекса США стоит порой в десятки раз больше, чем аналогичная в России.
Третье. Хотя речь идет о «конечном продукте» и все пытаются считать именно конечный продукт, на деле, поскольку все выражается в денежных показателях, ВВП выражает лишь совокупность денежных взаиморасчетов в стране, а не уровень развития ее производства. То есть, ВВП от силы отражает развитость рыночных отношений в стране. Для нерыночных экономик он не значит вообще ничего.
Четвертое. Даже если исходить из того, что ВВП отражает действительную конечную совокупность товаров и услуг, он не отражает готовность страны к противостоянию. Если мы имеем страну, в которой каждая девушка посещает салон красоты и делает укладку волос у стилиста, ВВП при прочих равных у нее будет больше, чем у страны, в которой девушки не ходят к стилистам, а делают укладку самостоятельно.
Но это не значит ни того, что эта страна экономически сильнее, ни что она лучше готова к войне. Можно даже предположить, что в обществе, где меньше салонов красоты, девушки скорее возьмут в руки снайперские винтовки и встанут к зенитным установкам. Разумеется, это не призыв закрыть салоны красоты – это просто подчеркивание отсутствия прямой зависимости от развитости сферы услуг и величины ВВП с готовностью встать на защиту своей страны.
В-пятых, размер ВВП вообще подчас отражает парадоксальные ситуации и возрастает не от позитивных, а от экономически-негативных факторов.
Один из почти классических примеров. Если в автомобильной катастрофе сталкиваются два автомобиля, в каждом из которых находилось по четыре человека, причем по два из них погибли, а остальные получили увечья, экономически это влечет следующие последствия:
1.Четырех человек нужно похоронить и заплатить за все процедуры, гробы и погребение;
2.Четырех человек нужно доставить в больницы, лечить и заплатить и за это.
3.Две машины нужно либо отдать в ремонт – либо купить новые – то есть, оплатить либо ремонт, либо покупку новых.
4.Родственники, если они есть, должны приехать, подчас из другого региона, как на похороны, так и для посещения госпитализированных и оплатить как транспорт, так и, возможно, проживание в гостинице…
Ну – и так далее.
То есть все эти расходы окажутся засчитаны в увеличение ВВП.
Каждая смерть – увеличение ВВП. Каждая катастрофа – увеличение ВВП. Каждый природный катаклизм – увеличение ВВП. Каждый вырубленный и проданный как стройматериалы природный заповедник – увеличение ВВП.
Все это не значит, что само по себе понятие, сам показатель ВВП не нужен – это значит лишь, что в плане силы и геополитической, да и вообще политической и военной значимости он практически ничего не говорит, но лишь оказывается средством демагогического обмана со стороны политических групп, заранее мечтающих о капитуляции и ждущих прихода новых хозяев. И не больше.
И еще один момент. Во время Великой Отечественной войны валовый внутренний продукт СССР был примерно в полтора раза меньше ВВП Германии. И в два раза меньше ВВП объединенных ею и захваченных европейских стран. Результат известен.
Побеждают не более богатые – побеждают более волевые. И более волевыми, подчас, оказываются более бедные.
