Реальное состояние современной российской экономики и общества, наши перспективы на фоне вызовов безопасности, суверенитету и, вновь, самому существованию России стали эпицентром предвыборных дебатов. Они, как водится, разложились на четыре слоя: что имеем, кто виноват, что хотим и что делать? Кому и как делать обычно опускается. Видимо, российская политика вне этой усеченной матрицы немыслима в принципе.
1. В самом деле: что за общество и что за экономика у нас сложилась? Броские словеса вроде «дикий капитализм», «катастрофа» или умеренно позитивный официоз явно далеки от реальности. В терминах экономической динамики мы «стагнируем». Сам по себе такой диагноз ни хорош ни плох — это всего лишь этап циклической эволюции. «Кризис» или «стагфляция», очевидно, неприятнее, а «подъем», разумеется, лучше. Существенно другое: а) стагнация наша затянулась; б) ее причины во многом связаны с рукотворными ошибками в социально-экономической политике и в) у нас нет, говоря словами академика А.Г. Аганбегяна, «двигателей» развития: старые (система планирования) исчезли, а новые (конкурентный рынок) так и не созданы. Именно это — главная угроза безопасности и развитию, тем более острая, что мы не одни «на этой льдине», что мы представляем собой щедро наделенное разнообразными ресурсами (от углеводородов до транзита) и эксклюзивными талантами пространство. Освоение этого пространства жизненно интересно для ключевых игроков мировой политики. Ситуация усугубляется проблемами в мировом устройстве, решение которых в истории искалось ценой отказа от правил игры прежней эпохи. Стагнировать в такой обстановке опасно.
2. Кто виноват в затянувшейся стагнации? Опять же по традиции мы ищем ФИО виновника. Кандидаты в президенты, пусть и осторожно, тоже указывали на него, иногда «виновником» становились друг у друга они сами. Но все ведь глубже, наверное. Вспомним один малоизвестный исторический факт. Когда были арестованы виновники декабрьского путча, их собрал всех вместе А.Х. Бенкендорф, на пару веков заслуживший хмурую репутацию в общественном мнении, и сказал примерно так: «Вы утверждаете, что поднялись за свободу для крепостных и Конституцию? Похвально. Прошу тех из вас, кто дал эту самую свободу крепостным — да не выгнал их на улицу, чтобы те помирали, как бездомные собаки, с голоду под забором, а отпустил с землей, подъемными и посильной помощью, — поднять руку. Если таковые имеются, дело в их отношении будет прекращено, так как они действительно поступают согласно собственной совести».
Никто из героев борьбы за «свободу» руки не поднял. Бенкендорф продолжил: «Как странно… Я-то своих крепостных отпустил в Лифляндии в 1816-м, а в Тамбовской губернии в 1818-м. Все вышли с землей, с начальными средствами. Я заплатил за каждого из них податей за пять лет вперед в государственную казну. И я не считаю себя либералом или освободителем!.. И я не выхожу на площадь с безумными заявлениями или протестами против Государя или, тем более, против Империи!.. …судить мы вас будем как бунтовщиков и предателей Отечества, навроде Емельки Пугачева… В одном этапе с уголовными пойдете»…
Этот эпизод не для генерации аналогий, не для реабилитации имен. Речь о другом. Мы все еще склонны выискивать одного «виновника», на которого можно списать все, а самое главное — что списать: нашу собственную лень, невежество, некомпетентность, нерасторопность, неправду, ошибки. Поэтому и за выход из стагнации ищем ответственного — нового лидера, другого, почему-то не себя.
Безусловно, чем больше дано, тем больше спросится. Но столь же безусловно, что принцип «я отвечаю за все» не менее важен как стартовая позиция в понимании сути дела и своего места в жизни.
3. Что хотим? — самый камуфлируемый вопрос, чаще даже не от других, а от самого себя. Что хотел Емеля на печи или Иван-дурак? Еще более ценно понять, к чему стремился Сизиф, коринфский царь, без конца пытающийся вкатить на гору свой камень? В этом мифе, правда, такая кара наложена на Сизифа властителями Олимпа за попытку обмануть самого Зевса. Но разве один лишь Сизиф работает в условиях извне заданных ограничений? Более того, столь ли напрасен его тяжелый труд, как это легковесно трактуют популярные учебники?
4. Из предыдущего логично следует, что делать. Не первый раз, наверняка, и не последний.
