Утечка мозгов продолжается
Жорес Алферов
В России любят говорить, либо о прошлом, либо о будущем. А какое оно- настоящее? И что надо оставить в прошлом, чтоб не испортить судьбу своих детей? Об этом «АиФ» спросил у одного из авторитетнейших ученых мира, нобелевского лауреата, вице-президента РАН, депутата ГД Жореса Алферова.
— Вы убеждены в том, что: «Россия — страна оптимистов, потому что все пессимисты уехали». Когда началось это деление на оптимистов и пессимистов?
— Когда начался массовый отток наших специалистов. Показательный случай: американский Институт физики присылает мне лимузин с шофёром. Им оказывается инженер завода, производившего ракеты — уехал в начале 90-х и уже много лет работает шофёром в Нью-Йорке.
— Сколько предлагали, чтоб вы уехали из России?
— Первое приглашение от американцев я получил в 1971 г. Через несколько лет после этого разговора я встретил ученого, которому сам же помог уехать, он сказал: «За два года в США я заработал денег больше, чем за всю предыдущую жизнь. Но сделал гораздо меньше, чем за это же время у себя дома. Такой замечательной творческой атмосферы, стимулирующей к работе, какая была у нас в родном Физтехе, в американских университетах нет». Если бы мы сохранили Советский Союз с его основными принципами, то очень может быть, что этот бы ученый вернулся. Но наука у нас не могла развиваться, поскольку так называемые реформы проводились теми, кто ни-че-го не понимал в науке и считал, что в НИИ – сплошь бездельники, пьющие целыми днями чай и кофе.
— А почему вы даже в Москву не переехали?
— Я в столице и так провожу много времени. А живу в Санкт-Петербурге, потому что там мое дело, Научно-образовательный центр, Фонд поддержки молодёжи. Правда, фонд-то у меня – «полтора» человека. Поддерживаем его, как можем: платим стипендии школьникам, студентам, аспирантам, вдовам членов питерских академиков. Я его создал за свою Нобелевскую премию. Поначалу «подбил» одного мецената, другого. А сейчас бизнес жалеет деньги на такие проекты.
— «Утечка» мозгов продолжается. Но, говорят, начался и процесс их возврата…
— Это не возврат в полном смысле. Просто у ребят, которые за рубежом создали небольшие научные компании, появилась возможность развивать здесь свой бизнес.
— Сотрудников «Роснано» отправляли за рубеж в поисках готовых нанопроектов. При этом внутри страны на вопрос: «Какие вам нужны нанотехнологии?» — главы предприятий чаще отвечали: «Не знаем». У нас руководители предприятий малограмотные или огромные суммы «влили» в никому не нужное «нано»?
— Действительно, искали проекты, которые могут принести пользу. Но для того, чтобы возродить в России промышленность высоких технологий, нужно, прежде всего, поддерживать научные исследования в своей стране. А они хотели сразу получать коммерческий эффект.
За нанотехнологиями, безусловно, будущее. Это сочетание высокой науки с ультравысокой технологической культурой. Пример? Лазерная указка. Вы пользуетесь ею, например, когда снимаете информацию с компакт-диска, слушаете музыку или смотрите DVD. В ней стоит маленький лазер, чью основу мы придумали еще в 68-м году. Но сейчас эта основа имеет толщину всего лишь в пару сотен ангстрем (мельчайшая единица измерения, Ред.)
Нанометр это миллиардная доля метра. Использование таких размеров в медицинской аппаратуре означает прорыв в той же хирургии. В быту – нано – это освещение. В Китае к 2015 г. 30% освещения будет основано на нанотехнологиях. Это позволит им не менять лампочки – такой огромный срок службы. На подходе — следующее поколение, а наши вдруг издали закон о том, чтобы запретить лампы накаливания в пользу люминесцентных — со ртутью.
Несмотря на то, что отечественное «нано» «родила» Российская Академия Наук (РАН), из 16 млрд. руб. капвложений в наноиндустрию ей выделили лишь около 3%. Знаете, как выживает сегодня наука? В очень многих институтах сдают в аренду помещения. «Если говорят, что во время кризиса нужно сокращать финансирование науки, не верьте — только наука нас и выведет из кризиса». Предлагаю задуматься над этими словами Б. Обамы, которые он произнес на общем собрании Национальной Академии наук США.
— Есть РАН, у которой есть мозги и опыт, есть ГК «Роснано», у которой есть деньги. Может, их просто соединить и не изобретать велосипед?
— Они подписали соглашение о сотрудничестве. Но это ничего не значит — никаких реальных достижений в результате не последовало. Так, что ситуация действительно напоминает изобретение велосипеда. Например, Обама не указывал — в какие области науки надо вкладывать больше, в какие меньше — он понимает, что в науке не является авторитетом. В речи было сказано, что нужно стимулировать бизнес к вложениям средств в научные исследования с помощью налоговых льгот. А у нас называются конкретные «адреса», в которые вкладываются немалые суммы, а понимания того, как нужно организовать научный процесс в целом, похоже, еще нет.
Безусловно, огромный урон науке и России в целом нанес развал СССР. Подсчитано, что ВВП РФ сразу упал на 31%, Украины на 69%, Белоруссии на 96% (поскольку она была сборочным цехом Союза). Если сегодня США разрезать на 15 независимых и далеко недружелюбных государств, то эта первая в мире экономика моментально развалится.
И у России до сих пор есть сильный тормозящий фактор в виде страха. Стремление угодить начальству стало уже болезнью. Это было и в царские времена. С этим же была связана и трагедия культа личности. Созданный мною Университет 5 лет существовал только на бумаге. А какая-то начальница департамента в Минфине мне говорила: простите академик, вы должны заниматься наукой. Поэтому на образование денег вам давать не будем. Еще замминистры писали мне всякую чушь. Но я знаю, что нужно делать: заниматься конкретными вещами — в аспирантском, магистерском образовании. Если мы будем делать все только по указке министерства, ничего хорошего не получим.
— Глава страны объявил курс на модернизацию, а министр образования говорит, что у нас востребованы будут слесаря. Как так?
— Я к Сталину могу предъявить кучу претензий. Но в одном он был прав: если в ближайшее окружение в Политбюро он допускал друзей-приятелей, то наркомы и министры у него все были профессионалы. А Фурсенко ни одного занятия со студентами не провел. Так каким он может быть министром образования? Во главе отраслей и предприятий должны стоять только профессионалы. Если бы начальником первого главного управления, которое решало атомную проблему СССР, был какой-нибудь квази-Чубайс того времени, то, возможно, наше государство уже постигла печальная участь.
— А вам не кажется странным, что в госкомиссии по модернизации нет главы РАН?
— Кажется. Как можно проводить модернизацию не на научно-технологической основе? Для всех научных исследований нужна технологическая база. Когда-то объёмы производства полупроводниковой электроники у нас были третьими после США и Японии. А сегодня Россия и в число 50 не входит. Электронная промышленность СССР была могучей империей — примерно 3 млн. человек, 2 тыс. предприятий, 400 институтов.
Причем исследования проводились в сложных условиях. Была такая комиссия, которой могло показаться, что с помощью нового иностранного научного оборудования академик Алфёров может сделать что-то нехорошее для обороны страны, и эту машину Алфёрову не продавали. Поэтому мы были вынуждены всё изобретать сами. А сегодня, хоть и не ко всем, но мы допущены к мировым достижениям. И в этом — большой плюс.
— Но денег нет — это минус…
— Дело не в деньгах. Крайне небольшое количество организаций в стране способно разумным способом эти деньги употребить. Одно дело, когда была развита и академическая и отраслевая наука, и другое, когда отраслевой почти нет. Самое печальное — это невостребованность научных результатов. В наших лабораториях были разработаны принципиально новые лазеры, создан ещё целый ряд новых материалов, но… промышленности нет, и наши результаты применяются лишь на Западе.
— Но хотя бы патенты принадлежат России?
— Моё дело — сделать открытие и отдать его человечеству. Учёные публикуют результаты своего труда, создавая новую научную идеологию. А патенты — это дело отраслевых компаний.
— Такая щедрость присуща только российским учёным?
— Почему? Всем. Принцип работы транзистора открыли американцы. А мы прочитали их статью и решили, что их нужно производить. Когда я со своими сотрудниками опубликовал в открытой печати результаты открытий в области полупроводников, это не помешало нашей электронной промышленности производить светодиоды, лазеры и солнечные батареи раньше всех.
— Вы каждый год ездите в Китай. Всем известно, что эта страна славится не изобретениями, а подделками. При этом ей прочат большое экономическое будущее. У нее есть шанс, на ваш взгляд?
— У Китая нет газа, нефти; масса своих проблем. Но они молодцы — развивают высокие технологии. К слову, свой начальный научно-технологический капитал они получили от нас. У меня были китайские аспиранты в 1957 г., очень хорошо работали.
— Мы словно научные доноры для всего мира…
— Это все следствие той политики… Когда в 92-м году бюджет физтеха им. Иоффе, где я проработал 53 года, упал в 20 (!) раз. Но мы умудрились не закрыться – развивали международное сотрудничество. После развала СССР интерес к нам поубавился, мы все равно умудрялись заключать какие-то международные договора, которые и спасли наш институт от краха.
— При институте вы создали первую техническую компанию. Ее оборот достигал порядка 100 тыс. долл. в год. Как решались проблемы с рэкетом?
— Однажды ко мне прибегает растерянный гендиректор: не знаю, что делать — пришли мужики, сказали, что будут нашей «крышей», а мы им должны то-то и то-то. Я говорю: передай им, что «крыша» нам нужна. Но у нас уже есть одна — Литейный просп., 4 (Управление КГБ по Ленинграду и области). Пусть поедут туда и договорятся, как они нас поделят. Больше они не приходили.
— Многие люди вашего поколения «потерялись», а вы не сломались. Подчиняться и приспосабливаться – явно не про вас. Неужели идете напролом?
— Что значит сломаться? Я должен жить, работать, делать, что могу. Напролом ничего не получится. А вот на компромисс я готов. Главное — думать о деле. Милостей я не ждал и в советское время. А сегодня – и подавно. Ученым очень сложно работать, особенно потому что в нашей стране конкурсную систему привели к полному абсурду. Даже появились профессионалы, которые выигрывают массу грантов, и только успевают писать отчеты по ним. А в советское время основной механизм получения дополнительных средств — были постановления ЦК и Совмина по развитию тех или иных отраслей промышленности. Ставилась конкретная задача. А сегодня делят деньги, а не решают проблему.
— Ваши друзья рассказали, что, будучи студентом, вы увидели на Финском заливе академический поселок Комарово. И сказали: «Хочу жить здесь. Нужно стать академиком»…
— И вправду через 30 лет я там поселился и очень доволен. А если серьезно, то мое поколение — первое послевоенное, когда наука и технология были объявлены одним из высших приоритетов страны. Быть ученым считалось не только почетно, но и выгодно. Тогда молодой кандидат наук после защиты диссертации становился старшим научным сотрудником с зарплатой в 3 тыс. руб. — как персональный оклад директора большого завода.
При этом дефицит госбюджета был огромным! Страна лежала в руинах. Но было понято, что наука и технологии — двигатель развития страны. Сейчас не понимают. Разворована богатейшая страна. Если и нужна была приватизация, то сферы обслуживания, а не промышленности.
— Чиновники приняли закон для себя, любимых, о том, что они могут получать субсидию на жилье.
— Чиновники это вообще тихий ужас. Они пробивают законы, по которым сами же получают пенсию 75% или 80% от зарплаты, а остальным красиво объявляют — мы увеличили на 30% базовую часть пенсии. И что с этими грошами делать? Большинство трудового населения в городах получало пенсию 132 рубля — это порядка 15 — 18 тысяч нынешних. Так если вы обвиняете во всем советскую власть, установите такую же пенсию, какая была.
— А у вас противоядие есть против чванливых чинуш?
— Нет. Сегодня я с трудом разбираюсь во многих вещах. Вдруг узнаю, что нужно тратить время на несметное количество согласований каждого своего шага, потому что принят новый глупый закон. Приходится заниматься этой ахинеей.
«Аргументы и факты» 2009 г.
