Разработка и реализация общенационального мобилизационного проекта в возможных чрезвычайных условиях — одна из главных задач по обеспечению безопасности для любого нормально функционирующего государства. При этом обычно должны учитываться и приниматься в расчёт десять принципов-предпосылок, которые могут обеспечить конечную эффективность мобилизационного проектирования.
Где именно мы находимся?
Ответ на этот вопрос должен дать максимально чёткое определение места диспозиции страны на историческом ландшафте.
Почти семь лет назад В. Путин сказал очень важную вещь: «Мир вступил в период кардинальных трансформаций». Современное человечество уже находится на стадии системного, цивилизационного кризиса — уточняет его слова последний доклад Римского клуба «Come on!», опубликованный в ноябре 2017 года.
Самым зримым проявлением такого цивилизационного кризиса является резкий рост всеобщей системной конфликтности, растущая силовая конфронтация во многих регионах планеты, обострение основных антагонистических противоречий в мире, расширение масштабов и глубины глобальной гибридной войны.
Такая война идёт уже несколько лет, и, если сформулировать предельно кратко и образно, то Россия находится в самом эпицентре, на центральном фронте Второй глобальной гибридной войны (ВГГВ). Как известно, Первая глобальная гибридная война (ПГГВ) закончилась в 1991 году тотальным поражением и уничтожением Большой России/Советского Союза, причём для этого нашим противникам даже не пришлось прибегать к использованию ракетно-ядерного оружия.
Итак, глобальная гибридная война — это, с одной стороны, средство стратегического динамического устрашения и сдерживания основного противника, а с другой — рефлексивная система обеспечения финальной победы без использования атомного и термоядерного оружия.
Самая существенная и принципиальная особенность глобальной гибридной войны заключается в следующем. Противник не только разрабатывает, планирует и создаёт плацдармы и направления наступательных действий во всех возможных сферах (экономической, политической, информационной, психологической, социальной и т.д.), но и активно отслеживает, выявляет (в том числе — в режиме онлайн) и использует объективно слабые точки жизнеобеспечения своего оппонента, системно стимулирует и провоцирует его внутренние противоречия в правящем классе и во всём социуме, стремится довести их до стадии непосредственного кризиса и открытого силового конфликта.
Есть и другой очень важный фактор, который обуславливает объективный характер ВГГВ. Для перехода в принципиально новую фазу цивилизационного развития высшая элита Соединенных Штатов должна осуществить огромный комплекс революционных реформ — даже более радикальный, чем в свое время это сделал Ф. Рузвельт, с его «новым курсом». Если такие реформы не удастся осуществить, то Соединенные Штаты могут рухнуть, расколовшись на три-четыре враждующих друг с другом государства.
Важнейшей предпосылкой такого реформирования является, прежде всего, консолидация самой американской элиты, которая, в свою очередь, должна объединить американский социум.
Для успеха этих внутренних реформ нужен зримый, осязаемый, мощный враг — внешний, но связанный или объединенный с различными внутренними врагами. В своё время (при Буше-младшем) уже была предпринята попытка найти такого тотального врага в виде «международного терроризма», прежде всего — «исламского». Но очень быстро выяснилось, что такой «враг» на роль долгосрочного консолидирующего фактора явно не годится. Поэтому Вашингтон вернулся к старым, испытанным политическим лекалам.
Поэтому сегодня таким внешним врагом, при возрастающей поддержке всех сегментов американской элиты, уже официально объявлена Россия.
Во многом то же самое справедливо и для Европы. Если в ближайшие 10-15 лет высший европейский истеблишмент не превратит ЕС в «Соединенные Штаты Европы», то Европа как один из ведущих мировых «центров силы» вообще перестанет существовать.
В определенном смысле, ВГГВ есть закономерное продолжение ПГГВ (как в своё время многие выдающиеся марксисты считал, что Вторая мировая война есть закономерное продолжение Первой). Соответственно, не стоит удивляться, что во Второй глобальной гибридной войне используются многие технологии, методы и наработки из опыта Первой глобальной гибридной войны.
Что именно нам угрожает?
Второй принцип мобилизационного проектирования заключается в обязательной разработке наиболее негативного и угрожающего для судьбы России возможного сценария пошагового хода и результатов ведущейся против нашей страны гибридной войны. Из такого сценария, собственно, и должен вытекать общий контур специального мобилизационного проекта.
Почему необходимо исходить из наиболее негативного сценария? По самым разным причинам, в том числе историческим. Но главное заключается в том, что тотальные гибридные войны требуют крайне внимательного и адекватного рефлексивного интеллектуального реагирования. Иначе говоря, необходимо исходить из того, что враг не только «умён и коварен», но всегда «очень хитёр, очень умён и очень коварен». Самогипнотизирующий русский лозунг «против лома нет приёма» здесь явно не пройдёт. Поскольку вероятное наличие у противника «другого лома» всегда нужно учитывать
Поэтому — так же, как и в случае c Первой глобальной гибридной войной, — нынешняя, Вторая глобальная гибридная война представляет собой, в конечном счёте, войну с нулевой суммой, где невозможна победа сразу двух сторон, где всегда будут победитель и проигравший. Никаких иллюзий на этот счёт в духе «мир, дружба, жвачка!» здесь быть не должно.
Анализируя матричные модели хода новой большой гибридной войны, ряд американских стратегических центров уже открыто прогнозирует де-факто распад РФ в период между 2025 и 2030 годами. При этом свою стратегическую задачу они видят в том, чтобы такой распад выглядел как закономерное нарастание внутренних противоречий, как неотвратимый глубочайший кризис в самой России, в самом российском социуме, в самом российском политическом истеблишменте, а отнюдь не как следствие усилий некоего внешнего врага.
Ранжирование вероятного комплекса угроз
Если попытаться сформулировать основные угрозы и опасности этого наихудшего сценария, которые должны обязательно учитываться при дальнейшем мобилизационном планировании, то их можно сформулировать и ранжировать следующим образом:
а) политико-стратегическое поражение России во Второй глобальной гибридной войне, которое приведёт к ускоренному установлению гораздо более жесткого внешнего контроля над страной, даже по сравнению с ситуацией 90-х годов, фактически приведёт к потере международной субъектности страны;
б) практически полное ядерное разоружение России, переход к «мягкому» федеративному устройству, с 7-9 крупными центрами, а также с разработкой «демократических вариантов» для последующей конфедерализации, объявление КГБ—ФСБ—ГРУ преступными, мафиозными организациями, переход к полностью контрактной «наёмной» армии и т. д.;
в) формирование на территории России, включая многие регионы бывшего Советского Союза, «кризисной черной дыры» — большой конфликтной зоны, наподобие той, которая уже сейчас существует на Большом Ближнем Востоке;
г) постепенное формирование на территории Российской Федерации 10-15 квазигосударственных территориальных объединений, в том числе, нескольких «русских» республик, целенаправленно и управляемо враждующих друг с другом.
Собственно, одной из важнейших целей Второй глобальной гибридной войны является разрешение глобальных цивилизационных противоречий за счёт России. Иначе говоря, именно за счёт России основные мировые центры будут в течение какого-то времени (до 2040-2045 гг.) пытаться разрешать свои внешние и внутренние противоречия. А это означает, что в долгосрочном плане Россия неминуемо лишится огромной части своей исторической территории и значительной части своего населения.
Целеполагание
Целеполагание, то есть определение стратегической цели мобилизационного проекта, является ключевым этапом мобилизационного проектирования. В современных российских условиях, с учётом различных внутренних противоречий и коллизий, баланса сил в политическом истеблишменте страны, высокого уровня неопределённости относительно имеющегося объектного потенциала и действительного субъекта мобилизационного проектирования, — это весьма сложная задача, которая может быть решена только методом аппроксимации (приближения) в некоторых «рамочных» условиях:
— выживание российской нации;
— сохранение данного политического режима;
— сохранение российского правящего класса;
— сохранение частного российского капитала;
— выживание русского народа;
— сохранение данного государственного устройства в России;
— осуществление интеллектуального и технологического рывка и т.д.
В конце 80-х—начале 90-х годов ХХ века мы получили отрицательный исторический опыт мобилизационного целеполагания, когда прогнившая политическая и силовая элита Советского Союза вообще не сумела адекватно сформулировать стратегическую цель своего мобилизационного проекта («ускорение»—»перестройка»—»рыночные реформы») и позорно проиграла, оставшись навсегда в истории безнадёжными политическими импотентами.
Часто встречается (особенно в странах Азии, Африки и Латинской Америки) вариант, когда громогласно и высокопарно провозглашается некая помпезная цель: «спасение нашей нации», «выживание любимой Родины», «необходимость избежать страшной катастрофы всего народа» и т.д., — хотя, на самом деле, речь идёт о смене внешних и/или внутренних бенефициаров разграбления страны, конкретных форм и каналов такого разграбления, установлении или сохранении власти той или иной «элитной группы» (вплоть до её «диктатуры») и т.д.
Основные внешние и внутренние враги, их взаимосвязи
В любой глобальной гибридной войне внешний враг всегда действует в альянсе или по согласованию с внутренними врагами — иначе не бывает.
Россия для Запада, и, прежде всего, для США — враг принципиальный. Россия, а точнее — нынешнее политическое руководство России, является, к тому же, идеологическим врагом Соединенных Штатов, хотя в Кремле при каждом удобном случае заявляют, что никакой государственной идеологии у нашей страны нет. Но в Вашингтоне считают этот подход «ревизионистским»: если в 1991 году Москва приняла американские «правила игры», то, следовательно, она не только должна играть по этим правилам, но и беспрекословно принимать любые изменения этих правил, а не апеллировать, как это делает Путин, к «нормам международного права», «традиционным ценностям» и т.д., а тем более — предлагать миру альтернативную систему международных отношений и другой «образ будущего».
Россия сегодня для Запада, несмотря на бахвальство американцев, — и основной военный враг. Поскольку только она, благодаря своему ракетно-ядерному потенциалу, способна нанести неприемлемый ущерб США и их союзникам.
С точки зрения базовых долгосрочных интересов России, Китайская Народная Республика, сохранившая власть коммунистической партии, основные социалистические ориентиры, не отказавшаяся от коммунистической идеологии, обладающая своим уникальным «образом будущего», также не может считаться действительным стратегическим союзником России. Да, у наших стран много общих тактических целей — например, противостояние Соединенным Штатам, — но даже принцип «многополярности» в Москве и Пекине понимают по-разному.
Внешние враги — не просто абстрактные США или «коллективный Запад». В свое время многие советские руководители, в том числе и министр иностранных дел Андрей Громыко, почему-то неприязненно и даже с презрением относились к 39-му президенту США Джимми Картеру из-за того, что в центр своей внешнеполитической программы он поставил доктрину «прав человека». Картера в Москве считали слабым политиком и президентом. А потом его сменил сильный президент Рональд Рейган, который развязал гонку вооружений, способствовал приходу к власти слабого Горбачёва и фактически заставил капитулировать СССР.
В каком-то смысле история повторяется: Обаму, который много говорил о необходимости ядерного разоружения, сменил Трамп, который фактически объявил о начале долгосрочной гонки ядерных вооружений.
Главный враг для современной России под руководством Путина — глобальная западная элита, которая ответственна за реализацию всей системы долгосрочных стратегических интересов «коллективного Запада». И, прежде всего — ядро этой элиты: американский военно-разведывательный комплекс.
Что касается спектра внутренних врагов, то главным критерием здесь не должны быть «дворцы на Лазурном берегу», дети, которые учатся в Гарварде, и т.п. Если ваша система базовых интересов совпадает с системой базовых интересов глобальной элиты, если вы действуете в рамках рефлексивной модели реализации этих интересов, то сразу становится ясно, кто из влиятельных внутренних игроков в России объективно является союзником, партнером, другом, «агентом влияния» этого условного мирового правительства.
Учёт опыта предыдущего конфликта —
Первой глобальной гибридной войны
Еще раз следует напомнить, что главным направлением в глобальной гибридной войне является не прямое политическое, экономическое, социальное или культурное воздействие, а технологии скрытного, косвенного, рефлексивного влияния на самые уязвимые локусы в «организме» противника. Иначе говоря, в глобальной гибридной войне важнейшее значение имеет своего рода «системная оборона»: не только знание своих «ахиллесовых пят» в экономике, социальной структуре, политической и региональной подсистемах, но и опережающее знание того, как противник планирует и способен на них воздействовать.
Сегодня таких «ахиллесовых пят» у России достаточно много, поэтому приведу в качестве примера только некоторые из них — кстати, уж успешно использованные противником в ходе Первой глобальной гибридной войны.
а) Втягивание в горячие конфликтные зоны. Давно уже не секрет, что военно-разведывательный комплекс США, при поддержке британских и других союзных им спецслужб, сделал очень многое, чтобы способствовать втягиванию Советского Союза в Афганистан. Сегодня Россию втянули в долгосрочные, эскалирующие конфликты в Сирии и на Украине;
б) В период 1974-1980 годов Москва получила в результате многократного роста мировых цен на нефть несколько сотен миллиардов долларов дополнительных доходов. Но одним из крайне негативных социально-экономических следствий этого «подарка» стало существенное расширение коррупции в СССР. В период 2002-2012 годов Россия, в результате сверхвысоких цен на нефть, получила около 2 триллионов долларов дополнительных доходов, что также в значительной степени стимулировало развитие коррупционной системы в России;
в) Рональд Рейган, представитель Республиканской партии, развязал «звёздные войны», новый раунд гонки вооружений, с целью экономического истощения Советского Союза. Дональд Трамп, также представитель Республиканской партии, уже продекларировал новую стадию эскалации в развитии ракетно-ядерного потенциала США, опять-таки — с целью экономического истощения России;
г) С начала 80-х годов в СССР стала существенно ухудшаться социально-экономическая ситуация, что привело к заметному обеднению советского «среднего класса». С начала 2014 года началось ухудшение экономической ситуации в России, особо заметное после существенного подъёма уровня жизни в «нулевые» года. Введение западных санкций усугубило этот процесс. В стране резко возросло число бедных, которые просто физиологически недоедают;
д) Растущий клубок системных проблем в Советском Союзе в первой половине 80-х годов привел к резкому росту противоречий между Москвой и регионами, к усилению всё более заметных сепаратистских и националистических трендов. За последние пять лет объективно усиливаются противоречия между федеральным Центром и субъектами Российской Федерации;
е) В 80-е годы, особенно после прихода к власти Горбачёва, стали резко нарастать противоречия внутри высшего советского руководства по проблеме выхода из системного кризиса. Началась фрагментация высшей советской элиты, которая затронула руководство и военных, и других силовых структур. Сегодня в России также есть объективные предпосылки для раскола правящей элиты. Главным внешнеэкономическим партнером РФ и соответствующих бизнес-кругов на протяжении уже многих десятилетий является Запад. Поэтому значительная часть отечественной «элиты» заинтересована в том, чтобы «договориться» с Западом, — даже за счёт существенных уступок с российской стороны;
ж) Санкционное давление на РФ сегодня гораздо сильнее, чем аналогичное давление на СССР образца 80-х годов прошлого века. Всё просто: нынешняя Россия гораздо слабее, чем Советский Союз. Кроме того, санкции — это средство для внешнеполитической и внешнеэкономической изоляции России. А СССР изолировать было практически невозможно;
з) «Психологическая война» против государственного руководства с целью долгосрочной его дискредитации. В своё время ЦРУ имело даже специальную группу, которая создавала и запускала специальные анекдоты против «геронтократического руководства» СССР. Сейчас главной мишенью является прежде всего президент России, и здесь американское давление будет только усиливаться. Ведь не случайно сенатор Джон Маккейн уже сравнил Путина с Каддафи;
е) Тщательное взращивание «пятых колонн» и формирование агентурных сетей. По вполне определенным причинам, работа по выявлению всех «агентов влияния», да и прямых американских агентов, так и не была доведена до конца после 1991 года. Приведу только один примечательный пример. В начале 90-х годов, сразу после завершения заседания Совета безопасности России, один из очень влиятельных членов этого Совета, прямо из Кремля звонил американскому послу в Москве и докладывал об итогах заседания. Между прочим, ежемесячно он получал от американцев 800 долларов. Когда Ельцину об этом сообщили, он попросил «не поднимать шум», чтобы не нервировать американцев, и только через несколько месяцев доступ к секретным документам этому «форейтору» русской демократии и по совместительству американскому агенту был прекращён.
Конечно, можно сказать, что всё это — «дела минувших дней, преданья старины глубокой…». Но, например, публикация известного «доклада Стила» — это не только чёрная метка американского военно-разведывательного комплекса президенту Трампу («Мы знаем о тебе очень многое — поэтому сиди и не рыпайся!»), но, вполне возможно, — и прямое напоминание российским спецслужбам, что в 90-е годы американцы ударно потрудились на строительстве своей агентурной сети в России.
Субъект мобилизационного проекта
Как уже отмечалось выше, вопрос о том, кто является ключевым субъектом мобилизационного проекта: государство, политический режим, партия, «глубинное государство», силовые структуры или кто-то еще? — для современной России не решён. Пока в этой роли единолично (и до сих пор не всегда последовательно) публично выступал президент Владимир Путин.
Конечно, в идеале главным субъектом мобилизационного проекта должно выступать реальное, полноценное государство. Однако, например, в странах Азии, Африки и Латинской Америки (за редкими исключениями) государство таковым субъектом не являлось. Может быть, потому, что оно чаще всего «вырастало» из колониальных администраций и за ширмой политической независимости продолжало таковой оставаться, то есть реально задача эффективного мобилизационного проектирования и реализации такого проекта перед ним не стояла.
Если говорить в сугубо практическом плане, то государство способно выработать мобилизационный план и эффективно его реализовать при наличии пяти основных условий.
Во-первых, государство обеспечивает единые правила функционирования экономических и политических «акторов» на данной территории на основе их действительного равенства перед законом. Иначе говоря, реальное, а не фиктивное государство жёстко гарантирует единую систему ответственности «сверху вниз» и «снизу вверх».
Во-вторых, государство должно иметь свою общегосударственную идеологию — именно как форму самосознания субъектности данного общества, данного социума, основанную не на некоем множестве пропагандистских лозунгов и заклинаний, а на отработанной системе обеспечения «общего дела».
В-третьих, государство должно иметь единый кадровый механизм, такую систему «социальных лифтов», которая гарантирует необходимые уровни компетентности управления и продвижение «наверх» эффективных кадров вне зависимости от их социальной, национальной, корпоративной, региональной или клановой принадлежности.
В-четвёртых, государство жёстко гарантирует соблюдение хотя бы ограниченного, но единого для большинства социума, нравственного кодекса, системы общих моральных принципов.
Наконец, в-пятых, в таком государстве большая часть политической элиты должна быть консолидирована вокруг собственной непротиворечивой системы долгосрочных стратегических интересов.
Понятно, что современное российское государство не только весьма далеко от идеала, но даже не соответствует приведенным выше минимальным требованиям к субъекту мобилизационного проекта, а потому и не может выступать в качестве такового.
Одновременно в России отсутствует и система реальных партий, как мобилизующих различные части общества политических структур, — их просто нет. И если завтра, например, президент России подпишет указ об их роспуске, никто не выйдет на улицы, чтобы защитить совершенно бесполезных партийных бонз.
Объект мобилизационного проекта
В принципе, чем большая часть данного социума вовлечена в реализацию мобилизационного проекта, тем выше должна быть его эффективность. Однако при этом должна быть некая опорная социальная группа, страта или класс, которые выступят своего рода авангардом в реализации этого общенационального мобилизационного проекта. То есть эта группа или класс способны выйти за пределы своего группового сознания и осознать общенациональную значимость, важность данного проекта.
Социум современной России представляет собой крайне интересную и поучительную картину.
Действительным ядром российского общества, на мой взгляд, является симбиоз двух подсистем. Прежде всего, это корпоративный компонент. Речь в данном случае идёт не только об экономических корпорациях, больших и средних, но и о так называемых бюрократических корпорациях — больших государственных ведомствах. Любое государственное министерство, по сути, и есть такая корпорация.
Во-вторых, это клановая подсистема. Причем это не только и не столько некие этнонациональные или криминальные структуры. На самом деле, в современной России по определению большие и сверхбольшие корпоративные структуры (особенно бюрократические) функционируют не на основе безличностных «systems and requirements», а на базе сформированных т.н. больших и малых «команд». Это, кстати, одно из самых негативных последствий отсутствия в стране целостной кадровой системы.
Так вот, по мере своего роста и обрастания влиянием, эти «команды» превращаются в специфические кланы, которые борются за свою долю власти и привилегий, используя легитимные, не вполне легитимные и даже полностью нелегитимные средства и технологии.
Обе эти подсистемы: корпоративные и клановые, — симбиотически функционируют в рамках двух контуров. Внешний контур — это формальные законы, политические лозунги, программы и т.д. Внутренний, основной, решающий контур — коррупционная система.
Общая численность такого «ядра» российского социума (вместе с членами семей) составляет, по разным оценкам, от 25 до 30 миллионов человек.
Третий, уже «неядерный», «периферийный» компонент российского социума — это «аутсайдеры» в прямом смысле слова: те социальные группы, которые не могут быть отнесены ни к кланам, ни к корпорациям: нижние слои корпоративных структур, которые реально отключены от принятия корпоративных решений (самый яркий пример — школьные учителя, а также значительная часть пенсионеров и т. д.) Общая численность этой части, также по разным оценкам, составляет (вместе с членами семей) от 45 до 60 миллионов человек.
Наконец, четвёртый компонент российского социума — явные «маргиналы», которые каждодневно борются за своё выживание, прежде всего — физическое. Это бедные и беднейшие слои городского населения, которые либо уже постоянно недоедают, либо находятся в прямом состоянии голода. Это население малых деревень и поселков, фактически выключенное из регулярного товарообмена, выживающее за счет подножного корма. Сюда же можно отнести миллионы алкоголиков, наркоманов, бомжей, а также легальных и нелегальных мигрантов. Общая численность этой части российского общества составляет от 35 до 45 миллионов человек.
При этом практически весь, без исключений, российский социум является мелкобуржуазным в том смысле, что партикуляризм частных, групповых, личностных интересов всегда оказывается сильнее общенациональных интересов. Такая тотальная мелкобуржуазность парадоксальным образом объединяет и самых крупных российских миллиардеров, проживающих в Лондоне и последних бомжей из депрессивного бывшего «моногорода».
В психологическом контексте такой тотальной мелкобуржуазности большая часть российского социума скорее ждет «вождя», чем «царя».
Организационная система
Возникает вопрос: если субъектом мобилизационного проекта не могут быть ни существующее государство, ни действующие политические партии, то где искать организационное ядро самого важного и сложного в истории России мобилизационного проекта?
Выбор здесь весьма невелик.
Во-первых, это институт президента РФ и его администрация. Вячеслав Володин абсолютно прав, утверждая, что в случае ухода действующего президента России может развалиться и вся нынешняя политическая конструкция страны. Мировое правительство приговорило В. Путина именно из-за того, что он так и не согласился с ликвидацией Советского Союза после его поражения в Первой глобальной гибридной войне 1945-1991 годов. Но Путину нужна такая кардинальная модификация всей «властной вертикали», которая позволила бы ему непосредственно опираться на просоветскую часть российского социума без фиктивных «единых россий», представляющих «элиты» федерального и регионального уровней, а также «народных фронтов», представляющих «поддержку общества».
Во-вторых, действительно эффективное российское государство за ближайшие два-три года создать не удастся. Но можно создать или, по крайней мере, начать быстро формировать в условиях нынешнего цивилизационного кризиса более важную вещь — новое «глубинное государство», ядром которого должен стать военно-разведывательный комплекс России.
И, только после этого, уже в-третьих, можно реально говорить о базовой общественно-политической и общественно-государственной структуре, публично выражающей интересы и интенции новой России. Или, вспоминая слова И. Сталина, «новый орден меченосцев».
Собственно говоря, только после создания целостной, системной, динамичной модели, учитывающей все или большую часть проанализированных выше факторов и можно приступать к практической реализации эффективного мобилизационного проекта.
