Судя по результатам социологических опросов, проводимых накануне прошедших выборов президента, 90% россиян заявляли, что желали бы перемен в экономической политике. Судя по списку объявленного правительства, этих перемен не будет.
Россия остается в мировой (капиталистической) системе, занимая нишу поставщика энергетических ресурсов и сырья. Главной задачей правительства, с которой оно успешно справлялось и до этого, остается та же — не допустить вложение денег в реальный сектор экономики. Ведь в случае, если Россия станет сама производить, а не покупать товары потребления, например в Китае, или технологии на Западе, это сломает всю мировую экономическую систему, основанную на разделении труда и производства. Систему, которая находилась в кризисе в конце ХХ века, но после распада СССР получила мощную подпитку в виде ресурсов стран бывшего социализма.
Собственно, включение Советского Союза, а затем России в мировую экономическую систему в качестве сырьевывозящей страны произошло уже давно. Началось формирование этого уклада в национальной экономике еще в 1970-е годы, а в основной он превратился уже в 1990-х.
Чтобы не допустить приток инвестиций в реальный сектор экономики, российское правительство, как в прошлом, так и в настоящее время, использует проверенные средства. Самый главный инструмент — это передача посредством приватизации производственных и финансовых ресурсов олигархам. Последние быстро ликвидируют те производства, которые еще существуют, конвертируя их в финансы, а финансы — в средства личного потребления: яхты, дворцы, футбольные клубы, яйца Фаберже и пр. Единственный сектор реальной экономии, который допускается — это торговля и обслуживание. Это не только не опасно, но и необходимо, поскольку играет важную роль в жизнеобеспечении населения.
Но денег после продажи сырья у государства все равно остается достаточно много. Просто раздать их населению нельзя через социальную систему, поскольку это окончательно убьет мотивацию к труду, в том числе и в экономически необходимых — сырьевывозящих — отраслях. Поэтому важно найти каналы вложения этих средств.
Первый и очевидный канал — это спорт. Олимпиады, чемпионаты и сопровождающее их инфраструктурное строительство — это огромное подспорье в решении главной экономической задачи правительства.
Еще один, менее афишируемый, но неиссякаемый ручеек отвода средств из реального сектора — выделение грантов общественным или научным организациям. Ни одну общественную, научную или производственную задачу они не решили. Да и не могут решить. Зачем нужна, например наука, если при отсутствии производства, ее достижения негде использовать? В научной сфере переход к грантовой системе, когда сам ученый решает, что он будет изучать, означает только одно — отсутствие государственной научной политики, которая, что стало сегодня вполне очевидно, и не нужна.
Вообще сфера науки и образования, обрастающая разного рода инфраструктурными проектами, вроде «цифровой экономики», для нынешней власти — манна небесная. Кто посмеет отказаться от предложений вложить в нее деньги? Сколько раз мы слышали заклинания, вроде, того, что «без образования и науки Россия погибнет»? И никто не спросит: зачем нужны специалисты, которым негде работать, и открытия, которые негде применить?
Конечно, все эти шаги правительства не гарантируют, что «снизу», из той же самозанятости не начнут пробиваться ростки национального производства. Но при отсутствии протекционистской политики они не представляют угрозы развития в серьезную отрасль. К тому же, всегда есть налоговые средства их подавления на случай непредвиденного «размножения» этого мелкого и среднего бизнеса.
Задача блокирования развития реального производственного сектора в национальной экономике, как главная цель экономической политики правительства, не является следствием происков враждебных внешних сил в духе конспирологических теорий. И это не результат нахождения в правительстве отдельных либерально настроенных министров или целых их блоков. Это выражение коренного интереса всего российского правящего класса, который состоит в страстном стремлении стать частью мировой экономической элиты. Но удовлетворение этого интереса возможно лишь на условиях этой мировой элиты, — то есть российский правящий класс должен представлять сырьевывозящий регион с гарантиями ликвидации других реальных секторов экономики.
На первый взгляд, последние шаги российской власти на внешнеполитической арене, — на Украине и в Сирии, – опровергают этот тезис, свидетельствуют о стремлении к обеспечению самостоятельности и государственной суверенности. Но здесь мы, похоже, имеем дело с расхождением в оценках целей внешней политики властью и народом.
Обычно целями внешней политики является получение экономических преференций. В древние времена это было ограбление соседей. Начиная с цивилизованного Нового времени, — превращение западными странами чужих территорий в колонии и защита этой системы, если потребуется, любыми средствами, вплоть до развязывания мировой войны.
Для российского правящего класса, начиная с петровских времен, экономические цели внешней политики никогда не были приоритетными. Главной целью становится обретение за счет активной внешней политики дополнительного веса на торгах с мировой элитой. Это дает возможность занять более высокое место в мировой иерархии, чем то, на которое мог претендовать бы правящий класс государства с сырьевывозящей экономикой. Этим занималась российская элита в антинаполеоновской коалиции, это она продолжила делать в рядах Антанты в Первую мировую войну, и это является ее внешнеполитическим кредо в настоящее время. И именно это она понимает под патриотизмом. Ни в коем случае здесь речь не идет о разрыве с Западом, тем более — противостоянии ему и чуть ли не агрессивном поведении. Смешно, одной рукой — во внутренней политике — выполнять все рекомендации мировой элиты, а одновременно другой — во внешней — грозить ей кулаком.
Почему население поддерживает нынешний внешнеполитический курс? Потому что вкладывает в понимание целей внешней политики и в патриотизм совсем иной смысл. Внешняя политика должна обеспечить государственный суверенитет страны и независимость государственной власти для решения экономических задач не для элиты, а для самого населения, что, в свою очередь, без развития реального сектора экономики невозможно. Если население не осознает, то хорошо ощущает неблагоприятные тенденции в экономике. Самые заметные индикаторы этих тенденций — невозможность в подавляющем большинстве случаев получить работу по специальности, снижение качества образования и медицинского обслуживания, стремительный рост непрофессионализма во всех сферах, усиление бытовой и социальной конфликтности. И очень «достает» раздувание бюрократического контроля во всех сферах, особенно «бюджетной». Но ведь последнее неизбежно. Если государство обеспечивает не производство, а перераспределение средств, доставшихся от продажи сырья, то рост чиновничества и тотального контроля за этим перераспределением — непременные атрибуты такой модели экономики.
Отсюда — и противоречивые оценки респондентами внешней и внутренней политики правительства в ходе опросов. Если к первой относятся с пониманием, то по поводу второй люди недоумевают: как можно активно отстаивать интересы страны на внешнеполитической арене, и ничего не менять внутри? Когда они поймут, что никакого противоречия здесь нет, произойдет то, что уже было в конце Первой мировой войны: штыки в землю — и по домам (конечно, в наших условиях — не в прямом, а в переносном смысле).
Мы описали тенденции, которые, как представляется, характеризуют внутреннюю и внешнюю политику сегодняшнего российского политического класса. Но важно их не только констатировать, а попытаться понять, что нас ждет в 2024 году, если экстраполировать эти тенденции на предстоящие шесть лет президентства В.Путина? Ведь экономические, социальные и политические отношения не просто тесно взаимосвязаны, это, по сути, одни и те же отношения, просто в разных своих ипостасях. Какой будет Россия в социальном смысле через шесть лет при такой экономической политике, и какую политическую ситуацию это создаст?
Главная социальная проблема, которая возникает при данной экономической модели — это наличие массы «лишних людей», поскольку для добычи и транспортировки сырья большого числа работников не нужно, и уделом основной массы населения становится самозанятость. В отличие, например, от Китая, которому в глобальном разделении труда отведена роль «мастерской мира», предполагающая функционирование развитого реального сектора экономики, и, соответственно, на порядок большую численность занятых.
Вытолкнутая из реального общественного производства масса населения получила в современной социологии название прекариат. Известный отечественный социолог Ж.Т. Тощенко так описывает этот новый социальный слой — людей, у которых нет будущего: «Прекариат комплектуется, складывается практически из всех слоев современного общества, олицетворяет огромную массу людей, занимающих неустойчивое, нестабильное социальное положение, которое носит не временное, а длительное состояние. У этих людей нет уверенности в своей необходимости обществу, в своем праве претендовать на занятость по своей или смежной профессии, на социальную защищенность, на надежду в гарантированном будущем своей семьи и своих близких в ситуации, когда неизвестно кому предъявлять претензии, кроме безымянных и неопределенных социальных институтов»[1].
Но сам по себе прекариат не является политическим субъектом — это страдательная экономическая категория. Тем более, что правительство научилось минимизировать затраты на его содержание — за счет той же самозанятости, замены образования и медицинского обеспечения их эрзацами, разрешением замещения продуктов питания фальсификатами и т.д. Но у этой социальной категории есть и политическое воплощение, для обозначения которой существует специальное понятие — охлос, а это уже серьезная политическая проблема.
Нам только кажется, что мы каждый раз переживаем уникальные времена, и гадаем, что нас ждет завтра. На самом деле, достаточно вспомнить историю Древней Греции и Древнего Рима, чтобы убедиться, что все, что происходит с современным обществом, уже случилось в той истории, было «проиграно» в ней. И слово «охлос» оттуда же. И так же Сократ и Платон ужасались политическим перспективам государства, социальной опорой которого становится этот слой.
В эпоху античности охлос — это социальная группа, передавшая собственность олигархам, переставшая трудиться, существующая на средства, выделяемые государством, но сохранившая политические гражданские права. И эти права она использует для «выбивания» из него новых преференций. Платон оставил нам описание политического поведения граждан демократического государства, «которые густой толпой заседают в народных собраниях, либо в судах, или в театрах, в военных лагерях, наконец, на каких-нибудь общих сходках, и с превеликим шумом частью отвергают, частью одобряют чьи-либо выступления или действия, переходя меру и в том, и в другом».
Конечно, охлократическое поведение распространяется не только на политическую, но и на бытовую сферу, но не нужно стремиться давать ему моральные оценки, а тем более безапелляционно осуждать за это людей. Не их, или не только их, вина в том, что они оказались в этой социальной нише. Причем попадание в нее не зависит ни от образования, ни от профессии. С равным успехом охлократическим может быть сознание профессора или представителя культуры. Например, ставшие в последнее время модными в среде наших известных актеров уничижительные характеристики «русского хамства», является ярким свидетельством лишь того, что сознание самих этих деятелей культуры является насквозь охлократическим. Не может русский интеллигент так отзываться о своем народе. Он будет ему сочувствовать, стремиться помочь, или хотя бы понять, но никогда не станет использовать оскорбления. Тем более, что звучат они со стороны деятелей культуры, которые сами приложили к этой «охлократизации» руку, поскольку их профессией в современных условиях, по большей мере, является обслуживание досуговых интересов олигархата и создание продуктов эрзац-культуры. Но и в этом нет ничего нового. В том же Древнем Риме с презрением относились к труду рабов не столько сами их хозяева, сколько, так называемые «домашние рабы» — актеры, парикмахеры, евнухи и пр., старательно подчеркивающие разницу между собой — «культурными» , и остальной массой, работающей на полях и в мастерских. Отличие, пожалуй, лишь в том, что в Древнем Риме эти «домашние рабы» не могли покинуть дом, которому принадлежали, а нынешние легко могут сменить хозяев, отправившись, к примеру, в Европу или Канаду.
Возвращаясь от бытового к политическому сознанию охлоса, отметим, что главной его особенностью является абсолютное недоверие и неуважение к власти. Например, чиновник может вести себя кристально честно, положить все силы и время на службу, но в глазах населения-охлоса он все равно будет «плохим» и априори коррупционером.
На этот счет Плутарх рассказывает поучительную историю Аристида — выдающегося древнегреческого политического деятеля, получившего за свою честность и неподкупность прозвище «Справедливый». Это не помешало согражданам вынести ему приговор остракизмом. Процедура заключалась в том, что жители полиса писали имена неугодных людей на глиняных черепках и после подсчета голосов изгоняли из города. «Рассказывают, что когда надписывали черепки, какой-то неграмотный, неотёсанный крестьянин протянул Аристиду — первому, кто попался ему навстречу, — черепок и попросил написать имя Аристида. Тот удивился и спросил, не обидел ли его каким-нибудь образом Аристид. «Нет, — ответил крестьянин, — я даже не знаю этого человека», но мне надоело слышать на каждом шагу «Справедливый» да «Справедливый»!..» Аристид ничего не ответил, написал своё имя и вернул черепок», — повествует Плутарх.
Проведем по этой аналогии мысленный эксперимент. Предложим нашим сегодняшним согражданам список городских чиновников, и попросим, например, подчеркнуть имена тех, кому они доверяют и не считают априори коррупционерами. Много ли будет таких имен?
Для России охлократическая тенденция, развивающаяся по мере нарастания прекариальных признаков в социальной сфере, усугубляется исторически сложившимся обостренным чувством социальной справедливости и скептическим отношением к какой-либо социальной иерархии. Не последнюю роль в этом играют реликты образованности, а также традиции русской интеллигенции, сохранившиеся с советских времен, заставляющие еще подчас осмысленно относится к действительности и критически — к власти.
Но в целом неуважительное, критическое и агрессивное отношение к власти превращает охлос в идеальное оружие политических демагогов. Тот же Плутарх оставил нам блестящее жизнеописание одного из древнегреческих демагогов — Алкивиада. Сегодня по политическому полю России бродит множество аватаров тогдашних демагогов, включая небезызвестного Алексея Навального.
Впрочем, до 2024 года демагогия не представляет фатальной угрозы. Удивительным образом наш народ, несмотря на все экономическое насилие над ним, а может быть и в противовес ему, реализуя инстинкт (или программу) самосохранения, создал, как минимум, два «якоря», удерживающие корабль государства от крушения. Во-первых, сохранил в историческом сознании восприятие общего прошлого народов России как героического. То есть то, что, несмотря на все социальные, национальные и прочие различия людей объединяет, достигая апофеоза в дни празднования Победы. И, во-вторых, сохранил веру в верховную власть в лице В.Путина, веру в защиту народа с его стороны от чиновников и олигархов. Вообще-то, в глубине души, а иногда и не в глубине, электорат на последних выборах достаточно критически оценивал действия президента в той же экономической сфере, но голосовал за него, как за последнюю надежду на изменения к лучшему. Вопрос лишь в том, сохранится ли эта надежда к 2024 году?
Этот будет не просто год обычных президентских выборов. Уход В.Путина с поста, если проводить исторические аналогии, по своей политической тектонике сопоставим с последствиями прекращения династии. Процедура смены людей у власти — самый опасный момент в любом политическом процессе. В нашей же ситуации риски непредсказуемости и неприятностей в условиях охлократической социальной среды геометрически возрастают.
Конечно, российский политический истеблишмент на этот случай сформировал институт преемничества, и уже трижды успешно его апробировал в новейшей истории России. Но удастся ли это сделать в очередной раз? В.Путин, как показали прошедшие выборы, обладает достаточным политическим авторитетом, чтобы добиться своего избрания на пост главы государства, но окажется ли этот авторитет, в условиях нарастания негативных экономических факторов и роста недовольства, достаточным, чтобы рекомендовать на этот пост другого? Учитывая, что главные факторы риска — охлократический социум и демагогические средства манипулирования им, — к этому времени будут актуализированы, в том числе искусственно.
Ведь можно не сомневаться, что для олигархических кланов 2024 год — это своеобразный час «Ч». Также можно не сомневаться, что все эти кланы, классифицируемые по самым разным признакам — близости или удаленности к президенту, по либеральным, консервативным или националистическим наклонностям, по торговым, финансовым и прочим вложениям капитала, — все они уже начали подготовку к этому году. Кто победит, не очень интересно, поскольку никто из них не собирается менять статус страны в глобальном разделении труда, все остальное — нюансы.
Гораздо важнее и опаснее те средства, которые в этой борьбе будут использоваться. Во-первых, будет запущена процедура дестабилизации, поскольку напуганным охлосом управлять легче. Затем включится демагогия, с ее неизбывным лозунгом «борьбы с коррупцией», но решающую роль, в конечном счете, сыграют деньги, как традиционное средство подкупа охлократического электората. Эти три «Д» — дестабилизация, демагогия и деньги, — станут содержанием и опознавательными знаками будущей политической схватки. Вот только легкость управления охлосом весьма обманчива. И хватит ли средств и здравомыслия главных участников этой схватки, чтобы не сорвать страну в «штопор» очередной смуты?
Впрочем, можно рассчитывать и на лучшее. На то, что нынешний лидер страны, исполнит ожидания народа, сохранит достаточный авторитет и обеспечит безболезненную преемственность власти. Наверное, тогда про него напишут то, что уже ранее цитированный Плутарх сказал, в свое время, про одного из героев своих биографий: «… Он смог все переменить одною силой убеждения, он умел управлять государством, не прибегая ни к оружию, ни к насилию, как Ликург, который восстановил против народа аристократию, но ему удалось соединить между собою граждан в одно целое единственно своим умом и справедливостью».
[1] Тощенко Ж. Т. Прекариат — новый социальный класс // Социологические исследования. 2015. № 6. С. 8.
