Продолжение. Начало — «Ангел Смерти»
Пора чудес прошла, и нам
Отыскивать приходится причины
Всему, что совершается на свете.
У. Шекспир, «Генрих V»
«Нам нравится эта работа — называть вещи своими именами».
К. Маркс
Ситуация со степенью влияния ислама, мусульман на социально-политическую жизнь Великобритании такова, что некоторые представители верхней половины общества без особого шума («sans affichage», как сказали бы французы) принимают ислам. Более того, начинаются весьма симптоматичные разговоры об арабских (исламских!) корнях королевы Елизаветы II. Журнал The Economist от 7-13 апреля 2018 г. опубликовал статью «Халиф — это королева?». Имеет смысл подробнее остановиться на содержании этой статьи. В ней говорится о том, что недавно интернет-форум «Арабская атеистическая сеть» вышел с заголовком: «Королева Елизавета должна заявить о своём праве управлять мусульманами». Основание — родство королевы с пророком Мухаммедом, что автоматически означает родство Елизаветы с королями Марокко и Иордании и аятоллой Али Хаменеи. Эта информация, первоначально появившаяся в марокканской газете «Аль-Усбуа» («Неделя»), вызывает всё больший интерес в мусульманском мире. Согласно газете, Елизавета — потомок пророка в 43-м поколении; она кровно связана с ним, а точнее, с его дочерью Фатимой через графа Кембриджского, жившего в XIV в. Ещё раньше этот факт подтвердили Али Гомаа, бывший великий муфтий Египта, и Burke’s Peerage, британский авторитет по королевским генеалогиям.
Центральная фигура во всей этой схеме — мусульманская принцесса по имени Заида, которая в XI в. бежала от напавших на Севилью берберов ко двору Альфонсо VI, христианского короля Кастилии, приняла имя Изабеллы, крестилась и родила ему сына Санчо. Кто-то из потомков Санчо по женской линии вышел замуж за графа Кембриджского. Однако некоторые считают происхождение Заиды спорным. По их мнению, она дочь эмира Севильи Мутамида бин Аббада (XI в.); согласно одной версии, он потомок пророка, согласно другой — лишь взял в жёны кого-то из женщин этой семьи.
Реакция на информацию о мусульманских корнях Елизаветы в арабском мире различна. Одни считают это коварным заговором с целью возродить Британскую империю с помощью мусульман, особенно шиитов, которые чтят потомков пророка. Другие, напротив, приветствуют эту новость. Абд-уль-Хамид аль-Аруни, автор статьи в «Аль-Усбуа», писал, что кровная связь — это мост между двумя религиями. Кто-то идёт ещё дальше, называя королеву «сейида» или «шерифа», — это титулы потомков пророка.
Журнал «Экономист» внёс свою лепту в «мусульманскую линию» Виндзоров, подчеркнув известный интерес принца Чарльза («бин Филипа») к исламу. Один из мусульманских конфидентов принца говорит, что, возможно, иногда Чарльзу хотелось бы иметь несколько жён. Принц патронирует Оксфордский центр исламских исследований, где приветствует мусульман фразой «ас-саляму алейкум» («мир вам»). Говорят даже, что свою возможную коронацию Чарльз не хочет ограничивать атрибутикой одной веры — христианской. Согласно The Economist, есть информация, что принцу хотелось бы быть провозглашённым не «защитником христианской веры», а просто «защитником веры». В исламе это называется «амир аль-муминин» — «предводитель истинно верующих». Впрочем, сам Чарльз — и это вполне понятно — никогда подобных желаний публично не высказывал.
Как бы то ни было, появление такого рода информации в журнале, принадлежащем нескольким богатейшим семьям Великобритании, включая Ротшильдов, симптоматично. Известно, что с 1970-х годов Великобритания стремится восстановить разгромленную когда-то усилиями США и СССР империю, но только на иной, чем прежде, основе: ныне речь идёт о невидимой глобальной финансовой империи, анклавы которой разбросаны по всему миру. В последней трети ХХ в. средством восстановления был избран Китай. Британцы вложились в него — это соответствовало и интересам КНР; следующим шагом было разрушение СССР. Восстановление контроля над определённым сегментом арабо-мусульманской элиты, а посредством её — над важной частью арабо-мусульманского мира, напрашивается в качестве следующего логического шага. И тогда становится понятной и «Islamic connection» Елизаветы, и позиция британских властей по отношению к мусульманам в Великобритании. Подобная политика властей, однако, не ограничивается Великобританией — она охватывает всю Западную Европу. Это означает, что в мультикультурализме, в изменении расово-этнического, культурно-исторического лица Европы, её превращении в Постзапад, есть далеко не только британский интерес — при всей его важности и значении в североатлантическом комплексе интересов. Достаточно посмотреть на «континентальную Европу» — Францию, Германию, Швецию, ряд других стран, — чтобы убедиться: во-первых, проблема с мигрантами как чужими остра как никогда; во-вторых, власти никак не решают её и в конфликтах «своих» и «чужих» чаще всего выступают на стороне последних.
Франция — страна с наибольшим числом (как в абсолютном, так и в относительном измерении) мигрантов из мусульманских стран; плюс африканцы. В 1970-е, 1980-е, 1990-е годы официальная статистика (независимые исследователи это прекрасно знают) затушёвывала реальную ситуацию с мигрантами или просто не собирала данные о расовом, этническом и религиозном составе населения. В нулевые годы ситуация изменилась, однако, как отмечает в книге «Странная смерть Европы» Дуглас Мюррей, любой демограф во Франции, который не занижал будущие расово-этнические изменения в составе населения страны, получал обвинения в потворстве крайне правым, Национальному фронту.
Хотя Распай и Дюмон ошиблись, когда писали, что в 2015 г. ислам станет доминирующей религией во Франции, ситуация развивается именно в этом направлении. По данным 2016 г., 32,2% школьников определяли себя как христиан и 25,5% — как мусульман. Менее 50% немусульман и только 22% католиков считали религию чем-то важным для себя. В то же время 83% школьников-мусульман высказались об исламе как о чём-то крайне важном для них. В Париже сегодня столько мусульман, что из-за нехватки для всех мечетей сотни мусульман собираются на молитвы на ул. Мира (rue Myrha) в 18-м округе, — тут невольно вспомнишь роман Елены Чудиновой «Мечеть Парижской Богоматери».
Есть просто поразительные по своей символике явления в жизни современной Франции. Один из департаментов Франции — Сена-Сен-Дени, или 93-й департамент. По сути это пригород Парижа. Только сверху, с возвышенности Аврон (одна из немногих возвышенностей 93-го департамента), его панорама внушает умиротворение. На самом деле он проходит как «свободная» (или даже «чувствительная») городская зона, что означает крайнюю степень неблагополучия и опасности повседневной жизни, и это притом, что подобные зоны пользуются налоговыми и социальными льготами, т.е., если называть вещи своими именами, являются «зонами-паразитами». 93-й департамент больше похож на североафриканский, чем на французский город. Рыночная площадь рядом с базиликой — это по сути арабский рынок, сук. 30% населения Сен-Дени — мусульмане, 15% — католики, но даже в частных католических школах района 70% — мусульмане. В Сен-Дени — 10% всех мечетей Франции. Парижане избегают Сен-Дени, единственная причина приезжать сюда — это стадион Стад де Франс. Районы департамента: Франк Муазен, Маладрери, Клиши-су-буа — один хуже другого. Они контролируются местными арабскими и африканскими бандами, к которым за помощью обращаются не только жители этой бурлящей окраины с её удушающей мощью, но и порой полицейские.
Характерная черта многих арабо-африканских жителей департамента — антисемитизм. Сцена избиения и унижения еврея неграми в романе Жан-Кристофа Гранже «Кайкен» не придумана, а взята из жизни. И становится понятно, почему, например, в книге Джеймса Кирчика «Конец Европы. Диктаторы, демагоги и грядущие Тёмные века» глава о Франции называется «Франция без евреев», и посвящена она стремительно растущему — пропорционально росту численности мигрантов — антисемитизму, который Кирчик вслед за Малеком Бутихом (сын алжирских мигрантов, депутат Национального собрания) называет «исламо-нацизмом». И несмотря на высокий удельный вес евреев во французской политической, деловой и интеллектуальной элите страны (Эдуард Дрюмон ещё в начале ХХ в. писал о «еврейской Франции»), власть по сути ничего не может поделать — ни с этим, ни с мигрантами. Единственное, что остаётся властям, это заявления типа того, которое в январе 2015 г. сделал в Национальной ассамблее тогдашний премьер-министр Мануэль Вальс: «Если 100 тыс. французов испанского происхождения покинут Францию, то я никогда не скажу, что Франция больше не является Францией. Но если 100 тыс. французов еврейского происхождения покинут Францию, Франция больше не будет Францией, а Французскую республику ждёт провал». Ни больше ни меньше. Возможно, слова Вальса прозвучали трогательно для евреев, но не для многих мигрантов, особенно для арабов, для которых коренные жители Франции, будь то французы или евреи, — «объект», потенциальные жертвы и терпилы. В 2016 г. 8 тыс. евреев (по сравнению с 1,9 тыс. в 2011 г.) покинули Францию, почтя за лучшее перебраться в Израиль, притом, что он находится в далеко не самом спокойном регионе мира. Если так пойдёт дальше, то через 12-13 лет, по логике Вальса, Франция перестанет быть Францией.
С 93-м департаментом связан один из наиболее символичных случаев в жизни нынешней Франции. Здесь находится базилика с прахом Карла Мартелла, который в 732 г. в битве при Пуатье нанёс поражение арабам и остановил их продвижение на север. Когда одним воскресным утром в 2016 г. священники служили мессу в базилике с победителем арабов при Пуатье, их, базилику и прах Карла Мартелла охраняли вооружённые до зубов солдаты французской армии. Воистину исторический реванш, Реконкиста наоборот.
Похожая картина в других городах Европы: Марселе, Брюсселе, Амстердаме, Роттердаме, Стокгольме, Мальмё, в некоторых городах Северной Англии.
Центр и Север Европы — особенно грустная, если не сказать гнусная, картина. О ситуации в Германии мы поговорим ниже, здесь ограничусь тем, что в 2015 г. во время кризиса немцы вспомнили Тило Саррацина и его знаменитую книгу «Самоликвидация Германии» («Deutchland schafft sich ab»). В 2010 г. Саррацин, бывший сенатор и член исполкома Бундесбанка, опубликовал книгу, вызвавшую скандал. Он убедительно показал, что мигранты не только не могут, но, прежде всего, не хотят интегрироваться в немецкую жизнь. Исламские организации попытались преследовать его по суду; удивительным образом некоторые еврейские организации (вот это альянс! впрочем, евреи и еврейские организации довольно часто выступают в защиту мультикультурализма) начали обвинять Саррацина в антисемитизме — но тщетно. Собственная Социал-демократическая партия трусливо дистанцировалась от Саррацина — притом, что 47% немцев высказываются недвусмысленно: ислам чужд Германии. То же происходит в Австрии, где к 2050 г. большинство жителей до 15 лет будут мусульманами (кстати, даже за океаном, в США, согласно прогнозам, мусульмане численно превзойдут евреев). События показали правоту Саррацина.
Вопиющий случай готовности лечь под мигрантов, пиная даже свою культуру, демонстрируют шведские власти — новая, мигрантская версия «стокгольмского синдрома». Как отмечают аналитики, то, через что пришлось в 2015 г. пройти Швеции, неслыханно даже в её толерастической истории. До кризиса в Швецию обычно прибывало по 10 тыс. мигрантов в год. После речи Меркель убежища в Швеции попросили 163 тыс. человек. Эти люди, в основном мужчины молодого и среднего возраста, въехали в страну — и растворились в ней. Шведские власти пытаются представить въезжающих в страну мигрантов как врачей, учёных, учителей, очень нужных стране. На самом деле это ложь. Въезжают необразованные люди, которые вообще не хотят работать.
Основная масса въехавших в 2015 г. закрепилась в районе Розенгард, находящемся в третьем по численности населения городе Швеции Мальмё. Мигрантам, которые составляют здесь, по официальным данным, 30% населения (на самом деле — в два раза больше), шведские власти создали все условия: здесь самый низкий уровень налогообложения, жильё мигрантам дают вне очереди, социальное обеспечение тоже на высоком уровне: интегрируйся в шведское общество — не хочу. Но именно — «не хочу». Никакого интереса к интеграции в шведский социум мигранты не выказывают, демонстрируя враждебно-презрительное отношение и к шведам, и к шведским властям, включая полицию.
Даже в течение первых 14 лет XXI в. ни у одного (!) ребёнка в школах Розенгарда шведский не был первым языком, да и особого желания учить язык «местных» у мигрантов нет. Если им что-то не нравится, они действуют делом, а не словом. Так, если их не устраивает либо место жительства, либо само жильё, то часто они просто поджигают его, уверенные, что им предоставят новое, — и ведь предоставляют! В белых шведах, особенно женщинах, мигранты видят «белое мясо» — добычу для секса. Не случайно в 2014 г. Швеция вышла на второе место в мире (!) после Лесото (!) по числу изнасилований на душу населения: 6 620 (в 1975 г. было 421). При этом власти и пресса, тупо и трусливо верные Willkommenskultur (культура «Добро пожаловать»), стараются либо скрыть истории с изнасилованиями, либо представить их в качестве единичных случаев. Так, летом 2015 г. во время стокгольмского музыкального фестиваля дюжина девочек примерно 14 лет подверглись сексуальному насилию со стороны мигрантов, главным образом афганцев. Полиция сделала всё, чтобы скрыть инцидент, — и это далеко не единичный случай.
Поведение мигрантов в Мальмё характеризует не только агрессивность, но и антисемитизм. Ещё в 2010 г. Центр Симона Визенталя издал памятку, в которой призывал туристов-евреев к максимальной осторожности при посещении этого города. В 2008—2009 гг. во время столкновений в секторе Газа мусульмане Мальмё напали на организованную евреями демонстрацию, скандируя: «Гитлер, Гитлер, Гитлер!». Джеймс Кирчик указывает на опасность формирования «красно-зелёного» союза — союза некоторых европейских левых партий и исламистских организаций. По его мнению, бывший социал-демократический мэр Мальмё Ильмар Реепалу — пример такого рода. Плачевная ситуация не исчерпывается Мальмё. Например, в Сёдертелье огромное количество иракцев — больше всего в мире за пределами Ирака. Стоит ли удивляться тем данным, которые привёл шведский лингвист Микаэль Парквалль: арабский язык стал самым популярным языком Швеции, потеснив находившийся на втором месте финский язык. Официальные шведские власти старательно обходят этот вопрос. Интересно, проснутся ли они в том случае, если арабский потеснит уже и шведский? Или будут радостно приветствовать это событие?
Благодаря мигрантам, Сёдертелье известен запредельным числом групповых изнасилований, жертвами которых часто становятся шведские девочки 12—14 лет, которых ни мужчины, ни полиция не могут защитить! И это потомки викингов темновековья, воинов короля Густава II Адольфа (1594—1632), при котором Швецию и её армию называли «молотом Европы». В сказочной повести Сельмы Лагерлёф о путешествии Нильса с гусями есть эпизод, когда чужие (в сказке это крысы) захватывают Глиммингенский замок, и Нильс игрой на дудочке уводит крыс в море, и они тонут. Нынешняя Швеция не замок и не Глиммингенский, скорее, проходной двор с открытыми настежь воротами. И уж точно некому не то что вывести криминальную часть мигрантов, но даже и защитить обитателей двора.
Более того, именно шведы весьма отличились в попытках оправдать мультикультурализм тем, что европейцы вообще и шведы в частности якобы всегда были «нацией иммигрантов» и в активном принижении, даже унижении собственной культуры по сравнению с культурами Азии и Африки, прежде всего мусульманской. Например, в 2004 г. министр Швеции по делам интеграции Мона Салин, выступая (в чадре!) в курдской мечети, заявила, что шведы завидуют курдам с их такой богатой культурой, которой у шведов нет. А секретарь правительства по делам интеграции Лу Берг на вопрос журналиста, стоит ли сохранять шведскую культуру, ответила: «А что такое шведская культура? Думаю, этим я ответила на Ваш вопрос». Как тут не вспомнить Фредрика Рейнфельдта, который, вступив в 2006 г. в должность премьер-министра, заявил: «Исконно шведское — это только варварство», — а культура якобы всегда приходила извне. По-видимому, такие как Рейнфельдт, Салин и Берг считают, что в XXI в. именно необразованные, криминальные мигранты несут шведам и Швеции культуру.
Когда слышишь такого рода сентенции, становится совершенно очевидной справедливость тезиса Самюэла Хантингтона, сформулированного им в книге «Кто мы?»: «Мультикультурализм это по своей сути антиевропейская цивилизация. Это в своей основе антизападная идеология». И куёт эту идеологию Постзапад, в авангарде которого — Швеция.
Шведы, похоже, не знают меры не только в доходящей до культурно-психологического мазохизма мигрантофилии, но и в других социокультурных девиациях, например, в феминизме, и порой это выходит им боком, вступая в острое противоречие с их (и общеевропейским) курсом на умиротворение мусульман. 3 октября 2014 г., в первый же свой день работы в качестве министра иностранных дел Швеции Маргот Вальстрём, «отмороженная» феминистка из социал-демократов, заявила, что отныне Швеция будет проводить феминистскую внешнюю политику и заклеймила Саудовскую Аравию за «угнетение женщин». В ответ она получила жёсткую реакцию со стороны мусульман: Саудовская Аравия отозвала своего посла из Стокгольма, а саму Вальстрём лишили права выступить с речью на заседании Лиги арабских государств. Однако самым интересным был удар, нанесённый мусульманами шведам «на поле» этих последних. Организация исламского сотрудничества, представляющая почти 60 стран, заклеймила Швецию, используя мультикультуралистский «doublespeak» (оруэлловский «двусмысленный язык»), очень напоминающий, как заметил Джеймс Кирчик, язык кафедр социологии западных университетов.
Представители Организации обвинили Вальстрём — и Швецию — в отсутствии уважения к многообразию культур, разнообразию социальных норм и богатству этических стандартов. Иными словами, мусульмане начали бить европейцев их же оружием, причём мишенью оказалась феминистка — и шведам пришлось заткнуться. Так же, как затыкается и отводит глаза прокламирующий равенство и демократию Постзапад, когда сталкивается с жёсткой этно-расовой (по сути — расистской) иерархией устремляющихся в Европу мигрантов. Наверху иерархии — тунисцы и сирийцы, ниже — афганцы, ещё ниже — выходцы из различных регионов Африки, включая сомалийцев и эритрейцев. Впрочем, всё это люди, способные заплатить нелегальным перевозчикам 1500 долларов только за финальную часть своего путешествия в Европу.
Продолжение следует
