С Айадом Еидом Михаилом — членом Союза арабских писателей, переводчиком — мы познакомились в Уфе, на XXVIII Международном Аксаковском празднике. Неутомимый устроитель праздника, большой подвижник писатель Михаил Чванов каждый год своими стараниями доказывает, что Русский мир, как и во времена Аксаковых, по-прежнему остается явлением надгеографическим и наднациональным. Так в орбите праздника оказываются писатели, поэты, филологи, музейные работники, артисты, офицеры, директора заводов из разных регионов России, из Сербии, Болгарии и других стран — все те, для кого русская история и культура — зона личной ответственности.
Айад Еид Михаил стал особенно дорогим гостем праздника. В многозвучие Русского мира он внёс особую сирийскую ноту, явил сокровенный смысл единства России и Сирии. Он окончил Московский текстильный институт, встретил в Советском Союзе свою будущую жену, которая отправилась вслед за мужем в Сирию. Трое их детей говорят на арабском и русском языках. Одного из сыновей Айад Еид в честь своего отца назвал Михаилом. «Я – сын Михаила и отец Михаила, поэтому и меня можете называть Михаилом. Богоугодное имя, ведь «Ил» по-арамейски — Бог», — говорит Айад Еид. Он прекрасно владеет русским языком. Взвешенность, точность каждого произнесенного русского слова милы нашему слуху. Эта восточная чуткость к языку помогла перевести на арабский книги современных русских писателей и публицистов: Юрия Бондарева, Сергея Кара-Мурзы, Александра Панарина, Дмитрия Осипова и Сергея Медведко. Сосредоточенный, глубокомысленный и твёрдый духом, Айад Еид Михаил стал для меня воплощением современной Сирии — страны, оказавшейся кровоточащим сердцем мира. Страны, которую спасительной дланью укрыла Богородица.
— Айад Еид, мне как земляку Александра Прохоренко, который стал нашей первой тяжёлой потерей в Сирии, всегда бывает особенно больно, когда злые языки говорят, что мы воюем там за чужую страну, за чужой народ. Ведь Сирия и Россия исторически и духовно очень близки: живой речью у вас звучит арамейский язык — язык Христа, на пути в Дамаск Савл стал Павлом, в Русской православной церкви особо почитают Иоанна Дамаскина и икону Богородицы «Троеручица». Сирия, когда-то территориально входившая в Византию, сегодня стала для России преемницей той земли, откуда мы унаследовали чистоту истинной веры. И потому сирийская война для нас — это не только битва оружия, но и духовная брань за спасительные смыслы, за Божью правду. А как воспринимают в Сирии нынешнюю Россию?
— У сирийцев, как и у вас, на всё происходящее разные взгляды. Есть те, кто считает российские войска оккупационными. Но большинство уже давно осознало, что эта война не столько против сирийцев, сколько против русских. Война, цель которой — продвижение хаоса к границам России. И мы воспротивились этому. Защищая себя, мы встали на защиту всего мира. Мы, как и вы в Афганистане, а потом в Чечне, сегодня противостоим международному терроризму. Враг в каждой из этих войн один и тот же, он просто перемещается из страны в страну, и новым фронтом стала Сирия. Если бы наша государственность рухнула, путь в Россию для врага был бы открыт. Ваше руководство это тоже осознало и решило принять бой на Ближнем Востоке, иначе пришлось бы воевать в Москве.
В Сирии теперь определяется будущий облик всего мира, потому что тот порядок, который установился после гибели Советского Союза, сегодня уже никому не интересен. Он удобен только правящим элитам Запада и поддерживается через свержение законных правительств, оттого в Сирии идёт война не только оружия, дипломатов и культур, но и война, вырабатывающая технологии противостояния цветным революциям, управляемому хаосу.
— Да, мне сразу вспомнилась мысль председателя Союза писателей России Николая Иванова, который сказал, что на Афганскую войну он летал самолётом, на Чеченскую – ездил поездом, а до Донбасса может добраться уже автобусом. Действительно, линия фронта всё ближе подходила к России, а вам удалось её отодвинуть и задержать. Но в этой обороне очень многое определяется внутренней обстановкой в Сирии, которую из России понять очень сложно. С чем же на самом деле можно сравнить ситуацию внутри Сирии и её отношения с Западом: с советской «перестройкой», с раздираемой в 90-е годы Югославией, с Ираком накануне казни Саддама Хусейна?
— Можно провести параллели со всем, что вы назвали. Но есть и нечто принципиально новое. Потому что тот, кто затеял хаос, внимательно изучил наше общество и модифицировал социальное оружие исключительно под нас, обнаружил внутренние трещины, которые у каждой страны свои. У нас сосредоточились на противостоянии шиитов и суннитов, в Украине нашли другие болевые точки. В Молдавии, в Мексике, в Сомали тоже неспокойно, но СМИ не концентрируют на них своё внимание, и мир пока не воспринимает их как фронты глобальной войны. Внутренние противоречия есть везде, но это не значит, что надо свергать законное правительство и взамен назначать тех, кто будет беспрекословно выполнять волю Запада.
— Коллективный Запад, НАТО с оружием и социальными технологиями прошли по странам Ближнего Востока, как орда Чингисхана: Ирак, Афганистан, Тунис, Египет, Ливия. Война в Сирии идёт уже восемь лет, российская армия вошла туда три года назад, то есть пять лет вы противостояли врагу самостоятельно. Почему именно в Сирии орда увязла?
— В качестве главного оружия Западом была создана структура вне закона. Официально её называют «террористической организацией», а на самом деле это своеобразное «теневое НАТО». Самое примечательное, что, когда раскачали Тунис, египтяне, говорили, что Египет – не Тунис, затем ливийцы говорили, Ливия – не Египет. Но в итоге во всех странах правительства были свергнуты. Мы тоже сказали, что Сирия – это не Ливия, но такой стойкости от нас никто не ожидал. Причин тому много.
Во-первых, молодой президент. Он очень любит молодёжь, и молодёжь любит его, как любят близкого человека, вопреки всем недостаткам. Во всех странах Ближнего Востока, в перестроечном Советском Союзе молодые люди сыграли решающую роль: они были главной движущей силой протеста, и Запад их умело использовал. А в Сирии молодёжь встала на сторону президента, поэтому террористы часто из-под Дамаска стреляли именно по университетам, уничтожая в первую очередь студентов. Во-вторых, на примере других ближневосточных стран сирийцы осознали, к чему может привести протест против законной власти. И, в-третьих, очень активно включились Россия, Иран и «Хезболла» из Ливана, чего не было в ситуации с Ливией, когда Запад через резолюции ООН обманул Россию.
Да, часть людей восстала против Асада, даже взяла в руки оружие, но она была настолько мала, что пришлось присылать ей помощь извне.
— У вас есть очень интересная мысль, что оппозиция – исключительно западное явление. В России и Сирии исторически сложилось особое сакральное отношение к власти, потому искренняя тотальная оппозиция невозможна. Тогда чем является то, что в СМИ называют «сирийской оппозицией»?
— «Оппозиция» — такой же вирус, как «либерализм» или «демократия». В головы людей внедряют слово, а что оно на самом деле обозначает в итоге, невозможно определить. Я у сотни человек спрошу, что такое «демократия», и услышу сотню противоречащих друг другу определений.
То же самое с «сирийской оппозицией». Что это такое? Когда она появилась? Кто её организовал? Мы ничего не знаем о тех, кто сегодня в Сирии называет себя «оппозиционерами». Где они были раньше? Чем занимались?
Абсолютная оппозиционность как политическая система нам не свойственна. У нас совсем другой менталитет. Я могу быть оппозиционером только в каком-то конкретном вопросе. Так и в России: внешнюю политику Путина поддерживают, а пенсионную реформу не принимают. Получается, каждый человек оппозиционер и державник одновременно.
— В сирийскую войну активно пытаются внедрить и религиозную составляющую. Очень сложно понять природу ислама на Ближнем Востоке, если ты сам не являешься мусульманином. Возникла неразбериха в определениях: какой ислам считается «истинным», «фундаментальным», «традиционным»? Сирия, как и Россия, пример страны, где много веков в мире и согласии уживались и православные, и мусульмане. Если бы ислам был таким жестким, как его порой пытаются представить, это было бы невозможно. Так в чём же подлинный ислам?
— В исламе есть несколько доктрин, и каждый извлекает из них отдельные моменты, расставляет свои приоритеты в целом комплексе идей. Когда об этом рассуждают теоретически, сберегая множественность взглядов, развивается культура, философия, словесность. Но когда объявляют одну из доктрин самой правильной, а все остальные призывают упразднить, тогда исключаются из общей множественности целые народы и исторические эпохи. И тут на первый план выходит не сила идеи, а сила денег. Например, ваххабизм – одна из доктрин, которую можно принимать и не принимать, но за ней сегодня стоят все богатства Саудовской Аравии, отсюда и радикальность.
— Вы — человек православный. Многие войны последних десятилетий были направлены на то, чтобы разрушить единый мир православия, чтобы отсечь другие православные страны от России, посеяв в них смуту, в том числе религиозную. Яркий пример тому история с украинской автокефалией. Тяжелейшие удары враг наносит по православию и в Сирии, разрушая святыни и убивая верующих. Православие для наших общих врагов – одна из главных целей. Вы согласны?
— Да, православие – мощнейшая сила, объединяющая наши страны. Некоторые американские идеологи ещё в начале войны обратили пристальное внимание на эту связь и объявили одной из главных задач всего происходящего – разрыв Русской и Сирийской православных церквей.
— Айад Еид, думаю, что, несмотря на удивительную стойкость, война очень изнурила сирийский народ и физически, и морально, и духовно. Что, на ваш взгляд, окажется точкой в войне? И когда её можно будет поставить?
— Конца ещё не видно. Многие ошибаются, думая, что всё началось в 2011 году. Просто с этого года противоборство приняло ожесточенный, кровавый характер. А предпосылки возникли несколько десятилетий и, может быть, веков назад. Ведь тот, кто владеет Сирией, – владеет сердцем мира. Но даже когда в сирийской войне будет поставлена точка, глобальные проблемы не разрешатся, потому что, повторюсь, сейчас на Ближнем Востоке определяется образ будущего: быть справедливому миру или не быть.
— Вы учились в Советском Союзе, Ваша жена — русская. Но в России бываете нечасто, приезжаете ненадолго. Свежим взглядом наверняка отмечаете что-то новое в нашей ментальности. По сравнению с советским временем мы сильно изменились?
— Я приехал учиться восхищённым молодым человеком в страну социализма, которая была для нас образцом. А ваша перестроечная молодёжь изумлялась нам, говоря, что здесь очереди, дефицит и вообще всё плохо, а вот на Западе — хорошо: магнитофоны, джинсы. Прошло немного времени, и плакаты «Мир! Труд! Май!» оказались вытеснены рекламами «Samsung», «McDonald’s» и «Coca-Cola». Но через двадцать пять лет, в современной России, в дружеской компании я наблюдал, как один молодой человек, который успел только родиться в Советском Союзе, горячо и искренне его защищал. Меня очень радует, что теперь русские люди, особенно молодёжь, всё меньше восхищаются Западом, осознают, что многие проблемы России исходят от него и от гибели Советского Союза.
— Поэт Борис Слуцкий писал: «Работаю с неслыханной охотою / Я только потому над переводами, / Что переводы кажутся пехотою, / Взрывающей валы между народами». А чем вы руководствуетесь, когда выбираете автора и книгу для перевода?
— В принципе переводить можно всё. Вопрос в том, какой от этого будет эффект. На мой взгляд, переводчик должен брать самое актуальное, то, что будет интересно читателю из другой культуры. Потому отбор – самый важный этап в переводческом деле. Я, например, перевел рассказы «Дом» и «Продавец книг» белгородского писателя Виталия Малькова. У наших читателей они вызвали восторг. Все спрашивали, где я нашёл такого замечательного автора. Когда в Сирию приезжала делегация от Союза писателей России, мы просили обязательно включить в неё Малькова, и оказалось, что в Сирии он более популярен, чем в России. Его воспринимают у нас как одного из лучших современных писателей, потому что он в своих переживаниях совпал с сирийцами.
— Преподобный Серафим Саровский говорил: «Если хочешь узнать народ, смотри на него не тогда, когда он беснуется, а тогда, когда он молится». А о чём, превозмогая все нынешние тяготы, молятся сирийцы?
— Укреплять веру, по-моему, человек должен не только милостью Божьей, но и своим трудом, любовью в семье. Надо много работать! И для себя, и для своего народа. На войне лень не прощается. Когда же человеку удаётся что-то сделать, он сразу чувствует себя сильным и вдохновлённым.
