Экономическим победителем в Первой мировой войне стали США. Мнимыми – Англия и Франция с союзниками. Подлинным стратегическим победителем стала Россия. Только война для нее закончилась не в Комьене и Версале, а в Генуе и Раппало. И не вопреки – а благодаря тому, что свергла старую недееспособную власть и жестко ротировала старую, выродившуюся антинациональную элиту.
104 года назад для России началась Первая мировая война. 1 августа (по старому стилю) 1914 года Германия объявила войну России – после того, как Россия отказалась отменить всеобщую мобилизацию, чего в ультимативной форме требовали немцы.
Естественен вопрос: могла ли Россия победить в той войне? Хотя вовсе не является фактом то, что она в ней проиграла: строго говоря, победа союзников к 1918 году была бы невозможна без участия в войне России.
Россия после завершения мобилизации имела армию, практически равную по численности армиям своих противников – Германии и Австро-Венгрии, легкую артиллерию, близкую по численности артиллерии этих стран, почти равную им по числу авиацию, но более современную и совершенную. И лучшую в тот момент по боевой выучке армию.
Да и солдаты и офицеры (особенно всё же солдаты) русской армии воевали, проявляя, как всегда, храбрость и достоинство. Пока воевать им не надоело.
Можно вспомнить и подвиги русской авиации, и подвиги русского флота, и штыковые атаки во весь рост под пулеметным огнем…
Вопрос только в том, что сама по себе храбрость и воинское искусство не дают в полной мере оснований для славы, если не освящены либо победой, либо, что даже важнее, смыслом войны – то есть тем, ради чего война велась.
Если уж на то пошло, даже заслуженной памяти о героическом переходе Суворова через Альпы всегда теневым образом сопутствует вопрос: а какая, собственно, нелегкая занесла русскую армию в швейцарские горы, и чего это ради она взялась громить итальянские республики, восстанавливая там монархические режимы и защищая интересы австрийского императора?
И призыв чтить военные подвиги вне памяти о том, ради чего они были совершены и к чему привели в результате, вообще довольно противоречив. Не приходит же в голову современной Германии в качестве событий воинской славы отмечать военные успехи летнего наступления 1941 года, захват Манштейном Крыма или прорыв армии Паулюса к Сталинграду…
Победить в войне – это значит достичь целей войны. Цели Первой мировой войны в конечном счете в России были никому не понятны и внятно не изложены. Получить проливы теоретически было бы неплохо. Только большей части народа вообще было непонятно, что это такое, где находится и зачем нужно. Тем более в общей сложности почти 3,5 млн жизней за это славное приобретение – цена спорная.
К тому же, честно говоря, воинские успехи русской армии в ходе Первой мировой войны как-то все время оборачивались печальным исходом. Наступление Самсонова и Ренненкампфа окончилось разгромом, великолепие Брусиловского прорыва потонуло в бездарности снабжения и нехватке боеприпасов, а гордиться организованностью отступления чуть ли не на всем протяжении фронта в 1915 году вообще странно. Все-таки, скажем, сдачей Москвы в 1812 году гордиться не принято, хотя это и обернулось победой через несколько месяцев. А отступление 1915 года так ничем хорошим и не обернулось.
В плане результатов Первой мировой войны России отмечать практически нечего: она закончила ее Брестским миром. По словам классика, «похабным».
Правда, с одной стороны, тот же классик – Ленин – сумел спустя полгода дезавуировать результаты этого мира и вернуть России большую часть утраченных территорий, за исключением тех, чья независимость была признана революционной Россией.
Впрочем, известное направление околоисторической публицистики утверждает, что на самом деле Россия ту войну выиграла, и только злонамеренная деятельность большевиков помешала ей воспользоваться плодами победы. Поскольку основная цель этого околоисторического направления – политическая и больше заключается в страстном и патологическом желании «выиграть» у большевиков ту войну, которая исторически была проиграна в 1918-22 гг., здесь речь идет в основном не об истории как таковой, а об ее использовании в целях политической борьбы, что, в общем-то, неизбежно.
Поэтому все неудобные факты, свидетельствующие о бездарности высшего командования, о серии авантюристических операций и наступлений (вспомнить хотя бы историю с Барановичами), о провале снабжения армии, о качестве поставлявшегося снаряжения, о сапогах с картонными подошвами, о недостатке боеприпасов на фронте и т.п., представители этого течения стараются либо замалчивать, либо объяснять теми или иными заговорами – если уж не большевистскими (ну не имели большевики тогда отношения ни к планированию стратегических наступлений, ни к организации снабжения!), то, в крайнем случае, масонскими.
А факты таковы: к зиме 1916-17 гг. в русской армии было 1,5 млн дезертиров; офицеры боялись появляться в окопах, поскольку к этой же зиме их (подчас без всяких большевиков и масонов) расстреливали сами русские солдаты; части в большинстве случаев уже просто не поднимались к этому времени в атаку, даже получив приказ.
Иные публицисты и комментаторы сетуют, что после Февральской революции воинские части голосованием решали, идти в наступление или нет, и видят в этом вызванное революцией разложение дисциплины.
Наивные… Они просто не знают, что отдать вопрос о наступлении на голосование солдат – это отчаянная попытка получить хоть шанс на то, что они в это наступление поднимутся, потому что перед февралем 1917-го солдаты просто от этого отказывались, а попытка поднять их в атаку была чревата для того, кто попытался бы это сделать, расстрелом у собственного бруствера.
По большому счету историческая правда, о которой принято молчать, заключается в том, что если бы не февраль 1917 года, армия, скорее всего, разошлась бы уже к апрелю-маю 17-го. А если бы не большевики, которые, кстати, призывали одновременно и требовать мира, и удерживать дисциплину, и держать фронт перед немцами, армия разошлась бы летом 1917 года.
В этих условиях требование и обещание мира было не средством разложения армии, а способом убедить ее не бросить окопы и продержаться до заключения этого самого мира.
Бессмысленно обвинять большевиков в том, что они разложили армию и привели Россию к поражению: на самом деле они удержали армию на фронте более чем на полгода, а если бы не их авторитет на флоте и организация его действий, благодаря которым удалось отразить немецкое наступление, Петроград, скорее всего, мог пасть еще до взятия большевиками власти в октябре.
Что же касается того, что «Россия вышла из войны, находясь на расстоянии вытянутой руки от победы», то, по большому счету, нерадостный Брестский мир сыграл в окончании войны значительно большую роль, чем обычно принято говорить.
Собственно, Брестский мир и стал началом окончания войны. По сути, Россия показала, что из войны есть выход. После заключения Брестского мира для большинства воевавших стран (в первую очередь – тех, кто воевал с самого начала) стало ясно, что так или иначе войну нужно закачивать.
С весны 1918 года основные участники войны находились в положении исчерпываемого лимита времени: все понимали, что продолжение войны возможно лишь примерно в течение полугода-года. Все боевые действия и все — как немецкие, так и англо-французские с союзниками — наступления были попытками так или иначе повлиять на расстановку сил к тому моменту, когда придется заключать мир.
Это было своего рода добавленное время, назначаемое после того, как основное не принесло победы ни одной из сторон. Брестский мир был гонгом, огласившим окончание основного времени. Все остальное было «третьим таймом».
Антанта победила не потому, что одержала верх в «основное время», не вопреки выходу России из войны и переброске немецких войск на Западный фронт. Она победила скорее благодаря выходу России, благодаря тому, что перебрасываемые немецкие войска уже почувствовали запах мира, уже не хотели возвращаться в войну и заражали нежеланием воевать остальную германскую армию.
Заключив мир с Россией, пусть на сверхвыгодных для себя условиях, и Германия, и Австро-Венгрия слишком вкусили мира, чтобы продолжать воевать дальше. Поэтому и последнее наступление германской армии весной-летом 1918 года не принесло тех плодов, на которые оно было рассчитано.
В этом отношении Россия действительно завоевала победу для своих союзников – и действительно ничего за это не получила. Но не получила не потому, что ее обманули или наказали, а потому, что сознательно отказалась участвовать в разделе добычи, рассматривая его как дележ награбленного.
И вот здесь как раз встает вопрос, на самом деле более значимый, чем вопрос о результатах войны, – вопрос о смыслах. Россия вышла из войны не потому, что воевать не захотели большевики. Россия вышла из войны потому, что воевать не хотели ни страна, ни армия, ни общество.
А воевать они не хотели потому, что им было непонятно, за что идет война. Основная официальная трактовка – «война за братьев-сербов» – слишком не соответствовала масштабу и длительности войны. Предположение, что весь мир взялся за оружие из-за спора о судьбе небольшого и не слишком значимого для мира народа и королевства, выглядело слишком неправдоподобно, а потому рождало невольное понимание, что война ведется либо за что-то иное, о чем напрямую никто не говорит (а зачем воевать за цели, которые от тебя еще и скрывают?), либо вообще ни за что.
Отсюда – и все это «потерянное поколение», с этим же самым недоумением ушедшее в мирную жизнь и несколько десятилетий пытавшееся само себе ответить на вопрос, за что же оно воевало в этой бессмысленной бойне. Точно такое же недоумение возникает и у современных студентов, изучающих историю той войны.
В той войне не было смысла. А выиграть бессмысленную войну невозможно в принципе.
Но ту войну выиграла именно Россия.
Те, кто говорят о предательстве Советского правительства в Бресте, напрасно это говорят. Уж скорее нужно считать предателями тех, кто втянул Россию в мировую бойню – против чего, кстати, были все ответственные руководители Российской Империи. Или лгут.
Хотя бы потому, что территориальные потери России в результате Брестского мира были много меньше, чем ее же территориальные потери в результате Беловежья. И тогдашнее руководство страны, обвиняемое сегодня в национальном предательстве правительство большую часть потерь вернуло уже через девять месяцев после заключения мира, которое само честно характеризовало как «пахабный». И этот мир денонсировало.
А правительства России, разрушившие союзное государство для узурпации власти в своей республике, и спустя два десятка лет не возвратили практически ничего. Даже в период нахождения у власти самого Путина.
В отличие от Второй мировой войны, в ходе Первой никто и никогда из ее противников не вел речь о порабощении народов России и уничтожении ее государственности. А в ходе Второй речь шла именно об этом. И еще – о физическом уничтожении ее населения.
Наличие геополитических интересов, которые есть всегда, само по себе войну не оправдывает. США во Вьетнаме тоже воевали за свои «геополитические интересы». И в Ирак вторглись во имя своих «геополитических интересов». И Югославию бомбили во имя их же. И Ливию. И убили Хусейна, Милошевича и Каддафи только ради своих геополитических интересов. Но как будто бы на этом основании ни Путин, ни любой другой здравомыслящий человек их не оправдывает.
И свою ПРО против России США создают именно в целях защиты своих «геополитических интересов».
Только тогда, в 14-18 гг. союзники вовсе не собирались удовлетворять какие-либо «геополитические интересы России».
Русские солдаты были в 1914 году лучшими по боевой подготовке в мире – и были готовы к бою с врагом. Система управления и снабжения армии была готова к одному – обрекать их на смерть.
И эти солдаты, что в шинелях рядовых, что с офицерскими погонами, заслужили почитание и память дважды: и тем, что пошли в бой, когда страна их туда послала, и тем, что держали фронт три года в условиях, когда их предавали генералы и обворовывали поставщики обмундирования, продовольствия и боеприпасов.
И даже с этой точки зрения, безусловно, национальным предательством было именно вовлечение России в эту войну.
Продолжение следует.
