Хмеймим. Девять утра, а на аэродроме уже царствует немилосердная «химкинская» жара. Сказывается близость Средиземного моря — влажность почти семьдесят процентов. Каждый шаг, каждое движение выжимает пот, который «строчками» скатывается по лицу, по спине, по бокам. После какой-то совсем мирной, привычной по гражданским аэропортам процедуры досмотра, мы направляемся к стоящему посреди стоянки «Илу».
…Привыкнуть к огромности Ил-76 невозможно. Корабль! Именно это слово приходит на ум, когда стоишь рядом с ним. Огромный белоснежно-серый воздушный корабль! Сходство усиливается мягкой «корабельной» округлостью его форм, «шаровым» морским цветом нижней — стороной к земле — окраски. Да и конструкция воздушного корабля почти морская: внутри шпангоуты, снаружи — обшивка, громадное, размером с дом перо руля и множество других деталей. И только громадные крылья (на авиационном языке — «плоскости»), размахом с футбольное поле (пятьдесят метров!), напоминают, что это воздушный корабль. По кодификации НАТО, «сandid» — «искренний, прямой».
Духота! Одно хорошо — погрузка завершалась. Большая часть пассажиров уже терпеливо плавилась в полутёмной пещере грузовой кабины, рассевшись на сидушках с обеих сторон горы — сложенных друг на друга болотного цвета ящиков и пеналов, принайтованных накрепко к полу специальной сетью и тросами. Наконец все формальности были завершены, хвостовая аппарель поднята, гигантские, похожие на крылья жука, её створки сомкнулись, стремянка пилотской кабины втянута наверх и тяжёлая боковая дверь, с неожиданной для неё плавностью и грацией, захлопнулась. Ожили приборы, загудели запускаемые движки. «Семьдесят шестой» готовился к взлёту. Вой движков перешёл в басовитый рёв. «Ил» вздрогнул, тронулся с места, подрагивая на стыках плит всей своей двухсоттонной массой и неторопливо, важно вырулил в зону старта. Там замер на несколько секунд, словно вслушиваясь в себя, а затем как-то мощно сорвался с места, стремительно набирая скорость, рванул вперёд. На середине полосы легко «отжался» от земли и ушёл в небо, и через несколько минут в горячую влажную кабину хлынул прохладный воздух — включилась система герметизации…
…Полёт на Ил-76 из Сирии — это полёт по большой дуге. Прямой путь — через турецкое воздушное пространство — нашим военным самолётам закрыт. Турция — член НАТО. Поэтому маршрут лежит через Ирак, Иран, Каспийское море и далее, через Махачкалу и Владикавказ, на Москву. Почти шесть часов полёта. По пути одна посадка — в Моздоке; там оставим груз и часть пассажиров, тех, кому оттуда до дома ближе, чем из Москвы.
В двухэтажной пилотской кабине «семьдесят шестого» непривычно свободно. У каждого члена экипажа — своё комфортное место. После тесноты Ту-95 здесь почти «бизнес-класс»!
В левой «чашке» командир — Дмитрий Анащенко, сухощавый, с лёгкими бачками на скулах, майор. Для него этот маршрут привычный. «Семьдесят шестые», можно сказать, воздушная часть «сирийского экспресса». Личный состав, срочные грузы, эвакуации раненных — всё это на «плечах»-крыльях «Илов». Анащенко, откинувшись в кресле, контролирует работу «автопилота», который сейчас ведёт корабль по маршруту. Система работает надёжно, но Анащенко — настоящий перфекционист, стремится всё держать под личным контролем. В полку Анащенко командир почти легендарный, несмотря на молодой возраст. И не только в полку. Не много найдётся в нашей транспортной авиации командиров кораблей вегетарианцев! Анащенко уже несколько лет как перестал есть мясо. И, судя по его бодрому внешнему виду, ему это только на пользу…
Самое комфортное место у штурмана — на первом этаже, где он один и, вдобавок, перед ним ещё и огромная стеклянная кабина для наблюдения и ориентирования.
…Я помню, как почти тридцать лет назад, при перелёте в разрушенный землетрясением Ленинакан штурман Ил-76 расстелил прямо на остеклении матрас и я весь полёт лежал на нём, наблюдая под собой кавказские горы. И казалось, я просто парю над ними, раскинув руки…
Странным образом «Яндекс. Карта» в смартфоне даже без Интернета кое-как открылась, и я наблюдал, как красный уголок самолёта медленно полз над голубой равниной Каспия, нацелившись на Махачкалу…
…Инженер корабля Владимир Кириллов внешне чем-то похож на Тараса Бульбу, каким его обычно изображают на картинах. Мощен телом, седой, с пышными вислыми усами, «Ил» для него — это дом родной. Каждый узел, каждый его агрегат изучен им досконально. И он безошибочно определяет настроение корабля, его самочувствие.
— Это только внешне самолёты похожи. На самом деле, у каждого — свой характер. Один летать любит, можно сказать, рвётся в небо. Всё на нём работает как часы, только регламенты вовремя делай! Другой, наоборот, ленится, держится земли. На нём вечно что-то отказывает, не работает, хотя построены в одно время. У каждого — своя душа. Даже настроение его чувствуешь. Подходишь утром, положишь руку на обшивку и чувствуешь: в настроении. Всё хорошо. А бывает, коснёшься и — что-то не так. И тут уже жди неприятности. Может толкнуть чем-нибудь, уронить на ногу, а то и отказ какой дать. Вот и скажи, что это мёртвое железо!
Ил-76МД — настоящий «дальнобойщик» нашей армии. Без дозаправки, с грузом в шестьдесят тонн, он сможет пролететь четыре с половиной тысячи километров, с половиной груза — шесть тысяч, а пустой — десять с половиной тысяч километров, всю страну! Вот уже сорок лет «семьдесят шестые» в строю, и остаются главной транспортной платформой нашей военно-транспортной авиации (ВТА). Самолёт получился настолько удачным, что всё новые его модернизации приходят в войска на смену выработавшим ресурс кораблям. Надёжный, мощный, экономичный «Ил» ещё не одно десятилетие будет бороздить воздушный океан.
Капитан Сергей Дорошевич летает борттехником. Служил когда-то в Кировабаде. На его глазах начинал распадаться Советский Союз. Первым конфликтом, в котором ему пришлось поучаствовать, стали волнения в Узбекистане, когда вспыхнули погромы турок-месхетинцев. Тогда самолёты ВТА вывозили людей из охваченных погромами районов…
Дорошевич — ходячая история ВТА позднесоветского и постсоветского периода. Работал почти во всех горячих точках. Теперь вот летает в Сирию.
— Всякое в небе бывает. Недавно летели из «Химок» в Москву и на борту стало плохо майору, возвращавшемуся из командировки. На счастье мы перевозили ещё и медицинский модуль с двумя ранеными. Медики сразу пришли на помощь. Оказалось, что у майора диабет. И он этого не знал. Фактически на наших глазах спасли ему жизнь!
На «Яндекс. Карте» красный уголок нашего борта почти подполз к Моздоку и, словно подтверждая это, «Ил» накренился и начал строить заход на аэродром. Ещё несколько минут, и вот уже под плоскостями замелькали близкие крыши домов. Посадка! Самолёт тяжело пробежал по полосе и зарулил на стоянку. Там нас уже ждало несколько армейских грузовиков. Распахнулись створки люков, полуопустилась аппарель — так, чтобы прямо с неё было удобно перемещать груз в кузов, и началась выгрузка. Пользуясь паузой, на бетонку высыпали пассажиры, размяться после четырёх часов полёта. Уложились быстро — минут за тридцать. Народ в лёгком возбуждении от скорой встречи с домом потянулся на борт. Ждали только командира, который ушёл на командно-диспетчерский пункт (КДП) за разрешением на вылет. Но обратно мы вылетели не скоро. Москва «закрылась» по погоде. Гроза! Теперь только ждать…
…На синей лётной тужурке невысокого, ладно скроенного авиатора — совершенно неожиданный шитый бейджик «сержант А. Муршель». Оказывается, в экипаже летают и сержанты! Александр Муршель — оператор кормовой огневой установки. Борт-стрелок по-старому… В корме «семьдесят шестого» под хвостовым «оперением» встроено характерное бронированное «яйцо» — кабина огневой установки, ощетинившаяся четырьмя стволами скорострельных авиационных пушек. Это — «заведывание» Муршеля. Но бортовым стрелком он летает недавно. Начинал же свою службу он на земле, в пехоте, и военная его биография — богатая. В 1999 году Муршель участвовал в контртеррористической операции на Северном Кавказе. Был гранатомётчиком, потом попал в 22-ю бригаду спецназа ГРУ. Несколько лет в составе группы спецназа гонял боевиков по кавказским горам. А потом война закончилась. Начались сокращения. Александр уволился и несколько лет работал «на гражданке», но тосковал по службе. И когда в 2012 году один из его товарищей позвал его попробовать себя в военной авиации, он пришёл в авиаполк. Сначала служил наземным специалистом, а потом перешёл в экипаж…
…Шустрый аэродромный ветер гонял по бетонному полю волны жара. В его мареве дрожали и расплывались «в масло» приаэродромные постройки, далёкие дома гарнизона, самолёты на дальних стоянках. Оглушительно стрекотали кузнечики. Солнце заползло на полуденный трон и оттуда немилосердно палило землю под собой. Моздок замер, переживая жару. Москва по-прежнему молчала, и народ кто как боролся со временем и жарой. Большинство просто растянулось на бетонке в тени «Ила», расстелив под собой кто куртки, кто полотенца. Тень была глубокой и прохладной. Большинство армейцев просто дремало, натянув кепки на глаза. Несколько самых отчаянных растянулись на солнце, раздевшись по пояс, и было не очень ясно, зачем им нужен этот загар, учитывая, что каждый был почти дочерна «выдублен» сирийским солнцем. Время тянулось, как смола по сосновому стволу…
…Вот что точно роднит лётчиков ВТА с моряками парусного флота — это умение ждать. Только моряки ждут попутный ветер, а лётчики ждут «добро на вылет». И ждать его иногда приходится долго. Полдня — это мелочи! Один- два дня — почти привычно, но иногда случается и дольше. Авиаторы любую весть о задержке принимают стоически. Тратить на это нервы глупо: всё равно те, кто решают, кому лететь, а кому ожидать разрешения, эмоций застрявшего на далёком аэродроме экипажа не увидят. Это пассажиры уже через пару часов простоя на земле начинают нервничать и приставать к экипажу с сакраментальным вопросом «когда полетим?». Самое смешное, что и в экипаже ответить на него никто не сможет. Даже командир, у которого назначено лишь время следующего запроса. Когда он выйдет на диспетчера и уточнит, появилось ли разрешение на перелёт. Есть разрешение — все об этом узнают сразу. Стряхнувший сон, повеселевший экипаж начнёт расчехлять свой дремлющий «Ил», снимать крышки, заглушки. Запустит ВСУ — вспомогательную силовую установку. Потянутся на борт радостные пассажиры. Не дадут добро и — снова медленное, как смола, ползущая по стволу, время потянется до следующего запроса.
Но добро, наконец, дали, и командир, облегчённо вздохнув, вышел из прохлады КДП на самый солнцепёк. Теперь пешком до борта все полкилометра, но это приятная дорога. Через полчаса корабль снова уйдёт в небо. Доставит людей в Чкаловский, а утром — новый рейс на Хмеймим. Сирийский экспресс работает как часы…
