Выражение «преступления сталинизма» в публицистике стало почти расхожим. Выражения «преступления перестройки» или «преступления рыночных реформ» — практически не используются.
Подавляющее большинство населения страны о том, что называют «преступлениями сталинизма», много слышало. Преступления перестройки и рыночных реформ также большинство реально видело.
При этом очевидно, что те, кто времена Сталина при своей жизни видел, относятся к нему в большинстве хорошо. Плохо чаще относятся те, кто про них только слышал.
А вот к Горбачеву и Ельцину и их временам плохо в большинстве относятся те, кто все это видел, и иногда не так плохо – те, кто про них уже только слышал.
Если попытаться быть объективными, нужно было бы ставить вопрос примерно так:
— во времена Сталина было построено столько-то заводов, открыто столько-то школ, столько-то человек получили образование, столько-то овладели новыми профессиями и повысили свой социальный статус, при этом были осуждены в ходе репрессий по политическим статьям и столько-то расстреляно;
— во времена перестройки и рыночных реформ было остановлено и демонтировано столько-то заводов, закрыто столько-то школ, детских садов и библиотек, продано столько-то Домов Культуры, открыто столько-то банков, появилось столько-то миллионеров и миллиардеров, утрачено столько-то технологий и погибли в бандитских разборках и межнациональных конфликтах столько-то, обнищали – столько-то
В результате получилось бы, что в «сталинские времена» были созданы мощные промышленность, экономика и культура и десятки миллионов людей получили то, что сегодня называют доступом к «социальным лифтам», и повысили свой социальный статус, но при этом политическим репрессиям подверглись несколько меньше двух процентов населения, причем в пределах полупроцента были расстреляны.
В «либеральные времена» большая часть созданного была разрушена, 70% населения обнищали и понизили свой социальный статус, а с жизнями расстались от 10 до 20% населения, страна стала меньше и беднее. ВВП СССР составлял 20% от мирового, ВВП РФ – 2% от мирового.
После 1989 года Россия существует 30 лет. Если взять 30 лет существования России в Советском варианте — с 1917 — это будет 1947 год. Примерно понятны итоги каждого тридцатилетия. Причем из этих 30 лет для России, последнее двадцатилетие – это относительно стабильные времена.
То есть за 10 лет 1988-1998, от экономических реформ Горбачева до начала восстановления экономики при Примакове. стране удар был нанесен более тяжелый, чем в ходе Гражданской войны и чем в ходе гитлеровского нашествия.
Это сейчас не к тому, чья экономическая политика более правильная.
Скорее, к тому, что же считать преступлением.
В те времена улучшалась жизнь подавляющего большинства, при этом подавляли многих, не один миллион – но явное и подавляющее меньшинство. Это если не идеализировать.
В эти – улучшалась жизнь уже явного и подавляющего меньшинства – и при этом в тех или иных формах подавлялись интересы подавляющего большинства. Это если не демонизировать.
Тогда возникает вопрос: в силу чего в публичном пространстве можно услышать разговор о «преступлениях сталинизма» чаще того, что достаточно далеко, и много реже – о «преступлениях перестройки и реформ». Вообще, вторые теперь уже тоже никто не хвалит – но и преступлением никак назвать не решится.
Кстати, несколько абсолютизируя — а что хуже: посадить за кражу колхозного мешка с зерном или выпустить за кражу ста миллионов долларов из Госбюджета? Посадить за аварию или дать орден за уничтожение и разграбления отрасли промышленности…
И тут можно подметить закономерность. Кто любит говорить о «сталинизме», «преступлениях сталинизма» и «ужасах репрессий» — по факту те, кто играл видную роль в осуществлении «перестройки», «либеральных реформах», приватизации, государственном перевороте 1993 года, поддерживал избирательную кампанию Ельцина в 1996 году.
То есть те, кто так или иначе ассоциируется с тем, что можно назвать «преступлениями перестройки и реформ». То есть тему преступлений того далекого прошлого пытаются как можно громче озвучить, артикулировать те, кто ощущает свою причастность к преступлениям недавнего настоящего.
Мифами прошлого пытаются заглушить боль настоящего.
И здесь похоже несколько аспектов и несколько моментов.
Первый: в те времена подавление было применено — оправданно либо неоправданно — к меньшинству от имени большинства.
Во времена власти тех, кто осуждал и осуждает то подавление меньшинства, подавление было применено к большинству волей меньшинства. И это дает основания думать, что, осуждая то подавление, эти участники подавления этого, осуждают не само по себе подавление и не его подчас бессудный и экстремальный характер, а именно то, что оно применялось к меньшинству: потому что себя ощущают исходно не частью большинства, а частью меньшинства и осуждая подавление меньшинства, считают, что подавлять меньшинство – это плохо.
А если подавлять и грабить (а грабеж – это тоже форма подавления и даже форма репрессий) большинство – то это хорошо. Особенно если грабить и подавлять будут именно они — «просвещенное либеральное меньшинство».
Это первый момент – их стремление оградить неприкосновенность меньшинства и оправдать подавление и ограбление большинства.
Второй – проще. Если объявить то, что делала «власть сталинистов» преступлениями, то можно сказать, что то, что делала «власть антисталинистов», это уже не преступление, а освобождение и благодеяние.
То есть, поднимая тень большей частью вымышленных «преступлений прошлого» 80-летней давности, они, их постоянным муссированием и постоянной гиперболизированной мифологизацией (на современно-американском – фэйком), лишь пытаются в этой тени скрыть свою вину за преступления давности 30-летней.
Виновных первых – уже не найдешь. Если начинать разбираться во вторых, сесть могут именно они, условно «антисталинисты».
Есть и третий момент. То, что они называют «сталинизмом» (ни сам Сталин, ни его сторонники этот термин никогда не использовали) – это в первую очередь система напряженной работы и тяжелой ответственности. Это система, при которой нужно мало спать, много работать – и отвечать за все: не только за то, что ты сделал плохо, но и за то, что ты мог сделать, но не сделал хорошо. И это система – когда, как бы сказать помягче, – очень опасно воровать.
Ну очень. Не только потому, что за воровство посадят, но и потому, что могут его расценить как вредительство и деятельность в пользу иностранной державы.
Нерадивую работу могут расценить как диверсию. А чиновную глупость – как сознательную дискредитацию Советской власти, совершенную умышленно и в целях мировой буржуазии.
Откуда, подчас и бралось такое множество приговоров по 58-й статье.
Потому что при этой системе нужно отвечать и за дела, и за слова.
А им, «антисталинистам», правившим во времена «перестройки и реформ», вот этого совсем не хочется. потому что если тебя привлекут за незаконную приватизацию завода – это еще одно. А вот если на то посмотрят как на подрыв экономики суверенной России «в интересах американского гегемонизма и мирового терроризма» – это совсем другое.
Поэтому они и нервничают. И пытаются говорить о «недопустимости оправданий преступлений сталинизма», поскольку если перестанут муссировать тему о преступлениях того прошлого, когда они еще не родились, то вспомнят о преступлениях недавнего настоящего. когда они либо правили, либо это правление оправдывали. И начнут говорить о недопустимости оправдания преступлений перестройки и реформ.
И они нервничают и боятся, потому что все о своих преступлениях знают даже много больше тех, кто об их причастности к этим преступлениям говорит.
И призывают признать «недопустимым оправдание преступлений сталинизма», чтобы не дать стране и обществу признать недопустимым оправдание преступлений антисталинизма, перестройки и реформ во всех их формах, заглушить общественные импульсы.
Как преступлений политических, уголовных и, в конце концов. Моральных.
Потому что в конце концов что такое «антисталинизм» — как не форма законченного морального уродства.
