Выступление Владимира Путина на ПМЭФ сравнили с его «мюнхенской речью», и я уже критиковал такой подход. Поскольку в Мюнхене президент России скорее пытался стать младшим партнером, а на ПМЭФ речь пошла о радикальной смене системы. Именно это выступление подвело черту под однополярным миром.
Речь президента помимо «мюнхенского» тезиса о невозможности унификации мирового политического пространства несла в себе много новых сигналов. В частности, он отметил, что, несмотря на рост мирового ВВП, существующая модель экономических отношений находится в кризисе. И он носит всеобъемлющий характер. Количественное смягчение не стало выходом из тупика, а лишь отодвинуло решение базовой проблемы мировой экономики в будущее.
По словам Владимира Путина, базовая проблема — отсутствие драйвера глобального роста. Мировая торговля перестала выполнять эту роль, а нового механизма так и не появилось. Этот фактор, а также потеря доминирующего положения (за 30 лет доля стран G7 в глобальном ВВП по паритету покупательной способности снизилась с 46% до 30%) заставила страну – лидера западного мира перейти на язык торговых войн, санкций и рейдерства с целью устранения конкурентов нерыночными способами.
Президент РФ выделил два инерционных сценария развития событий. Либо вырождение универсалистской модели глобализации в карикатуру с попыткой распространить юрисдикцию США на весь мир. Либо фрагментация мирового экономического пространства, торговые (и не только) войны, бесконечные конфликты и бои без правил: все против всех.
Альтернативой этим двум сценариям Владимир Путин назвал новый «мировой» договор с широким кругом участников и признанием за каждой страной безусловного права на свой собственный путь развития. Самой резонансной частью выступления стала критика Бреттон-Вудской финансовой системы, которая используется сегодня как инструмент давления страны-эмитента на весь остальной мир.
«Мюнхенская речь» Путина была политическим предупреждением миру единого стандарта. Выступление на ПМЭФ экономически (на раз-два) расставило всё по своим местам. Причина кризиса в потере странами G7 лидирующих позиций (глобальная неконкурентоспособность) — это раз. Механизмом кризиса является неспособность и неготовность стран Запада (прежде всего США) к пересмотру правил распределения эффектов экономического роста — это два.
Единственной альтернативой фрагментации мировой экономики президент назвал наполнение международных институтов новыми смыслами и достижение договоренностей. А поскольку такие договоренности невозможны, то готовиться надо к боям без правил. Всё ясно и прозрачно: хочешь мира, готовься к войне.
На фоне названных главой государства масштабных вызовов, которые сегодня стоят перед страной, традиционный для питерского форума «Деловой завтрак Сбербанка» напоминал что-то среднее между сборищем пикейных жилетов и салоном Анны Шерер. Исключительно воспитанный с превосходными манерами Герман Греф. Артистичный Андрей Макаров с мхатовскими паузами в заученном наизусть тексте. Завидно постоянный Алексей Кудрин. Всегда немного свысока Анатолий Чубайс…
Обсуждали на «завтраке» то же, что и обычно, — перспективы развития России в рамках Бреттон-Вудской системы. Той самой системы, которую в своем вступительном слове президент России назвал инструментом подавления ее развития. Лучше всех дух собрания выразил президент Московской школы управления «Сколково» Андрей Шаронов, который в самом начале своего выступления заявил, что он на 90% знает, что скажет каждый из участников «завтрака».
Складывалось впечатление, что президент страны живет в одной реальности, а ее ведущие экономисты, представители бизнеса и правительственные чиновники — в другой. Еще одним выпавшим из собрания пикейных жилетов оказался глава «Роснефти» Игорь Сечин, выступление которого по мысли и тезисам удивительным образом совпало с выступлением Владимира Путина.
Причиной волатильности мировых рынков Сечин назвал геополитику, а главным возмутителем спокойствия — США, которые осознали, что лишаются доминирующего положения в мире. Результатом этого стало стремление Вашингтона не столько ускорить свое собственное экономическое развитие, сколько затормозить рост основных конкурентов.
Их подавление, по словам Сечина, стало доминантой политики США, а силовые методы решения проблем превратились в особый стиль ведения дел. В качестве примера он привел «Русал», который в результате санкций перешел под фактический контроль американской администрации. С учетом крупного пакета «Русала» в «Норильском никеле» под контроль попали не только алюминиевый, но и никелевый, медный, платиновый и палладиевый сегменты российской промышленности.
По внутренней логике и оценке вызовов, стоящих перед Россией, уровень схожести докладов Путина и Сечина удивительный. Разница лишь в том, что президент в своих выводах и прогнозах масштабней и стратегически глубже, а глава «Роснефти» конкретней и практичней в силу отраслевого характера его доклада.
Что может означать контраст между жестким выступлением на ПМЭФ Владимира Путина и салонной атмосферой, которая царила среди «генералов» российской экономики во время завтрака у Грефа? Почему президент живет в одной повестке, а отвечающие за развитие страны люди — не просто в другой, а в диалектически противоположной?
Означать это может только то, что центр выработки ключевых для страны решений находится за пределами макроэкономического блока правительства и многочисленных лоббистских организаций крупного бизнеса. Произошла смена экономической субъектности России. На место финансовых показателей крупных корпораций, защищающих свой статус перед глобальным рынком (Бреттон-Вудская система), приходят национальные интересы, которые противоречат интересам глобального регулятора.
На место финансовой политики приходит промышленная. На место макроэкономических прогнозов — отраслевые запросы. Не случайно говоря о необходимости технологического прорыва, Владимир Путин назвал исключительно подконтрольные государству компании. Такие как «Ростех», «Росатом», РЖД, «Ростелеком», «Роснефть», «Россети», «Газпром» и «Транснефть».
Это означает «китаизацию» экономики России. В том смысле, что китайский опыт изучен и взят за основу модели развития России, точно так же как в свое время советский опыт лег в основу модели экономического роста Китая. Так что Россия перешла свой экономический Рубикон.
