Уже давно понятно, что государства можно захватывать без обычного оружия: с помощью одних лишь сетей – как офлайн, так и онлайн. Но, пожалуй, никогда еще о кибервойнах не говорили всерьез и на очень высоком уровне. И вот – началось.
Сначала американский президент Дональд Трамп, а за ним наш глава СВР Сергей Нарышкин, как-то резко обострили тему так называемых кибервойн. Которые, как теперь всем стало очевидно, и в Америке, и у нас ведутся довольно активно. Узнав об этом из газеты New York Times, Трамп в очередной раз поругался с либеральной прессой, обозвав журналистов «предателями национальных интересов» и даже «врагами народа».
Речь в статье шла о том, что американские кибервойска сделали так называемые закладки в российской энергосистеме, благодаря которым в любой момент её можно вывести из строя, что приведёт к колоссальным последствиям, учитывая зависимость современной инфраструктуры от энергоснабжения.
Единовременный блэкаут не только создаст реальную угрозу жизни для многих людей, но и приведёт города в состояние коллапса, выведет из строя значительную часть инфраструктуры, нарушит систему управления государством. То есть ущерб от такого воздействия сопоставим с последствиями единовременного, массированного военного удара по территории страны, а значительная его часть будет считаться непоправимой.
Иными словами, киберудар в нынешних условиях ничем не отличается по своим последствиям от прямого «горячего» удара, а в некоторых аспектах может быть даже и более разрушителен. Например, для физического уничтожения десятков энергетических объектов на территории России понадобится залп сотен крылатых ракет (допустим, «Томагавк»), при условии, что значительная часть из них не будет сбита на подлёте и достигнет цели. Но того же самого по последствиям эффекта можно достичь путём разрушения систем управления с помощью этих самых «закладок», выведения из строя оборудования, на восстановление которого понадобится столько же сил и времени, сколько на восстановление после ракетного удара.
Можно было бы отнести очередной скандал в американских элитах к привычной череде непрекращающихся разборок между Трампом и американскими глобалистами, к которым уже все привыкли, и не воспринимать всё происходящее всерьёз, если бы не Сергей Нарышкин. Серьёзный, взвешенный человек, выверяющий, в отличие от своих американских визави, каждое слово, не работающий на публику, спокойно и без лишних эмоций подтвердил: «У СВР есть данные о планах Запада совершать кибератаки на инфраструктуру РФ».
Учитывая возможные последствия, можно сказать, что у СВР есть данные о планах Запада начать войну с Россией. И здесь речь уже не о баловстве анонимных хакеров, воспетых Голливудом в стиле киберпанк, и не о безобидных взломах карточек фраеров-обывателей и счетов мировых финансовых барыг. Речь о войне, которая, как известно, дело всех – а значит, и отнестись ко всему происходящему стоит со всей серьёзностью.
Собственно, сама возможность ведения кибервойн рассматривается с того момента, как интернет стал действительно глобальной сетью. Но ещё раньше, примерно с конца 1950-х годов, на Западе, в особенности в США, начали рассматривать возможность ведения так называемых гибридных войн, как их тогда называли. Они, будучи усовершенствованными и доведёнными до состояния практического применения, к 1990-м годам были официально приняты на вооружение Пентагоном под названием Netwar, или сетевые войны.
Становлению этой технологической альтернативы прямому военному вмешательству способствовало два фактора: первый – установление ядерного паритета и угроза взаимного уничтожения; второй – постиндустриализация и следующая за ней постмодернизация западного общества, покрытие сетями значительной части государств, увеличение значения роли информации и, самое главное, увеличение скоростей её передачи за счёт усовершенствования коммуникаций.
Всё это не столько повысило ценность информации как таковой – её как раз стало в избытке, что девальвировало её ценность – сколько усилило значение смыслов. То есть той интерпретационной решётки, с помощью которой можно просеивать бесконечный объём информации, которую уже просто физически не способно усваивать человеческое сознание, вычленяя крупицы смыслов, собственно и формирующих общественное мнение.
Иными словами, значение имеет не сама информация, а её интерпретация, расстановка акцентов, прямое указание на то, что надо воспринимать, а на что следует просто не обращать внимание. Такая избирательность восприятия формирует группы по интересам, а те, с учётом новой, сетевой структуры нынешнего общества, могут легко складываться в группы на основе той или иной идеологемы. Но столь же легко рассыпаться, чтобы сложиться вокруг другой идеи или проблемы, в зависимости от поставленных задач.
Общество стало более динамично, дискретно, а значит, более управляемо. Главное – создать нужные смысловые решётки, вокруг которых уже и плетутся социальные сети: общественные организации, НПО, НКО, неформальные объединения и т. д. Становясь носителями тех или иных смыслов, они представляют собой оружие сетевой войны. С их помощью можно сформировать общественное мнение, раскачать ситуацию, взорвать социальную стабильность, оказать давление на власть и… сместить действующую власть. В конечном итоге поставив сначала общество, а затем государство, под свой стратегический контроль, оказывая давление извне и управляя им с помощью созданных сетей.
То есть, по сути, речь идёт о захвате государства без использования обычных вооружений с помощью лишь сетей – как офлайн-сетей в виде общественных структур, так и онлайн-сетей, как частного случая проявления сетевых стратегий. Собственно, интернет – это есть лишь некая доведённая до совершенства сетевая структура, прототипы которой складывались в офлайне ещё задолго до прихода интернета в массы. Скажем, СССР был разрушен с помощью сетевых стратегий – управления смыслами, создания контекстов, формирования неформальных групп; с помощью занесения вирусов культурного воздействия на общество – так называемых мемов (единиц культурной информации). Но всё это было задолго до того, как интернет появился на нашей территории.
Создание онлайн-сетей, создание онлайн-сообществ, управление ими, использование для нанесения сетевых ударов, частным случаем которых являются взломы и DDoS-атаки – это есть составляющая более широкой сетевой стратегии, которая, будучи использованной для нанесения ударов по противнику, и была определена понятием сетевые войны.
Таким образом, нынешняя киберагрессия, разболтанная американскими СМИ ради ущемления Трампа и подтверждённая главой российской внешней разведки – это составляющая более широкого явления, начавшего складываться в качестве способа ведения войны ещё в конце прошлого столетия. Тогда, когда обозначился переход от индустриального общества к постиндустриальному, информационному, сетевому; когда начался переход от модерна к постмодерну; когда социальная ликвидность, текучесть и скорость распространения информации были подкреплены технологическими возможностями.
Как утверждают американские публицисты Ричард Кларк и Роберт Нейк в своей книге Cyberwar, «на протяжении первого десятилетия XXI века Соединённые Штаты развивают новый тип вооружения, основанного на новейших технологиях <…> Мы создали новое командование для ведения новой высокотехнологичной войны, пренебрегая публичными дебатами, обсуждениями в СМИ, серьёзным парламентским надзором, академическим анализом или международным диалогом». Неудивительно, что об осуществлении «закладок» в российскую энергетическую систему Дональд Трамп узнаёт из утренних газет, а мы из уст главы Службы внешней разведки.
Высокие технологии не только шагнули далеко вперёд, но и в значительной степени вышли из-под контроля. Глобалисты продолжают свергать один неугодный им политический режим за другим, лишая суверенитета то одно, то другое государство, даже несмотря на то, что, например, в США, они уже не у власти. Игнорируя тот факт, что нынешний президент США не сторонник такого вероломства, что он антиглобалист и против бесцеремонного вмешательства в дела других государств без предупреждения.
Чем совершеннее методы сетевого воздействия, чем более неуязвимыми кажутся технологии разрушения оппонентов безо всяких последствий, тем больше соблазн их использования и меньше прозрачности – что в итоге начинает угрожать теперь уже и самой Америке. Ведь именно США – самая осетевлённая страна, тотально подключенная к интернету: от Белого дома и Пентагона до последнего электрочайника.
А это значит, что если возмездие всё же настанет, то оно поразит эту беспечную в своей подростковой самоуверенности страну во всех аспектах. «Самый большой секрет кибервойны, пожалуй, заключается в том, что США, готовясь к наступательной войне, в то же самое время продолжают вести политику, при которой эффективная защита нации от кибератаки невозможна», – как бы намекают Нейк и Кларк, осторожно давая понять, что стоит только начать – и неизвестно, кто от такой сетевой агрессии пострадает больше.
То же касается и создания сетей извне (в США это сделать проще всего), и управления ими через голову правительства и в целом американских элит, погрязших в склоках. И кто знает, не повторят ли США судьбу СССР, если кто-то вознамерится провернуть с ними такую же штуку? Ведь все условия в Америке для этого есть – и для отдельных киберударов, и для сетевой войны на территории США в целом. Так, может, лучше не провоцировать?
