«Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать…»
Борис Пастернак
В конце прошедшей недели состоялся саммит лидеров «Группы двадцати» в японском городе Осака. В его аэропорту, начиная с 27 июня, приземлилось, наверное, больше правительственных лайнеров, чем за всю предшествующую историю этой древней столицы Страны восходящего солнца. И, помимо лидеров Австралии, Аргентины, Бразилии, Великобритании, Германии, ЕС, Индии, Индонезии, Италии, Канады, Китая, Мексики, России, Саудовской Аравии, США, Турции, Франции, Южной Кореи, ЮАР и самой Японии (жирным шрифтом выделены страны «Большой семёрки», G7. — авт.), здесь открыто собралась практически вся «верхушка» современного мира. Что же представлял собой этот ключевой, по определению президента России, форум мировой политики, чему он, собственно, был посвящён и каковы его итоги?
Глобальные проблемы: трансформация повестки дня
Большинство комментаторов сосредоточилось на самых ярких моментах «двадцатки», типа встреч Трампа с Си Цзиньпином или Путина с Трампом, подчёркивая, что основные вопросы обсуждались и решались «на полях» саммита лидерами с глазу на глаз, а не в зале общих заседаний. Такая «фасеточная» оптика, свойственная глазу насекомых, более чем понятна, поскольку доминирование глобальной повестки дня осталось в прошлом, а ведущие мировые лидеры: такие, как Путин, Си Цзиньпин и Трамп, — демонстрируют в своей политике всё более явный национально-государственный уклон. Да и в целом человечество ближайшего будущего видится не столько единым, сколько разделённым на «зоны влияния», сформированные несколькими разными «центрами силы».
Но значит ли это, что больше не существует та «сумма технологий», которая позволила придать человеческой цивилизации качество глобальности? Или что куда-то исчез весь комплекс глобальных кризисов, связанных с этой «суммой технологий»? Или что ведущие страны мира разочаровались в запущенных более полувека назад процессах либеральной конвергенции, отчаялись найти какой-то общий язык между собой и решили вместо «вавилонской башни» совместного будущего самостоятельно, каждый для себя, строить собственное, отдельное от других будущее?
Разумеется, ничего подобного в Осаке не было даже и близко. Скорее, напротив, мы имели дело с сессией настоящего Мирового правительства — правда, пока ещё разделённого на национально-государственные «квартиры». Неожиданный вывод? Но именно он возникает после ознакомления с итоговыми документами прошедшего саммита. Имеются в виду Осакская декларация лидеров стран «Группы двадцати», такая же отдельная декларация по вопросам цифровой экономики, плюс заявление о предотвращении использования интернета для целей терроризма и насильственного экстремизма.
Все эти соглашения, подписанные не только официальными участниками, но и многими высокопоставленными гостями саммита, направлены на внедрение общей, единой для всех юрисдикции в целом ряде областей международной жизни. Это касается правил мировой торговли и мировых инфраструктурных инвестиций, контроля за финансовыми транзакциями (американский режим FATF «приветствуется и принимается»), энергетики, где предусматривается снижение выбросов «парниковых газов» (с исключением для США), производства и использования пластика, защиты технологий, гендерных нормативов труда, и так далее, и тому подобное, — всего почти два десятка документов, имеющих обязательную силу для всех государств, их подписавших, если специально не оговорено иное.
Тектонический процесс стандартизации всего человечества идёт уже вовсю и не останавливается, причём уже понятно, что планки этого стандарта не могут устанавливаться слишком высоко, поскольку «скорость эскадры определяется скоростью самого тихоходного корабля», — отсюда вытекает, что данный процесс стандартизации неизбежно сопровождается деградацией, отступлением ряда «ушедших вперёд» стран, регионов и культур от ранее достигнутого ими и даже ставшего традиционным для них уровня. Всё это весьма болезненно, а порой — даже трагично.
И ни Путин, ни Си, ни Трамп, ни Макрон, ни Меркель, не говоря уже про других лидеров, — никто из участников нынешней G20 не «выламывался» из рамок данного процесса, не ставил под вопрос его существование и его необходимость, все они находились «внутри». В этом заключается самый важный и, похоже, самый «замаскированный» результат саммита в Осаке.
Постлиберальный глобализм: пчёлы против мёда?
Накануне поездки в Японию российский президент, как известно, дал интервью редакторам британской Financial Times, в котором отдельное место уделил теме «смерти либерализма» — вернее, утраты либеральной доктриной статуса абсолютной и единственной истины для всех человеческих сообществ и человечества в целом.
Вряд ли это было случайным совпадением. И Путин явно не имел в виду одну только идеологию либерализма, с её «толерантными» последствиями для человеческих сообществ любого уровня, скорее — весь выстроенный на этой идеологии финансово-экономический и военно-политический механизм современного мира, который по-прежнему продолжает работать, но уже в закритическом режиме, а потому нуждается даже не в капитальном ремонте, но в полной смене.
Эта заявка, вкупе с гигантской подготовительной работой — самыми заметными «реперными точками» здесь были государственный визит председателя КНР Си Цзиньпина в РФ, Международный экономический форум в Санкт-Петербурге, саммит ШОС в Бишкеке и СВМДА в Душанбе, президентская «прямая линия», голосование в ПАСЕ по возвращению прав делегации РФ, а также встреча Патрушева, Болтона и Нетаньяху в Иерусалиме, — во многом предопределили ту ситуацию, которую мировые масс-медиа называют «путинским триумфом в Осаке».
Если фигура Трампа в международном сообществе ассоциируется с лозунгом «Сделаем Америку снова великой!», а Си Цзиньпина — с проектом «Одного пояса, одного пути», то Путин теперь, можно сказать, воспринимается как «буревестник всемирной постлиберальной революции», а это, согласитесь, совсем иной уровень — к тому же, подкреплённый не только словами, но и двадцатилетним опытом успешного руководства одной из мировых держав, военно-технологическим первенством и гигантским ресурсным потенциалом.
Financial Times — рупор крупнейшего транснационального финансового капитала. И публикацию такого интервью с президентом России накануне саммита G20 при желании можно рассматривать не в качестве забавного артефакта, а как нечто вроде «установочной» передовой в газете «Правда» сталинской эпохи СССР. Тем более, что и в преамбуле Осакской декларации значится: «Мы, лидеры стран «Группы двадцати», встретились в Осаке, Япония, 28–29 июня 2019 года с тем, чтобы предпринять совместные усилия к решению основных глобальных экономических проблем. Мы будем сотрудничать в целях поддержки глобального экономического роста, при этом раскрывая потенциал технологических инноваций, в особенности цифровизации и её применения для всеобщего блага». Сотрудничество крупнейших государств мира в целях решения глобальных экономических проблем — это что, либерализм? Или нечто совсем иное?
А как соотносятся с либеральной концепцией те же «санкции» и «торговые войны»? Нет, при желании объяснить всё это можно: «несвобода во имя свободы», «убытки во имя прибылей» и так далее, — но если всё это становится постоянной практикой, тем более — безрезультатной, то становится ясным, что идеология разошлась с реальным положением дел и перестала работать. И куда её тогда? «Годится — молиться, не годится — горшки покрывать», — гласит по этому поводу известная русская пословица. Но свято место пусто не бывает, и теперь отвечать за его наполнение, в каком-то смысле, поручено российскому президенту — вот каким был смысл путинского интервью в Financial Times. И, надо сказать, этот сигнал всеми был уловлен и понят — к лидеру недавно «изолированной» и «разорванной в клочья» санкциями России в Осаке буквально стояла очередь.
Очередь к Путину. День первый
Если посмотреть на график основных, в двустороннем и многосторонних форматах, встреч президента России в рамках «Большой двадцатки», представленный официальным сайтом kremlin.ru, то картина получится весьма впечатляющей: фактически за полтора дня Путин встретился с 12 лидерами стран G20. И это были полноценные, продолжительностью не менее часа, переговоры. Плюс множество контактов менее продолжительных и формальных, или же выходящих за рамки «двадцатки» — как, например, встреча с президентом Египта.
При этом вся «логистика» президента России в Осаке была выстроена с жёстким прагматизмом. Сначала — встреча с ближайшими «партнёрами» по БРИКС: лидерами КНР, Индии, ЮАР и Бразилии. Смысл — Россия в «связке» не только с Китаем, но и с другими важнейшими странами «третьего мира», «держит руку на пульсе», в Африке — в том числе. Затем, после заданного таким образом камертона, — формальный поход в гости к Дональду Трампу. Эта встреча выступала в роли основной темы и интриги саммита: будет ли официальный Вашингтон и дальше безудержно повышать ставки на всех «столах», включая российский, или же у 45-го президента США более богатый арсенал политической тактики? Как выяснилось, да: действующий «хозяин Белого дома» очень любит использовать образ безбашенного ковбоя, но если ему приходится делать выбор между выгодой и «крутизной», то с вероятностью 100% будет выбрано первое. А главной выгодой для него сейчас является второй президентский срок: если раньше нью-йоркский миллиардер действительно ворочал миллиардами, то в своём нынешнем статусе — сотнями миллиардов и триллионами долларов, как минимум. И для повторения в 2020 году победы 2016 года Трамп будет делать всё, что в его силах, и даже более того. Это наши наблюдения со стороны, а Путин полученную в ходе встречи информацию сразу же обсудил со Си Цзиньпином и Нарендрой Моди, подтвердив тем самым своё серьёзное отношение к взаимодействию с ними. Видимо, эта информация была небесполезной для председателя КНР, которому предстояли сложные переговоры с президентом США относительно «торговой войны».
Далее был запланирован визит Терезы Мэй в российскую зону. За последние годы расхожая фраза «англичанка гадит» стала оправданной вдвойне и даже втройне: уходящая ныне в отставку премьер-министр Великобритании сделала всё для того, чтобы отношения между Москвой и Лондоном были испорчены фундаментально и без каких-либо зримых перспектив восстановления до хотя бы минимально приемлемого уровня. И было ясно, что нынешней встречи в Осаке Мэй, будь на то её личная воля, хотела бы избежать, но в данном случае она, скорее всего, выполняла волю своего монарха, королевы Елизаветы II. Ритуальные фразы об «отравлении Скрипалей» и требования к России «прекратить агрессивную дестабилизирующую деятельность» явно не были и не могли быть ни поводом для этой беседы, ни главным её смыслом. Но некое важное послание «хозяину Кремля» из Виндзорского дворца «ржавая леди», несомненно, передала.
Собственно «западную» тему завершила встреча Путина с Эммануэлем Макроном. Французский президент всем своим видом демонстрировал готовность к максимальному взаимодействию и сотрудничеству: от возобновления работы «нормандского формата» до приезда в Москву на празднование 75-летия Победы. Но за всем этим оживлённым дружелюбием явно просматривалось некое «второе дно» — ведь в ту же Нормандию на недавнее празднование юбилея открытия Второго фронта российского лидера демонстративно не пригласили, а в прошлом году встреча президентов РФ и США на торжествах в честь 100-летия окончания Первой мировой войны была официально заблокирована по просьбе того же Макрона. То есть тут всё очень «не гладко».
Финалом первого рабочего дня Путина в Осаке стала встреча с президентом Южной Кореи («корейский проект» — отдельная и важная тема), после чего началась общая культурная программа: приём у Синдзо Абэ, общее фото под тёплыми июньскими звёздами, театр кабуки в древнем императорском дворце, изысканный ужин…
Очередь к Путину. День второй
29 июня в этом отношении было не менее насыщенным, но куда более «спокойным» днём, поскольку встречи не касались каких-то остроактуальных конфликтных моментов. Да, Эрдоган потребовал, под пришедшийся весьма кстати «грузинский шум», изменить в пользу Турции ряд ранее достигнутых договорённостей, считая себя ущемлённым — по сравнению с иранской стороной — в Сирии и находясь под растущим давлением Вашингтона (вопрос о поставках российских ЗРК С-400, проблемы с турецкой лирой, недавние выборы мэра Стамбула, на которых победил представитель «проамериканской» оппозиции Экрем Имамоглу). Но эти турецкие жалобы, подаваемые как требования, судя по всему, были учтены ещё в проекте российско-ирано-турецкого «треугольника» на Ближнем Востоке.
Что же касается Ангелы Меркель, то необходимо признать очевидное: Германия сегодня — как, впрочем, и Турция — это уже не совсем Европа, или даже совсем не Европа, потому что ни одна по-настоящему европейская страна не позволит себе закупки авторитарного российского газа вместо американского, «с молекулами свободы». В крайнем случае — только прошедшего через сложную процедуру «европеизации» в украинской «трубе». Поскольку Путин демонстративно совместил в одном своём утреннем блоке 29 июня встречи с бундесканцлерин и президентом Турции, то он явно относится к этим политикам через призму газопроводов «Северный поток-2» и «Турецкий поток», рассматривая их как своих помощников в деле оккупации Европы российским «голубым золотом».
А где газ — там и нефть. После небольшого перерыва на итоговое заседание «двадцатки» российский президент, по его собственному признанию на пресс-конференции, договорился с наследным принцем Саудовской Аравии о продлении соглашения ОПЕК+ «на срок до девяти месяцев», что означает мировые цены на «чёрное золото» не ниже 60 долл. за баррель до конца марта 2020 года и, соответственно, около 70 млрд. долл. дополнительных доходов от экспорта российской нефти.
«Вне очереди» к Путину на «двадцатке» оказался президент Египта Абдул-Фаттах Ас-Сиси, тесно связанный всё с той же Саудовской Аравией. Встреча с ним входила одновременно и в «ближевосточный», и в «африканский» блок современной российской политики. Не секрет, что Египет в любой момент может оказаться в самом фокусе мировых событий: здесь и Суэцкий канал, и урегулирование израильско-палестинского конфликта, и конфликт в Ливии, где Каир вместе с Эр-Риядом поддерживает силы Халифы Хафтара.
Почти в одиннадцать часов утра по московскому времени началась пресс-конференция президента России, которая продолжалась чуть более получаса, и на которой прозвучало несколько новых путинских афоризмов, наподобие следующего: «Наши действия в отношении партнёров всегда будут зеркальными: как к нам относятся, так и мы будем ко всем относиться. Хочу, чтобы все это запомнили». Или: «Мы точно ни о чём не будем просить». Или термин «трансформеры» применительно к представителям «сексуальных меньшинств» и «людям это поднадоело»…
После пресс-конференции официальная программа саммита G20 была завершена, и начался визит Владимира Путина в Японию, но это уже немного иная история.
Лепестки сакуры у разбитого корыта
В эмблеме нынешнего саммита «Большой двадцатки» присутствовали сразу три главных символа Японии: гора Фудзияма, солнечный диск и цветок сакуры. Кроме того, в ряде материалов саммита Южные Курильские острова были представлены как часть японской территории. Но публично поднимать этот вопрос и ссориться с хозяевами Путин не стал — видимо, полагая, что его заявления о российском флаге, который на Южных Курилах никогда спущен не будет, сделанного буквально накануне поездки в Осаку, более чем достаточно.
С момента подписания в 1951 году американо-японского Договора о безопасности, а в 1960 году — Договора о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности Страна восходящего солнца оказалась в роли военно-политического союзника США, а её суверенитет во внешней политике — ограничен. Курс императора Хирохито (годы правления 1926-1989) и его сына императора Акихито (1989-2019) был связан с попыткой развития в рамках подконтрольного Америке «глобального рынка». В период 1960-х—1980-х годов «японское экономическое чудо» стало одним из факторов победы коалиции стран «коллективного Запада» в холодной войне, а сама Япония какое-то время была второй экономикой мира, темпы роста которой намного опережали среднемировые.
Перелом наступил во второй половине 80-х годов, когда в преддверии краха СССР и советской зоны влияния в 1985 году были подписаны пресловутые «соглашения Плаза», фактически убившие японскую экономику. Стране восходящего солнца не досталось почти ничего, даже «северных территорий», а вроде бы предназначенную для неё роль «мастерской мира» с успехом начал играть… красный Китай. Япония же осталась, образно говоря, «у разбитого корыта», и осознание этого факта может привести к серьёзным изменениям её политики. Более того, это осознание подошло уже к «красной черте», за которой безусловное и безоговорочное следование официального Токио в фарватере Вашингтона может быть прекращено и оставлено в прошлом.
Китай и Россия уже предложили Японии достаточно привлекательную альтернативу «Большого кольца Северо-Восточной Азии», в рамках которой предусмотрено формирование мощного производящего кластера не только для Азиатско-Тихоокеанского региона, но и для всего человечества. Гипотетический пока «четверной» блок в формате Россия — Китай — Япония — (единая) Корея — это вообще геополитическая «водородная бомба», абсолютное оружие, которое способно полностью переформатировать весь послевоенный мир.
Японии предоставлен шанс стать неотъемлемой и важной частью такого Кольца, и есть все основания полагать, что с воцарением императора Нарухито, который избрал девизом своего правления слоган «Райва», то есть «Цветущий мир», Япония намерена этим шансом воспользоваться. И ясно, что на четырёх южнокурильских островах в этой новой парадигме свет больше клином не сходится. Обо всём этом и должны были говорить, и, скорее всего, говорили Владимир Путин с Синдзо Абэ в Осаке после саммита G20, который оба лидера безусловно могут записать себе в актив: первый — как его главное действующее лицо, второй — как его организатор и хозяин предоставленной «площадки».
Что дальше?
Если подводить хотя предварительные итоги нынешней «Большой двадцатки», то необходимо выделить следующие моменты.
Прежде всего, нужно сказать, что формирование российско-китайского стратегического союза стало реальным фактором международной политики, и его роль в обозримой перспективе будет только нарастать. Именно его наличие является главной причиной того, что США в Осаке — впервые за всю историю саммитов «двадцатки»! — не были безусловно доминирующей силой и не диктовали свою волю с позиции безусловно доминирующей силы. И если тандем Россия—США определял в ходе встречи Трампа и Путина глобальную военно-политическую составляющую современного мира, то его глобальную финансово-экономическую составляющую точно так же определял в ходе встречи Трампа и Си Цзиньпина тандем Китай—США. В обоих случаях американский президент сдавал, хотя и не слишком сильно, свои позиции, обозначенные накануне этих встреч. «Перемирие» в торговой войне с КНР состоялось, поскольку Дональд Трамп перестал выдвигать самое сложное, болезненное и неприемлемое для Пекина условие «технологического мониторинга» за китайскими предприятиями, использующими американское «железо» и технологии, а также «заморозил» повышение на 25% пошлин на часть китайского импорта объёмом 300 млрд. долл. «на время проведения дополнительных переговоров». Точно так же Трампу пришлось пойти на переговоры с Путиным относительно продления действия договора СНВ-3 и нового формата глобальной безопасности в целом. Сам факт его встречи и прямых переговоров с президентом РФ вбил последний гвоздь в гроб мифа о «международной изоляции Кремля». Тем более, что одной из главных тем в этих переговорах была тема Ирана, чьи интересы в Осаке фактически было доверено представлять российскому лидеру, — впрочем, так же как и интересы всех участников Евразийского экономического союза (ЕАЭС).
Американское стратегическое отступление, зафиксированное не только на Ближнем Востоке (Сирия, Иран), но и в Латинской Америке (Венесуэла), и в Европе («Северный поток-2»), во многом связано с тем, что «верхи не могут» править по-старому, и США переживают кризис не только действующей модели «глобального либерализма», в рамках которой они занимали вершину «пищевой пирамиды», но и внутриполитический кризис, и кризис отношений с союзниками. Всё это разрушает и трансформирует не только Америку, но и весь «коллективный Запад», что привело к таким явлениям, как «брекзит» и отказ Германии от повышения оборонных расходов.
В этих условиях заявленные намерения США «успешно вести войну сразу на два или даже на два с половиной фронта» вряд ли могут быть осуществимы. Америке нужен период для консолидации, внутренней перегруппировки сил и разрешения конфликта между «трампистами» и «глубинным государством». Не исключено, что в этих условиях реальное перемирие в «торговой войне» с Китаем будет означать усиление американского давления на Россию, или же наоборот. Чем дольше окажется период неопределённости, тем большим окажется «осыпание» однополярного мира Pax Americana.
В данной связи весьма интересным выглядит реакция на G20 и новую роль Путина со стороны глобальных масс-медиа. В частности, британская Times снова попыталась запустить в оборот образ России как «Верхней Вольты с ракетами», добавив для пущей убедительности ещё и «кибершпионов». Нельзя сказать, что этот образ сегодня никак не связан с реальностью — и это лишний раз подтверждается тем, что сразу после своего триумфа в Осаке российскому президенту пришлось заниматься проблемами «сибирского потопа».
У современной России множество проблем. Но подавляющее большинство из них связано как раз с её включением в либеральную «матрицу» «глобального рынка», которое началось не в 1991-м и даже не в 1985-м году, а гораздо раньше, чуть ли не со времён Хрущёва. Заявленный Путиным отказ от абсолютной ценности либерализма может обрести истинную силу только в том случае, если за словами последуют соответствующие действия — и даже не столько на международной арене, сколько внутри страны. Уничтожьте в России вопиющую социальную несправедливость, уберите либеральную прозападную «верхушку» во власти и собственности, включите вместо механизма рыночной конкуренции механизмы творческого синергетического сотрудничества — и тогда на фоне «русского прорыва» США с Великобританией будут выглядеть даже не «Верхней Вольтой», а Древним Римом эпохи его распада.
