В различных культурных и исторических контекстах изначальное значение терминов зачастую было совсем иным: «усия» или «энтелехия» Аристотеля, «динамос», «логос» и пр. В эпоху Аристотеля «усия» было не «сущностью», «скотом». Греческий крестьянин не мог понять, о чем говорил Аристотель — он творил из слов грандиозные концепты, которые пережили и его, и крестьянина, и скот. Или платоновская «идея» — это «созерцаемое».
Сам Хайдеггер полагал, что части его концептов уготована та же судьба. Эти слова определяют наши судьбы, как «усия». Одним из базовых терминов Хайдеггера стал «Дазайн». Анри Корбен, который был последователем Хайдеггера, предлагает переводить это как réalité humaine, «человеческая реальность». Réalité — от слова «вещь», а humaine — субъект. Сочетание homo и res в одном и том же — это Дазайн.
По Хайдеггеру, надо быть этим местом — быть не «где», а быть «чем», быть местом, в котором мы есть.Вещь стремится не просто занять место, а занять себя, стать собой. Etre-le-la — это быть тем местом, в котором мы есть.
Здесь пересекаются два принципиально разных измерения в Дазайне: присутствие и наличие.
В конечном итоге, все, что мы думаем о себе, что говорим о себе — мы говорим о производных. Мы думаем, что распахнем душу и расскажем истину — а на деле следуют механические цитирования из словаря, телевизора или услышанного от родителей. Мы неспособны быть непосредственными — мы всегда существуем опосредованно, через призму нагромождений, доктрин. А Дазайн — это непосредственное бытие, бытие человека.
Полнее Дазайн раскрывается через Sein zum Tode — бытие-к-смерти. Когда мы стоим перед лицом смерти, она снимает с нас груз чепухи и оставляет перед голым фактом нашего присутствия: мы мыслим, мы есть, мы здесь — и вот смерть… Смерть смывает все наносное, оставляя только Дазайн. Ужас смывает все слои сознания. Это и есть человек.
Пока мы еще люди, мы сами являемся Дазайном. То, что в нас есть без надстроек, голое бытие человека перед лицом небытия. Общество должно быть построено на аутентичном экзистировании Дазайна.
