Россия должна гарантировать свой технологический суверенитет и занять достойное место среди ведущих игроков на перспективных новых рынках. «Глобальная конкуренция за обладание технологиями будущего развернулась уже сейчас, вы это прекрасно видите. И наша задача — не теряя времени сделать всё для того, чтобы войти в число лидеров, гарантировать России технологический суверенитет, достойное место среди ведущих игроков на перспективных новых рынках», — заявил Владимир Путин на совещании в Кремле.
Нет смысла доказывать, что от технологического развития России зависит её обороноспособность, независимость и целостность, а не только бытовое удобство граждан и экономическое развитие. Всё это и так очевидно и не требует доказательств. Главный вопрос: как этого добиться? И здесь у России, как обычно, есть три пути (русские сказки о богатыре, оказавшемся перед выбором, — базовый архетип нашего самосознания, и никуда от него не деться).
Первый путь нам понятен и знаком. Собственно, он и был предложен нам в качестве единственного нашими западными «партнёрами» в момент распада СССР. Мы получаем доступ к высоким технологиям из рук этих самых «партнёров», но при условии отказа от какой-либо геополитической субъектности, самостоятельности, суверенитета, крайне дозированно и в основном в виде готовой продукции.
США выступают здесь главным модератором перераспределения высоких технологий в глобальном масштабе, а значит, принятие этих самых технологий из их рук означает не что иное, как прямую зависимость от американской воли. Впрочем, некоторые страны всё же пошли по этому пути — в основном страны так называемого третьего мира, «азиатские тигры» или страны, прямо оккупированные США, которые, получив от американцев доступ к некоторым технологиям, пусть и несколько устаревшим и не представляющим стратегического значения, добились определённого, довольно высокого уровня экономического развития.
По большому счёту, в начале 1990-х годов и мы уже было встали на этот путь. Доступ к высоким технологиям был одной из вожделенных целей младореформаторов, готовых продать всё, включая национальные интересы, которых, как якобы утверждал ельцинский министр иностранных дел Андрей Козырев, «у России нет».
Об этом же обмене суверенитета на ограниченную технологическую развитость ради бытового комфорта твердят либералы и сейчас, в лучших традициях либерального популизма спекулируя на этой теме: «Хотите хорошо жить? Тогда требуйте отказа от имперского статуса (имеется ввиду как раз суверенитет). Станем нормальной страной (имеется в виду зависимость от Запада) и вот тогда заживём». Собственно, с тех самых 1990-х годов этот дискурс не изменился.
Путин наконец поставил точку в этой теме: «гарантировать России технологический суверенитет» означает не что иное, как технологическое развитие без утраты суверенитета и тем более без размена суверенитета на технологии. В итоге первый, либеральный путь нами частично пройден, квалифицирован как недопустимый и, соответственно, отставлен. Вопрос обмена суверенитета и независимости на высокие технологии закрыт.
Второй путь — это достижение мощного технологического рывка исключительно своими силами, без посторонней помощи, за счёт сверхнапряжения усилий и предельной мобилизации всех имеющихся возможностей и ресурсов. Достижение результата в этом случае невозможно без перехода всего общества в совершенно иной режим существования. Иными словами, развитие высоких технологий с опорой исключительно на собственные силы потребует соответствующей структурной перестройки всего общества.
Не обойтись здесь, например, без жёстких, повальных чисток в среде чиновничества. Не говоря уже о полном переструктурировании системы образования, подготовки кадров, распределения ресурсов. Автаркийность в сфере высоких технологий требует восстановления полного образовательного цикла, утраченного за прошедшую четверть века и окончательно разрушенного болонскими экспериментами в образовании. Так же необходимо восстановить полный цикл производства оборудования, в том числе электроники и компьютеров, и создать на 100% собственное программное обеспечение. К слову, ни одна страна в мире на сегодня таковым набором в полном объёме не обладает. Стоит ли говорить о том, каких усилий потребует его создание.
В целом, конечно, для части общества всё это звучит довольно привлекательно. Всё вышеизложенное сейчас бы действительно не помешало. Однако и в этом сценарии есть свои системные минусы.
Главный минус мобилизационного сценария восстановления автаркийности в сфере высоких технологий (при всей его необходимости) — он не может быть процессом продолженного действия. Всякая мобилизация подразумевает ограничение срока своей реализации. Чем жёстче и напряжённей мобилизационный период, тем короче его срок. Чрезвычайное положение на то и чрезвычайное, что не может длиться годами, а тем более десятилетиями, а для навёрстывания возникшего отставания нам необходимы именно годы, а возможно, и десятки лет.
Собственно, по этому сценарию двигался Советский Союз. Мобилизация начала 1930-х годов продлилась десять лет, но не ослабла, а, напротив, перешла в ситуацию войны, продолжившись в период послевоенного восстановления, а затем плавно перетекла в формат напряжения холодной войны, что, собственно, и измотало сам советский проект как таковой, спровоцировав в итоге его скоропостижное завершение. По большому счёту по этому пути мы тоже уже прошли.
Остаётся третий путь. Заключается он в неком комбинировании первого и второго сценария. А именно: высокие технологии в своём базовом объёме, необходимом для некоего технологического старта, всё же заимствуются у развитых европейских и азиатских стран, но при соблюдении главного условия — они берутся строго не у США, скорее через их голову и без их контроля и какого-либо присутствия в качестве третьей стороны. Подобное сейчас вполне возможно с учётом некоторой усталости от США во всём мире и стремления освободиться от их навязчивой опеки даже со стороны самых преданных «союзников».
В обмен Россия может предложить стратегический альянс, обеспечение многих аспектов безопасности, включая прикрытие ядерным зонтиком, альтернативное американскому, а также нормированный доступ к ресурсам, продемонстрировав стратегическую мощь и идеологическую стройность.
Совокупность сырьевых и стратегических факторов вполне может склонить многие технологически развитые страны (при этом зависимые от США и ограниченные в сырьевых ресурсах) пойти на развёрнутое сотрудничество в сфере высоких технологий, предоставив в наше распоряжение все имеющиеся достижения в этой области.
Однако нам, в свою очередь, следует воспринимать всё это лишь в качестве некой отправной базы для дальнейшего технологического развития. Не развивая, а лишь эксплуатируя полученные технологические заделы, мы сможем только воспроизводить имеющееся — скажем, использование технологической базы Китая и всемирной базы программного обеспечения с открытым исходным кодом.
И всё же даже в этом случае без элементов мобилизационного сценария не обойтись.
