Русская мечта — не мечта о Европе, как и не мечта об Азии. Русская мечта — это мечта об особой, евразийской цивилизации.
Понятие евразийство настолько широко вошло в употребительный оборот, что давно уже кажется чем-то само собой разумеющимся, а значит, столь же очевидным и понятным. Вместе с тем, эта употребительная широта самого понятия открыла широту трактовок, подразумевающую, зачастую, полную свободу понимать под евразийством всё, что заблагорассудится. Точно так же, как и приписывать евразийству любые негативные черты, что позволяют себе те, кто считает себя противником евразийской доктрины.
Вместе с тем, евразийство — довольно строгое понятие, и одновременно, ёмкое, это весьма конкретное мировоззрение, которое вновь и вновь требует пояснений, дабы избежать чересчур широких трактовок от сторонников, дающих, тем самым, столь же обширную почву для критики со стороны противников. Итак, евразийство — есть несколько базовых, константных характеристик, без системного утверждения которых никак не обойтись.
Против универсальности Запада
Собственно, отправной точкой для самого возникновения евразийских инициатив стала реакция на высокомерное утверждение Запада (на тот момент — Европы), об универсальности своего исторического опыта и достижений своей, европейской, в целом — западной цивилизации. Дошло до того, что Запад полностью присвоил себе понятия развитие, прогресс, достижения, а слово цивилизация отождествил с таким явлением, как западная цивилизация.
Взяв за основу свой опыт развития, Запад попросту заявил, что только это и является, собственно, развитием. Кто не повторяет это западный путь — тот не развивается. Кто не следует за Западом во всём — тот не идёт по пути прогресса, а значит собственно, вообще находится за бортом цивилизации, ибо цивилизация — это и есть Запад, остальные — дикари (догоняющие Запада) или варвары (не стремящиеся стать Западом).
На тот момент человечество, действительно было заворожено паровой машиной, первыми зачатками научно-технической революции, невиданными диковинами, создаваемыми западными инженерами. Пользуясь этим замешательством под воздействием фасцинации от созерцания этих невиданных изобретений, Запад (на тот момент, Европа), не особо церемонясь, объявил себя эталоном развития человечества, и точка. По большому счёту, Европа, тем самым, обособила себя от всего остального человечества, одновременно поставив себя в его центр. Именно это и породило ответную реакцию тех, кто отказался признавать высокомерную европейскую универсальность. «Европа и человечество» Николая Трубецкого — своего рода манифест, заложивший основу развития евразийской мысли.
Отсюда вытекает главный принцип Евразийства: отрицание универсальности Запада и его исторического опыта. Евразийство — это не западничество, понимаемое как универсальность. Запад отказывает иным, не западным цивилизациям, в своём собственном пути, а евразийство отказывает Западу в признании его пути универсальным для всех.
Человечество многообразно, и состоит из целого ряда культурно-исторических типов, как обозначал их Данилевский, и Запад — лишь один из них, а не единственный, и тем более, не лучший и не универсальный — вот главный принцип евразийства, лежащий в его основе. Здесь можно было бы добавить, что и Восток не является источником универсальности, и уж тем более, претендующим на первенство.
Россия — цивилизация субъект
Конечно, нельзя не признать, что некоторые народы и государства действительно, последовали за Западом, соблазнившись его достижениями, и некритично принимая его культурные коды, подражая Европе в её образе жизни, пародируя и слепо имитируя логику действий и тип мышления людей Запада. Есть государства, которые последовательно пытаются воспроизвести западный культурно исторический тип.
Не избежала этой участи и России, под воздействием своих элит время от времени погружающаяся в пучину оголтелого западничества, практически растворяясь там, и, как следствие, разлагаясь, теряя фрагменты, но вновь отшатываясь и собираясь с новыми силами. И если рассматривать русскую историю, разделяя её на условные этапы, то мы увидим историю внутренней борьбы — евразийства и западничества. Период западничества — сдача позиций, поражение и распад; период евразийства — победа над Западом, осмысление себя особой, не западной, но и не восточной цивилизацией, и новая пересборка.
И здесь, говоря о России, мы обращаемся ко второму постулату евразийства. Россия — это самостоятельная цивилизация, особый культурно-исторический тип, самобытная культура, синтезирующая (а не смешивающая, и не слепо перенимающая) в себе лучшие проявления европейской и азиатской культур. В этом синтезе — а не смешении или подражании — и кроется секрет нашей самобытности. Особый тип русской государственности, это есть синтез политической вертикали и жёсткой централизации монгольской Империи Чингисхана с верой, культурой и гибкостью Византийской Империи Запада, если смотреть на неё из России.
Русский человек — представитель народа, впитавшего в себя лучшее из культур Востока и Запада, но не слившийся с ними в слепом подражании. Русский человек — как часть своего народа, единой, органической общности — целен и субъектен, суверенен и самостоятельно определяет свою судьбу. В этом его евразийская суть. Не европейская, подражающая Европе, а по сути пародирующая человека Европы. Не азиатская, слишком далёкая, чуждая, грубая и не соответствующая тонким струнам русской души, созвучной скорее цивилизации греческой. Но самостоятельная — евразийская.
Русский человек может любить Европу, но при этом оставаться собой (бездумно принимая европейские культурные коды, он перестаёт быть русским), как может любить Азию и народы Востока, заимствуя лучшее у них. В этом смысле, русский открыт для культурного обмена, но закрывается всякий раз, когда Запад или Восток пытается переделать его под себя. Русский, как писал Достоевский, это «всечеловек», имея ввиду его эмпатию и к народам Востока и к народам Запада, но при этом, чтобы сохраниться, ему всегда надо остаться собой — русским народом, русской культурой, русской цивилизацией, со своей цельной, неразрывной в веках русской историей.
Быть евразийцем — это быть особой, самобытной цивилизацией, но касается это не только русских. Быть собой — народом, культурой, органической общностью — это право любого народа, культурно-исторического типа, любой цивилизации, будь то в Европе или в Азии. Кто признаёт это право — евразиец. Кто не признаёт… скорее всего, высокомерный цивилизатор Запада, поработитель народов, колониалист, высокомерный англосакс, гегемон, претендующий на глобальное доминирование ввиду совей «исключительности». То есть, не евразиец, а его противник. Онтологический, бытийный, неснимаемый.
Империя народов
Русский любит свой народ. А русский евразиец любит свой народ, и поэтому понимает, как можно любить свой народ, отстаивая его органическую цельность, его самобытность, его Традицию и уникальную особость. В этом русский евразиец принимает всё многообразие этносов, народов и политических наций как данность, признавая и принимая их уникальную идентичность. В этом заключается ещё один тезис евразийства — принятие многообразия общностей, очень русский, открытый и широкий по своей сути.
Эту открытость и широту приятия любых идентичностей, эту «всечеловечность» русских многие воспринимают ошибочно — некоторые как призыв к смешению (это опровергается евразийским тезисом о сохранении своей уникальной самобытности), а некоторые — как призыв к поглощению, мол, русские всеядны и прожорливы со своими имперскими замашками. И те, и те ошибаются — наивно, или сознательно вводя в заблуждение.
Смешение — абсолютно либеральный, постчеловеческий принцип, как раз насаждаемый Западом и его цивилизаторами, загоняющими человечество в глобальный плавильный котёл — подход антиевразийский, т.к. разрушает органическую общность, культурную идентичность, особость народов, размалывая их на атомы индивидов. Но и поглощение народов, навязывание им своих культурных кодов — подход так же абсолютно не евразийский, а, напротив, западнический колониальный, эксплуатирующий, рассматривающий представителей иных, не западных народов — как туземцев, дикарей, приравниваемых, зачастую, к живой природе.
Именно вклад десятков, сотен народов в нашу историю и породил самобытную русскую цивилизацию, евразийскую и многообразную, но не смешанную, а упорядоченную, где субъектом является не атомарный индивид, как на Западе, а органическая общность — этнос или народ.
Русским можно стать, приняв на себя русскую идентичность, взяв за основу русский культурно-исторический код, признав русский язык своим, слившись с русской органической общностью народа. Но сделать это можно только добровольно. Никогда русский, особенно евразиец, не станет загонять вас силой в свой Русский мир — подобные эксцессы есть либо уподобление Западу с его высокомерием и навязыванием своего опыта, либо уподоблением Востоку с его грубостью и волюнтаризмом. Евразийский подход открыт к многообразию, но при условии сохранения его субъектности. Евразийская Империя не эксплуатирует, а обустраивает, принимая в себя народы такими, какие они есть. В общее, евразийское, стратегическое единство, а не в «тюрьму народов» плавильного котла западных колонизаторов.
Евразийские коды русской истории
В периоды своего евразийского просветления русские сплачивают народы — Евразии, да и за её пределами — на восстание против Запада. В минуты же помутнения, помешательства — сами, а точнее, российские элиты, а вслед за ними и податливые массы (таков социологический закон) следуют за Западом, самоликвидируясь как большое государство, осыпаясь в малое, отказываясь от большого проекта. Чтобы потеряв почти всё вновь пробудиться, заново собраться для новых, непременно великих — таков подлинный русский, евразийский масштаб — свершений, следуя за своей негасимой русской мечтой.
Эти константы евразийского русского бытия никуда не деваются даже в моменты самой тёмной полночи нашей истории. Их просто становится на мгновение не видно, и мы теряем их из виду. Но рано или поздно наши цари, вожди, генсеки вновь обнаруживают их, пробуждаясь, движимые этими кодами. И Россия вновь превращается в евразийский субъект — тот, что познает, мыслит и действует, в отличие от объекта угасания в моменты отступления от евразийской миссии в пользу Запада, на которого, а точнее, против которого направлены западные мысли и действия.
За последние столетия у нас было слишком много Запада. Западнические элиты поздней романовской России, переставшие понимать, а тем более чувствовать свой народ. Заимствованные с Запада марксистские идеологические эксперименты большевиков, позже адаптированные в русском ключе, под евразийские цивилизационные константы в момент сталинского имперского просветления. И вновь падение в либеральный эксперимент хрущёвской «оттепели», слегка подмороженной брежневским консервативным застоем, чтобы окончательно рухнуть в горбачёвскую «перестройку» поражения, доведённого до крайности, до полного почти не существования ельцинского кровавого олигархического правления, чуть не умертвившего Россию полностью.
Но вот евразийские константы вновь обнаружены — новая пересборка России, усмирение региональной фронды «национальных республик», евразийская интеграция, выстраивание евразийских геополитических осей — Москва-Пекин, Москва-Дейли, и чуть не состоявшаяся ось, разрушающая западное доминирование — Париж-Берлин-Москва в момент начала уничтожения Ирака. И всё же либерализм нас не отпускает. Запад лезет своими сетями, со своими цветными революциями, продолжая обкладывать Россию со всех сторон, со своим либеральным крылом в российском правительстве, с его монетизацией льгот, либерализацией экономики, пенсионной реформой, повышением НДС и прочими либеральными экспериментами над совершенно нелиберальными страной и её народами. Слишком много запада. Нужен новый евразийский вздох, широкий масшатбный, Пора повернуться к Западу спиной, развернуться от него на Восток.
Прикладной аспект русского евразийства: к Востоку
Задохнувшись в душном углу замшелого мировоззренческого чулана Европы, мы поворачиваемся на Восток, туда, где открываются широкие просторы, дающие сделать глоток свежего воздуха, предоставляющие нам, по истине, евразийский размах. Новый курс русского евразийства — дальневосточный. Там Россия открывает новую страницу взаимодействия с цивилизациями Востока, с Китаем, Японией, Кореей, простирая русский взор в Океанию, к Индонезии и Австралии. «Там создается синтез, в котором Россия сочетается с великими цивилизациями Тихого Океана», — подчёркивает русский писатель Александр Проханов. Но теперь на наших, евразийских условиях — без назойливого Запада и его исключительности, сохраняя свою самобытность, уважая цивилизационные, культурные особенности друг друга для взаимного познания и сотрудничества, в рамках складывающегося на наших глазах многополярного мира — вот проект нового евразийства XXI века.
Без либерализма и национализма – этих химер Запада, без «обязательного» западного вмешательства, контроля и надзора мы начинаем новый этап развития в мире, где Запад является лишь одной, но не единственной цивилизацией — в новом, евразийском мире равноправного сотрудничества цивилизаций. Не наций, не либеральных, атомарных торгующих индивидов в броуновском движении постчеловеческого котла. В новом мире цивилизаций, объединяющих близкие по культуре народы в большие стратегические блоки. Таковы принципы русского евразийства, китайского, индийского, арабского евразийства, евразийства Ибероамерики и Африки, освобождающихся от западного доминирования.
Нас усиленно заставляют мыслить в категориях интересов Запада, исходить из его предпосылок и критериев. Но в нашем восточном евразийском проекте есть свои, не западные константы, о которых следует ещё раз напомнить.
Русские интересы евразийского проекта, направленного на Восток, заключаются в необходимости обеспечить стратегическую безопасность России на всём тихоокеанском побережье, и на русском Дальнем Востоке, в частности. А это означает необходимость отодвинуть американское присутствие как можно дальше от нас, с глаз долой.
Япония или Китай? Япония и Китай
Евразийский геополитический императив заключается в освобождении Дальнего Востока от американских военных баз, в первую очередь, Японии — подавленной и униженной варварскими бомбардировками 1945-го. Вот так Запад продвигает свои ценности — на крыльях стратегических бомбардировщиков, несущих атомную смерть сотням тысяч ни в чём не повинных мирных жителей. Вот так Запад закрепляется на захваченном плацдарме — расставляя свои военные базы — неподсудные, диктующие свою волю, продолжающие насиловать Японию военным образом, но так же экономически, культурно, жёстко навязывая свои суррогаты.
Восточный евразийский вектор России подразумевает прямой и открытый диалог с Японией. Но не о каких-то там островах, называемых в Японии «Северными территориями» — это ложный объект, на который переключают наше внимание нынешние американские хозяева когда-то великого японского народа. Пока Вашингтон нашёптывает японским властям о том, что русские забрали у них четыре камня, сама Америка забрала у японцев всю Японию. Диалог между Москвой и Токио надо вести об освобождении всей Японии — о восстании против американской оккупации, о сбрасывании американских военных баз в океан, и о выстраивании новой евразийской геополитической Оси Москва-Токио.
Одновременно евразийский геополитический вектор России должен развернуться в сторону Китая. И опять — это западные стратеги, горящий в аду Бжезинский и иже с ними доказывали, что невозможно, мол, иметь одинаково развитые, сбалансированные стратегические отношения и с Японией и с Китаем одновременно. Невозможно только потому, что США всегда играют на противоречиях, противопоставляя одного против другого, стравливая одного с другим, Японию с Китаем, Японию с Россией, Россию с Китаем, получая, в итоге, всё себе.
Евразийская геополитика снимает это ложное противостояние открывая возможность выстраивания оси Москва-Пекин. Но здесь речь уже должна идти о другом. Если Япония тяготится американского военного присутствия, то суверенный Китай, обладающий ядерной триадой сдерживания любого американского венного поползновения — тяготится американского экономического гнёта. Сырьевая удавка, наброшенная США, старающихся контролировать все сырьевые потоки мира, долларовые взаиморасчёты, бесконечные, триллионные займы американских государственных облигаций, подаваемых как великое благо, а в дополнение — заградительные пошлины и торговые войны — всё это держит великий с виду Китай на коротком американском поводке. Шаг вправо, шаг влево — и конец вашей экономике, ухмыляется дядя Сэм.
Новое освобождение Дальнего Востока
Евразийская стратегия России на Дальнем Востоке — это восстановление отношений с Северной Кореей, которой уже так привычно пугают нас либералы. Это островок русского сталинизма, который мы создали, но потом, по немощи своей, бросили, оставив в качестве застывшего музея эпохи великого сталинского эксперимента. Но это ещё и трудолюбивый народ, и мощный экономический потенциал, и выход в Восточно-Китайское море, за который уже сразились наши лётчики и военные инструктора. Всё это надо восстановить в нашем общем, новом евразийском проекте.
Но и здесь мы обнаруживаем искусственно созданный американцами конфликт, который их стараниями никак не может быть уврачеван, десятилетиями представляя собой незаживающую кровоточащую рану. Оккупированная по сей день с момента заморозки корейской войны Южная Корея, и помыслить не может о самостоятельной политике, а тем более, о примирении с Севером до тех пор, пока тот не сдастся на милость американцам. Не сдаётся, ибо корейцы, как и русские, не сдаются, до конца отстаивая свой суверенитет, а значит Корея не будет единой, до тех пор, пока вслед за Японией, а может и раньше, не восстанет против американского военного гнёта, не отправив американские военные базы туда же — в океан.
В этом японском, китайском, а затем и корейском освобождении и заключается полноценное развёртывание евразийского проекта на Дальнем Востоке в целом, и в Корее, в частности — в освобождении от навязчивой опеки США с последующим объединением двух Корей ради общего развития в рамках единого государства одного народа. Под ядерные гарантии прикрытия со стороны России. Только тогда наш — России, Японии, Китая и Кореи — Океан, возмущённый американским присутствием, вновь станет Тихим и безопасным.
Вернуть океан
Индии не хватает нашего военного потенциала — нашего оружия и систем ПВО. Но самое главное — Индия так же не контролирует свой океан. Евразийская стратегия в Индии — это совместное, российско-индийское присутствие в Индийском океане, где так же, как и в Тихом Океане, сейчас безраздельно хозяйничает американский Седьмой флот, монопольно и единолично определяя судьбу всех государств региона, не считаясь с их интересами. Но, по американскому обыкновению, видя там интересы только лишь свои.
Российско-индийская военно-морская база, с центром на острове Диего Гарсия (откуда давно пора убраться англичанам и их союзникам американцам), со своим флотом русских и индийских авианосцев — вот евразийская стратегия для Индии, и она будет реализована в виде полноценной, а не усечённой лишь в экономическом формате геополитической оси Москва-Дели.
Евразийская стратегия на Дальнем Востоке — это возвращение во Вьетнам и полноценное восстановление там ранее свёрнутой российской базы Камрань. Которую мы закрыли, рассчитывая на ответные миролюбивые шаги со стороны США. Прошло двадцать лет. Не дождались, а значит, базу Камрань пора вновь открывать, не только для ремонта военных кораблей, но для полноценного сдерживающего США военного присутствия. Как с теми же целями пора вновь открыть и сам Вьетнам — в качестве военно-стратегического, а не только лишь торгового партнёра, с обеспечением его безопасности, с прикрытием нашим ядерным зонтиком от любого повторного покусительства со стороны назойливых и вездесущих янки. То же можно сказать и про Лаос.
Евразийская демография
Однако не следует забывать и о внутренних проявлениях реализации дальневосточной евразийской стратегии. Русский Дальний Восток — это островок европейской цивилизации в окружении не европейских народов, это способность оставаться русскими там, где над нами нависает инокультурное большинство совершенно далёких нам ментально цивилизаций. Сохраниться, остаться русскими и взять лучшее от культур соседних народов — в этом наше преимущество, в этом суть русского евразийства, в этом яркое проявление евразийского цивилизационного синтеза. А значит, этот островок необходимо не только сохранить, но и превратить в полноценное русское море, поставив вопрос демографии Дальнего Востока на первое место.
Русский Дальний Восток должен быть подлинно русским, а не китайским, не заселённым искусственно гастарбайтерами из Средней Азии или с Кавказа. Русская культура — это необходимый и самый важный компонент нашего присутствия на Дальнем Востоке. Без русской культурной экспансии, без полноценной цивилизационной представленности мы не сохраним Дальний Восток. Отсюда — крайне внимательное отношение не только к вопросам демографии — главного нашего приоритета, но и к вопросам миграции, особенно из соседнего, дружественного нам Китая.
Евразийский подход в сохранении, а не в размывании идентичности, а значит Китай для китайцев, а Дальний Восток — для русских и других традиционных народов Российского Дальнего Востока. Граница с Китаем в этой связи должна быть полупрозрачной, строгой и внимательной — если это евразийская граница, а не административная линия для эксплуатации в целях наживы. Китай, безусловно, имеет право на экспансию, но евразийский, дружественный нам Китай будет осуществлять эту экспансию на Юг. Таков закон евразийства.
Евразийская Россия — это единая держава, объединяющая в себе множество этно-культурных единиц — язЫков — народов, верований и религий, но без смешения и размытия, без дробления и перемешивания в плавильном котле на западный манер. Евразийская держава — это не нация и не либеральная постчеловеческая помойка.
Евразийская Россия — это империя народов, сохранившихся в своей коллективной идентичности, но представляющих всю полноту нашего, евразийского цивилизационного многообразия, в центре которого находится большой русский народ — собиратель земель и строитель бескрайнего, континентального евразийского государства — ковчег спасения для всего этого многообразия народов.
Но первенство русских не означает нахождение на вершине иерархии народов, как это принято понимать на Западе, как это навязывается нашим народам западными нашёптывателями, настраивающими их против русских, обвиняющими русских в своих же собственных, западных грехах — колониализме, эксплуатации и насилии над другими народами. Никогда русские себе такого не позволяли и не позволят, ибо русская мечта заключается в справедливом единстве. Русское же первенство — ни что иное, как первенство самой высокой ответственности за тех, кого мы спасаем в своей континентальной Империи — от размывания, от эксплуатации и от «оцивилизовывания» со стороны того самого Запада. Жизнь без Запада в гармонии, общем развитии и взаимном познании — в этом и заключается русская, евразийская мечта о будущем.
