Когда я впервые ехал на линию соприкосновения делать материал о войне, я переживал, как я, человек абсолютно гражданский, из благополучного Санкт-Петербурга, поведу себя вблизи линии фронта? Ведь одно дело хорохориться сидя у монитора и в одиночку штурмовать вражеские позиции в комментариях и другое дело оказаться на передовой, так сказать, в реале. Тем более, мой друг — одессит Саша Воскобойников, когда накануне вечером мы пили у него дома, напутствовал меня словами — Ну, шо, таки на передок завтра едешь? Вернешься другим человеком!…Вот после такого напутствия я и поехал.

Было ли страшно? Было. Причем это не обычный вид страха. Это какой-то глубинный страх, можно сказать, животный. Он существует независимо от твоих мыслей и действий. Сам по себе. И главное, не дать ему себя подчинить. Это уже будет паникой. Поэтому, самый лучший способ, чем-либо себя занять. Что-то делать, лишь бы не оставаться со страхом один на один.

После того, как я отснял материал и познакомился с ребятами из 3-й бригады, которая стояла на этом участке фронта, я вышел из блиндажа покурить. Блиндаж был чуть в глубине обороны и считался местом относительно безопасным. Но сами понимаете, ключевое слово — относительно. И тут я увидел кормушку для птиц. Признаюсь, когда я ехал сюда, я, как наивный чукотский юноша, мысленно готовился к тому, что увижу на передовой то, что обычно показывают в фильмах о войне. Окровавленные бинты, ящики из под патронов, даже могильные холмики, а тут — кормушка для птиц.Мне показалось это символичным и я, захотев рассмотреть кормушку поближе, подошел к ней. Это была обычная прямоугольная кормушка подвешенная на веревочке, внутри которой были насыпаны хлебные крошки. Пока я рассматривал кормушку, ко мне подошел боец, мужик лет за сорок, встал рядом и принялся крошить в кормушку хлебные крошки. Я понял, что он не просто так подошел ко мне, и начал разговор первым.

— Тихо у вас здесь сегодня.

— Да, сейчас тихо, иногда обстрелы только. Правда вот снайпер завелся. «Биатлонист».

— Почему «биатлонист»?

— Да он за минуту несколько выстрелов может в амбразуру положить. Меткий. Сделает серию выстрелов и уходит. Потом всплывает на другом участке. Там сделает серию и снова уходит. Так и кочует туда-сюда. И бьет из 12.7-мм винтовки. Не нашей. НАТОвской. Куски бетона отлетают как крошки.

И тут до меня дошло, что мы стоим на открытой местности, кругом степь и только по ту сторону линии соприкосновения видна небольшая лесопосадка, до которой не более 700-800 метров. И как только я об этом подумал, по спине пробежал холодок, а я, признаюсь, краем глаза начал искать место, куда, в случае чего, можно нырнуть. Но тут же другая мысль пришла в голову — «проверяет на слабо, наверное, смотрит, как я отреагирую». Эта мысль меня успокоила и мы продолжили стоять и беседовать у кормушки для птиц. Минут через 15-20 пришла машина за мной и я поехал обратно. Уже в машине я спросил своего сопровождающего:

-Слушай, а правда, что снайпер у вас тут завелся?

— Угу. Заип*л уже всех.

И в этот момент я понял, что мой собеседник, с которым я болтал стоя у кормушки, просто хотел поделиться со мной своим страхом, выговорить его, чтобы он ушел. Я человек прИшлый, а со своими он может стеснялся говорить на эту тему.

Возможно, я ошибаюсь. Но мораль в том, что как пел Егор Летов — «не бывает атеистов в окопах под огнем».