В Екатеринбурге завершился ХХХ фестиваль неигрового кино «Россия». О своих впечатлениях от конкурсной программы мы попросили рассказать председателя жюри, председателя Общественного совета Министерства культуры РФ писателя Юрия Полякова.

— Юрий Михайлович, вы неоднократно возглавляли жюри программ документального кино разных фестивалей. Чем отличается екатеринбургский от прочих?

— Это все-таки старейший фестиваль именно неигрового кино, авторитетный для профессионалов. И принцип профессионализма здесь учитывается в гораздо большей степени. На «России» особенно требовательный отбор фильмов в конкурсную программу.

— Назовите фильмы-победители в вашей личной номинации.

— Были те, что задели чисто по-человечески и по-зрительски, и не всегда мой взгляд совпадал с мнением жюри. Мой выбор — «Не уходи отсюда», «Комбриг». Понравилась здоровая ирония по отношению к жизненным трудностям в фильме «Ничего личного», поскольку в подавляющем большинстве картин видно очень серьезное, трагическое восприятие реальности.

— Представьте, вы только что вернулись с необитаемого острова, где провели десять лет. Какое суждение о России можно составить на основе увиденного на фестивале?

— Первое впечатление — в России на ментальном уровне все очень неблагополучно, но свет в конце тоннеля виден, и это православный образ жизни.

— Единственный выход из тоннеля? Или самый простой, а поиски другого слишком сложные?

— Никита Михалков однажды рассказал семейную историю. В свое время Сергей Михалков как один из руководителей тогдашнего Союза писателей имел отношение к исключению Пастернака из Союза писателей. Никита спросил: папа, ну как же так, Пастернак ведь гений?! На что отец ему ответил: Боря правила игры знал. Это очень точно.

Так вот, у меня сложилось впечатление, что нынешние кинематографисты знают и соблюдают правила игры, знают все болевые точки, проблемы и конфликты, но, намекая и приближаясь, осторожно обходят, заранее думая, на что будут снимать следующий фильм. Например, «Необратимая химия» — о протестных настроениях молодежи по отношению к нынешним принципам жизни. И авторы прошли абсолютно по краешку: то есть герои как бы протестуют, но против чего конкретно? Молодые люди оказались в социальном тупике, примерно в таком же была французская молодежь в 1968-м, но авторы трактуют его как экзистенциальный, иначе на следующий тупик просто не дадут грант.

Нынешнее кино — хорошее, сделано честными людьми, но они не хотят становиться маргиналами. Талантливым маргиналом хорошо было быть при советской власти, зная, что в крайнем случае тебя примут с распростертыми объятиями на Западе. А сегодня маргинал Западу даром не нужен, поэтому нынешнему инакомыслящему жить гораздо тяжелее, чем советскому.

— Герой нашего времени — кто он?

— Это человек, который служит высокой цели, ставя ее выше личного благополучия, преуспеяния, карьеры, каких-то гедонистических интересов. Алексей Мозговой (фильм «Комбриг») и другие ополченцы Луганска готовы пожертвовать всем ради права жить на своей земле и оставаться русскими. Врач Алексей Завальский («Реанимация») честно и тяжело работает, спасая детей. Вениамин Бычковский («Вядо») строит часовню на месте сожженной фашистами деревни. Токтожум Стаханов («Учитель») — единственный педагог в крошечном селе. Люди, сохраняющие национальные ценности, культурные святыни — они и есть герои.

— Замечательное неигровое кино, снятое по большей части на деньги из бюджета, остается призраком, о котором все говорят, но которого мало кто видел. Вопрос организации проката документальных картин, поднимаемый все тридцать лет существования «России», нерешаемый?

— Члены Совета при президенте по культуре и искусству, Общественного совета Минкульта и я в том числе не раз обращались к властям: дайте указание, чтобы документальные фильмы сделали «нагрузкой» к программам, в кино и на телевидении, как было раньше, и ведь никто не возражал. Разводят руками — нельзя. Все каналы — частные, находятся в условиях рынка, и механизма решения проблемы пока нет.

— Что должно произойти, чтобы он появился и заработал?

— На сегодняшний день власть мыслит тактически, а не стратегически. Телешоу, объясняющие населению очередной поступок или очередное бездействие власти, — это тактический шаг. А хорошие документальные фильмы — стратегия, воспитание общества, его подготовка к возможным грядущим проблемам и катаклизмам. Но на это всегда не хватает эфира. И политической воли прикрикнуть на телебаронов, воспринимающих нас как телебаранов. А потом все разводят руками: ах, народ вышел на баррикады! А кто виноват? Я считаю, хорошее документальное кино, настроенное абсолютно государственно, абсолютно граждански, какое мы видели на фестивале, — это нереализованный резерв главного командования. Оружие, которое давно надо было использовать, а командование все откладывает. Тут непонимание, отсутствие гуманитарной чувствительности к процессам, происходящим на стыке искусства и политики. А иногда такие тонкие вещи решают очень многое.

— В первые годы существования «России» авторы картин били власть наотмашь, разоблачали, высмеивали, народ ломился на киносеансы так, что приходилось вызывать милицию. Так, может, это в обществе нет социального заказа на «переход черты»?

— Тогдашнее кино снимало множество табу, которые наплодила советская власть, некоторые из них необоснованные, а многие неплохо бы и сохранить. Я сам на этом вошел в литературу, мои первые произведения как раз направлены на снятие табу с партийной, комсомольской, армейской темы. Но это делалось по сигналу: советская власть на последнем этапе все разрешила и почила в бозе с чистой совестью. Так что табу были легко снимаемыми. И мы это понимали тогда. А сейчас непаханое поле — история обогащения наших олигархов, не погибших, а тех, кто продолжает рулить. Про предательство элиты. Вот и снять бы кино и сорвать табу. И народ опять ломился бы. Но нет, не снимают, потому что самоубийц нет. Трудно за это кого-то осуждать.