В издательстве «Молодая гвардия» в серии «ЖЗЛ» вышла новая биография Сергея Есенина, написанная известным писателем и общественным деятелем Захаром Прилепиным. Больше тысячи страниц текста, вмещающего в себя всю трагическую жизнь великого русского поэта. О некоторых наиболее важных и во многом спорных моментах этой книги мы поговорили с автором.
— В начале книги ты обращаешь особое внимание на то, что не только в творчестве, но и в автобиографиях Есенина почти ничего не сказано о его отце, Александре Никитиче Есенине, приказчике в мясной лавке. Мать поэта навсегда закрепилась в сознании его поклонников в пронзительном образе старушки в ветхом шушуне, которая стоит на дороге и вечно ждет возвращения сына. А отца как будто не было. Я заметил: у русских писателей тема отца либо отсутствует, либо болезненна. Что обычный читатель знает об отце Пушкина, кроме того, что он был светским острословом и поэтом-любителем? Отец Лермонтова был добр, но вспыльчив. Отец Тургенева нанес сыну в подростковом возрасте моральную травму, отраженную в рассказе «Первая любовь». Отец Достоевского — добрый, прекрасный семьянин, но которого, как думал Федор Михайлович, убили крестьяне. Толстой рано отца лишился. Горький в детстве заразил отца холерой, и тот умер. Маяковский всю жизнь панически боялся микробов, потому что отец умер от случайного заражения крови. У Блока был очень странный отец. Может, это какая-то закономерность?
— Может, и закономерность. Тогда мы можем говорить о том, что «отсутствие» отца каким-то образом психологически парадоксально служило подспорьем, «выталкивало» их на самый верх, тащило за шкирку. Интересное наблюдение. Алексея Николаевича Толстого тут можно вспомнить. Безусловную зацикленность на матери Николая Клюева. Распавшуюся семью Аркадия Гайдара. Явственное отторжение отца в случае Леонида Леонова. С другой стороны: а какой мощный отцовский портрет у Гайто Газданова? Вот сразу видно: кавказская традиция. Далеко можем зайти, если пойдем в этом направлении!
— Есть распространенная версия, что крестьянское происхождение Есенина — это миф, который он сам культивировал, потому что быть «мужичком» в литературе начала ХХ века в России было выгодно. Горький культивировал имидж «босяка», Есенин — «мужичка». На самом деле не умел ни косить, ни пахать, ни лошадь запрягать. Что ты думаешь об этом?
— Да, Есенин, не «сын крестьянина» в прямом смысле — отец его с 12 лет работал в московской лавке и дорос до приказчика. Дед Титов, который в известном смысле заменил Есенину отца, тоже крестьянским трудом не занимался, а занимался предпринимательством. Тем не менее, Есенин все-таки вырос в деревне, и косить, и пахать, и лошадь запрягать он умел. Но, в сущности, этим все и ограничивалось, потому что ничем этим он не занимался — настоящего крестьянского хозяйства семья его не держала: отец в Москве, мать — периодически на заработках, разорившийся дед подрабатывал грузчиком. В есенинских письмах есть показательный момент: все, пишет о своих ровесниках-односельчанах, ушли на поле, я играю в крокет. Отец присылал деньги из Москвы, Константиновские ребята считали семью Есениных зажиточной. В любом случае, любой крестьянский труд ему не был бы в новинку, и все это он точно лучше умел, чем Блок с Брюсовым и Ходасевич с Адамовичем. Так что, это смотря с кем его сравнивать. Крестьянином в полном смысле слова он не был, но если б ему пришлось соревноваться со всем литературным истеблишментом той поры в знании деревенской среды и навыках, он бы обыграл всех безусловно. Да, образ «пастушка» ему придумали по большей части Клюев с Городецким, и проходил он в этом образе, в сущности, только год, после чего с явным удовольствием переоделся и эдаким франтом присоединился к имажинистам, которые делали ставку на стиль и являлись по сути законодателями моды той поры. И костюмы на нем сидели безупречно. Оказалось, что крестьянский деревенский мальчик — прирожденный джентльмен.
— Мне показалось, что ты слишком жестко проводишь демаркационную линию между народным поэтом Есениным и Гиппиус, Ходасевичем, Мережковским и двумя Георгиями — Ивановым и Адамовичем как поэтами, от народа «страшно далекими». Даже Блок у тебя «далек», в сравнении с Есениным. Разница, конечно, есть. Но я думаю, что народность не индульгенция для поэта. На одного Есенина есть сто пятьдесят бездарных певцов березок и осин. На одного Рубцова такое же количество бездарных певцов деревень и материнских погостов. Все-таки дар поэта — дар Божий, а у Бога нет национальности и сословной принадлежности.
— Конечно, согласен с тобой. Народность — не индульгенция, а последователей Есенина в основной их массе я на дух не выношу. Потому что им только кажется, что они наследуют Есенину, а на самом деле они наследуют своей дикости. Если им, к примеру, сказать, что Есенин был истинным правоверным модернистом, имажинистом или, прости, Господи, отлично относился к Троцкому — они же могут толпой наброситься. Но все-таки демаркационная линия тогда была и очень жесткая. Именно поэтому Есенин остался здесь, а те — Мережковский и компания — уехали. Без жесткой линии, без жесточайшего назревшего противоречия такого раздора и раздела не случилось бы. Мало знали тогда народ, мало. Мало о нем думали. Снисходительно к нему относились, свысока. И Есенин это отлично чувствовал. Как и весь народ.
— Многие поклонники Есенина считают, что его «имажинизм», а также дружба с Мариенгофом — это случайное и наносное в жизни великого русского поэта. Твоя точка зрения противоположная. Можешь коротко обосновать для тех, кто еще не читал твою книгу?
— Шесть лет — то есть, половина всего творческого пути Есенина — ушло на содружество с имажинистами. Одни из лучших, а может быть, даже лучшие вещи Есенина — драма «Пугачев», «Исповедь хулигана», «Кобыльи корабли» — написаны под явным воздействием имажинистов и конкретно Мариенгофа. Дружба с Мариенгофом — самая долгая и самая крепкая дружба в жизни Есенина. Просто по факту: по количеству проведенного вместе времени — они ж жили в одной квартире, вдвоем — уходя к подружкам и возвращаясь под общую крышу. Самое большое количество стихов и прочих работ Есенин посвятил именно Мариенгофу. Ни одной женщине, ни одному крестьянскому собрату он столько не посвятил. Ему, Мариенгофу, Есенин написал: «Среди всех трепетных и юных / Ты был всех лучше для меня». С ним у Есенина даже самое большое количество совместных фотографий. Я просто факты привожу. Надо либо это спокойно признать, либо сказать: наш Серега заблуждался с этим вашим Мариенгофом. Ну заблуждался и заблуждался. Вы зато все понимаете.
— Верно ли я понял из твоей книги, что алкогольный разнос начался у Есенина из-за знакомства с Айседорой Дункан. Из-за всех этих попоек, которые она устраивала за кремлевский счет?
— Да, пресловутое есенинское пьянство, которое действительно, чего уж скрывать, было, берет начало с того дня, как Есенин переселился к Дункан, и, прямо говоря, съехал от Мариенгофа. Быт с Мариенгофом в принципе не предполагал пьянства — с 19-й по 21-й Есенина видели нетрезвым считанные разы. С тех пор, как он начал жить с Дункан, он был подшофе едва ли не ежедневно. Айседора его баловала.
— Сколько женщин было в жизни Есенина? И какая женщина была в его жизни главной: Зинаида Райх, Айседора Дункан, Галина Бениславская или, может быть, Софья Толстая?
— В жизни Есенина, несмотря на общее представление о его донжуанстве, было считанное количество женщин. Семь главных романов и минимальное количество интрижек — приблизительно три-четыре. Сохранилось свидетельство, что он году в 21-м, 22-м соглашался на общую цифру «10». Дело в том, думаю, что Есенин был очень привередлив, пожалуй, даже брезглив и, самое главное, ужасно боялся венерических болезней. Это его останавливало. Кроме того, конечно же, поэзия была главной его женщиной. А потом еще и роман с алкоголем начался, который все иные романы, в сущности, затмевал.
— Есенин и Троцкий. Есенин и Ленин. Проясни отношение Есенина к этим двум главным фигурам революции и начала Советской власти. Из твоей книги создается впечатление, что Есенин осознал величие Ленина только тогда, когда несколько часов простоял возле его гроба, всматриваясь в его мертвое лицо. Тем не менее, ничего близкого великой поэме Маяковского о Ленине он не создал. Почему? Поздний Маяковский — это «Во весь голос» и «Владимир Ильич Ленин». Поздний Есенин — это «Черный человек». Есть разница?
— Это все-таки передергивание с твоей стороны. Поздний Есенин — это «Капитан Земли» о Ленине, это мощнейший фрагмент из поэмы «Гуляй-поле» о Ленине, это, наконец, «Анна Снегина», где лирический герой, отвечая на вопрос мужиков «Кто такой Ленин?», отвечает: «Он — вы».
То есть, по Есенину, Ленин выразитель всего русского черного тяглового народа, со всеми его мечтами, со всем его буйством, со всей его правдой. Причем и «Капитан Земли», и «Гуляй-поле», и «Анна Снегина» написаны после «Черного человека». Есенин кажется тебе не столь убедительным, как Маяковский — спорить не стану. Возможно, Маяковскому эта государственническая просоветская интонация шла больше. Но Есенин, безусловно, создатель своей ленинианы. С Лениным он, однако, лично не общался, а вот с Троцким встречался, и общих знакомых с Троцким имел — скажем, того же Блюмкина. О Троцком Есенин — после заграничного высказывания о том, что не хочет возвращаться в Россию, где «правит Троцкий», — радикально изменил мнение после личной встречи, и затем неоднократно упоминал его и в своих текстах, и в разговорах. Есенин, придется это спокойно признать, с какого-то момента относился к Троцкому с пиететом. Ну, или, если нам это не нравится, надо признать тогда, что Есенин врал, когда писал в очерке «Железный Миргород» о «гении» Троцкого, врал, когда, отвечая на литературную анкету, говорил о Троцком, как об одном (из двух) лучших литературных критиков в стране, врал, когда многим своим знакомым говорил о Троцком, как о персонаже, его восхищающем. И самое главное — врал, когда упоминал Троцкого в своих стихах.
— Смерть Есенина до сих пор вызывает много вопросов. Даже в академическом Словаре «Русские писатели XIX века» этот вопрос оставили открытым. Из сериала «Есенин», где роль поэта исполняет Сергей Безруков, однозначно следует, что поэта убили. Твоя точка зрения совершенно иная. Обоснуй ее. А если бы убили, как ты считаешь, это добавляло бы трагизма его биографии?
— Напомню, что ни один из современников Есенина, ни одна из его жен, никто из его ближайших друзей никогда не сомневался в самоубийстве Есенина. Ни его мать, ни его дети — никто. Первым из публичных людей вслух усомнился… писатель Василий Белов шестьдесят с лишним лет спустя. Уже это само по себе абсурдно. Есенинская биография и так трагична, зачем все выворачивать наизнанку, обманывая самих себя? Впрочем, Павел, мы же прекрасно знаем, что смерть великого человека всегда, неизбежно обрастает слухами. Вышли даже не десятки, а сотни статей, что Лермонтова застрелили из кустов, или Мартынов его убил в упор в ссоре, а вся дуэль — инсценировка, что Маяковского застрелил Агранов, что Цветаеву удавили три работника НКВД, ну и так далее, до бесконечности. В случае Есенина на это накрутилось еще и слишком личностное отношение к нему многих. «Чтоб наш Серега, да удавился?» «Чтоб наш Серега — да пил? Да я тебе в морду сейчас дам!.. Наливай!» «Чтоб наш Серега — детей бросал своих?» «Чтоб наш Серега — да иудино племя большевиков славил?» «Чтоб наш Серега — Троцкого хвалил?!» И так далее до бесконечности. Я даже не уверен, что с этим стоит всерьез оппонировать. Это же не из разряда филологии. Это по другому разряду проходит.
Мне важно доказать правду, а не то, что он покончил с собой. Мне кажется, когда мы обманываем себя в этом случае, истово желая, чтоб Есенина не хоронили, образно говоря, «за оградой», как самоубийцу, — мы не идем к Богу, а бежим от него. Нельзя бежать от правды. Потому что мы бежим от поэзии Есенина, от его души, от его трагедии. Мы закрываем глаза, мы обдуриваем самих себя. Зачем? Я вообще не понимаю, как можно читать Есенина и не слышать, как ужасно он кричал от боли. И как стоически, смиренно он подошел к своему финалу. Но ведь поэзию, как и музыку, зачастую не объяснишь. Поэтому я просто взял и разобрал все эти бесконечные «версии» его убийства, показывая их полную абсурдность просто с точки зрения здравого смысла.
— Захар, когда ты все успеваешь? Четыре года на войне. Сейчас постоянные выступления, лекции, в России, за рубежом…
— Не четыре, а три года я жил в Донбассе, и из этих трех лет — один год и восемь месяцев прослужил там офицером. Все эти три года я ничего не писал, за границу выезжал раза три, в России сделал один трехдневный тур с презентацией «Взвода», написанного за два месяца до переезда в Донбасс. Как успеваю — да Бог его знает! Быстро работаю, быстро думаю, очень сильно хочу рассказать и доказать то, что хочу рассказать и доказать. Чувствую себя должником — и перед героями «Взвода», и перед Есениным, и перед Шолоховым — о котором тоже хочу написать, если успею.
