К 2050 году Россия вновь станет огромной империей, к которой присоединится часть Европы, – в этом не сомневается о. Иоанн Охлобыстин. Популярный киноактёр и сценарист поделился своими радикальными мыслями о будущем с ведущим передачи «Русская мечта» Константином Малофеевым, заместителем главы Всемирного Русского Народного Собора.
Константин Малофеев: Иван, вы – многодетный отец. Через 30 лет нынешние дети станут правящим поколением. Каким вы видите русское будущее — 2050? Пофантазируйте.
Иван Охлобыстин: Если опираться на мой опыт общения с моими детьми, они могут бунтовать, они могут с чем-то не соглашаться, у них может быть период некоего охлаждения к церкви или к общественной деятельности, а может, даже к самому себе, равнодушие к собственной судьбе. Но потом это всё проходит, у них выстраиваются правильные приоритеты. Они точно знают, что семья – это главное, что церковь – это главная семейнообразующая конструкция. Они знают, что надо выходить не за деньги, а за любовь. У них есть какой-то набор этих эталонов. Причём в таком походном варианте. Потому что мы не всегда жили легко. Мы бОльшую часть времени прожили в 48 квадратных метрах. Но было весело. Мы же тушинские. У нас были макароны, у нас был лосось, у нас было хорошее настроение. Мы знали, что всех победим, что у всех будет рано или поздно своя комната, папа заработает. Если не папа – ещё кто-то.
Дети – оптимисты. Они, как все христиане, в особенности ортодоксальные, – оптимисты. Априори сказано – радуйтесь. И мы радовались от души. Когда появились жилплощади, у каждого из детей комнатка своя – это было как само собой разумеющееся. Когда у них появилась возможность уже самостоятельно распределять свой день – они не ринулись в дикие загулы. Они, конечно, по клубам поездить любят с друзьями. Но у них как-то не так, как у нас, было. У них это значительно цивилизованней. В некотором отношении они даже ответственней, чем мы. У них даже подход к вере менее экзальтирован, нежели у нас.
У моих дочек есть духовники, которых они выбрали сами. Это молодые ребята в основном, с высоты моих лет, это тридцатник. Но это очень адекватное, прогрессивное молодое духовенство. И мне нравится новое поколение, которое идёт за нами. Оно всю пену с себя сбросит, наши опасения, наши слабости отсечёт – и будет довольно прагматично двигаться к своей цели. У них уже платформа заложена. В них больше заложено для выживания, нежели в их сверстниках, не воцерковленных.
К.М.: Та Россия, которая возникнет из этого поколения, насколько будет отличаться от нашей? В 90-е годы мы все были циничнее. Нас научили быть циниками. Вы думаете, наши дети менее циничны, их Россия через 30 лет будет лучше, честнее?
И.О.: Они будут прагматичнее нас. Они будут бить врага его оружием, поскольку этому оружию враг так усиленно учит их в школах. Сейчас даже на товарно-сырьевой Нью-Йоркской бирже самые стабильные акции – российские. Потому что мы стабильны даже в своём негативе. Но это один элемент из миллиона пазлов, которые составляют картину будущего. Скорее всего, часть Европы будет тоже с Россией. Немцы уже сейчас недоумевают. У них там упадок такой внутренний… Я это знаю, потому что у меня очень много друзей-немцев, которые уехали, когда семьи на родину возвращались, из репрессированных. Они возвращаются сюда назад, жить они в Германии не могут. Французы тоже с нами вроде как. Французы понимают, что они сгорят в страстях, если не будут с нами. Итальянцы – им всё равно, главное, чтобы полицейские работали, чтобы не было карманников. А у нас с этим решаемо всё. Так что я вижу, что бОльшая часть мира будет всё-таки с Россией.
К.М.: Они присоединятся к нам?
И.О.: Надеюсь, что да. Я надеюсь, нашим правителям хватит политической мудрости сделать это всё деликатно и соблюсти интересы народов. Каждый народ уникален, нужно сохранять этнику, культуру. Даже элементы менталитета. Для этого можно найти сбалансированные решения. Что касается энергоснабжения – мы единая сеть, они от нас питаются. У нас всё есть, чего нет у них. И нас загнали прямо к стенке так, что мы уже ничего не боимся. А чего нам бояться? Господь явственно на нашей стороне. Посмотрите на карту. Кого Господь любит больше? Совершенно очевидно – любит нас. В слово «нас» я вкладываю и русских, и бурят, и казанских татар, и всю нашу орду. Нас называют «ордынцы» – это прекрасно. Мне нравится быть ордынцем. Ну да, орда, а у них там королевство. Это не оскорбительно для нас. Мы сердечнее. Если где-то и победит формалистическая, бюрократическая машина, то не у нас. Мы, с одной стороны, один из самых толерантных народов в плане способности принимать к себе другие народы и не растворять их. А с другой стороны, мы – один из самых устойчивых народов. Так что интуристам будет с нами комфортно. Что касается будущего, я надеюсь, что приоритеты общественного мнения изменятся и мы снова устремимся в космос, в серьёзную, академическую науку. Мы поменяем чуть-чуть систему образования, сделаем её эффективней. Перестанем, как сейчас, делать самоделкиных, электроников и вернёмся к академической школе.
К.М.: Что надо поменять в образовании?
И.О.: Я считаю, нужно пересмотреть хаотично принятые в 90-х годах изменения. Вводились новомодные эти ЕГЭ и всё остальное, апробированное в других странах, нам не подходящее. У нас дети, получается, ничего толком не учат. Они запоминают, как кроссворд, ответы на вопросы и потом успешно забывают это. Они не получают академического образования, у них каша в голове. Отечественная советская школа, я уже не беру дореволюционную академическую, – мы можем сейчас восстанавливать её, по Тихомирову, по нашим великим. И специалисты ещё существуют, которые могут воссоздать эту школу из советского. Очень неплохое образование давали. Мы шли наравне со всем миром, мы не отставали в научно-техническом прогрессе. В конце концов, мы мощная держава, у нас мощный внутренний боевой потенциал.
К.М.: Вы сейчас говорили о естественных науках, я с вами совершенно согласен, что в Советском Союзе было продолжение дореволюционного образования, сильнейшая школа. Это видно по составу математиков или программистов в Калифорнии, там наши люди.
И.О.: Да, это наши люди.
К.М.: А в гуманитарной сфере в Советском Союзе царствовал марксизм-ленинизм. Мы знаем, что были проблемы – и с историей, и с другими гуманитарными науками. Сейчас их стали восстанавливать. Восстанавливают то хуже, то лучше, с примесью либерализма или патриотизма. На ваш взгляд, как нам нужно преподавать историю?
И.О.: История вещь такая – вроде бы не терпящая, с одной стороны, альтернативы, а с другой стороны, безальтернативного выбора не может быть. Есть разные взгляды. Поляки смотрят на войну с Россией со своей точки зрения, и они правы. А мы смотрим со своей точки зрения, и мы правы. Где та объективная величина? Нужно смотреть чуть-чуть с высоты птичьего полёта, попытаться быть объективным, усмотреть некую тенденцию в развитии человеческого сообщества. Мы летим на самолёте, смотрим вниз – ночью особенно это заметно, – мы ж как грибница. Мы единое целое. В мгновение ока может быть изменено, если Господь попустит не одним цунами, то и до нас дойдёт. Но, слава Богу, пока живём.
Я думаю, что нужно больше популяризаторских программ. Нужно что-то решать с педагогическим составом, чтобы это были увлечённые люди. Я, предположим, не очень приветствовал, хотя и поддерживал (но тут личностное, ордынское во мне играло), когда говорили о религиозном образовании. Я говорил «да» везде. Но внутри, честно говоря, не был уверен. Потому что нет ничего хуже, когда уволенный за плохое преподавание учитель географии начинает преподавать богословие или Закон Божий. Преподаёт ещё скучнее, потому что не любит он это. А тонкий же вопрос. Тут надо прямо сиять, как звезда, чтобы полюбили дети. Они же трепетные существа. Что ещё? У нас существуют прекрасные предпосылки для восстановления такой академической сферы. Я читаю много того, что выходит в книгоиздательстве. У нас сейчас в литературе бум. У нас очень много молодых авторов, ну, лет по 35, по 30. Прекрасно пишут. Академическим письмом. Без популизма, без порнографии, без хайпа дешёвого. Это именно литература. Как в добрые времена.
К.М.: Кого бы вы в пример привели?
И.О.: Шишкин, «Письмовник» – то, что последнее я прочитал. Кузнецов, если не ошибаюсь, – «Срыв». Потом Елизаров. У нас много авторов. В литературе просто расцвет сейчас. В кино – тоже налаживается. Есть проблемы позиционного порядка. Все сетуют, что нет отечественного кино. Оно есть. Его не показывают нигде. Потому что сетью кинотеатров владеют частные лица. Они берут сначала «американцев», потом распиаренный канальный фильм – где канал вложился в рекламу, в производство. Будь то ТНТ или НТВ. А если, даст Бог, где-то на фестивале засветился какой-то фильм, то очень недолго он идёт. А у нас много снимают хорошего кино. Мы просто этого не видим.
К.М.: Вы считаете, это правильная система или что-то надо поменять?
И.О.: Это неправильная система.
К.М.: А как надо поменять?
И.О.: Наверное, должны быть какие-то квоты – и на американское кино, и на отечественное. Потому что это вопрос идеологического порядка. Кино – одно из самых мощных средств идеологической обработки. Так или иначе, идеология нужна. Я всегда был противником 13-й статьи Конституции. Не дерзаю предлагать что-то. Но, как многодетному отцу, как гражданину, как здравомыслящему человеку, мне совершенно очевидно, что это бредовая статья. А там – запрет на единую идеологию. И дальше льётся вода, что нельзя то-то и то-то. Что такое идеология, давайте разберёмся. Идеология – это огромное пространство, вселенная установок. Начиная с того, что ты должен переходить по «зебре» через дорогу, до того, что ты должен почитать родителей. Ты можешь верить во что угодно, думать как угодно. Но есть набор суждений, общий для всех. Мусульман, христиан, женщин, мужчин, детей, взрослых. Всех затрагивает как раз эта «зебра», и что нельзя мусорить в лесу, или что убирать за собой надо. Потому что в основе каждого решения лежит некая установка. Я люблю свой лес, я катаюсь там на велике. Если буду делать барбекю, я уберу мусор…
Я вроде ухожу от темы, но на самом деле это важно. Самые простые вещи – самые важные. Это и есть идеология. Девки должны замуж выходить девками, а не дамами. Потому что единственное, что может подарить человек, – это свое целомудрие. Из-за этого и покрепче семья будет, и это величественно, в самом хорошем значении этого. Это жертва, которая будет очень оценена. Ребята – то же самое. Это не только девчонок касается. Насилие в семье, сейчас закон этот обсуждается. Но оно неприемлемо для христиан – насилие как таковое в семье. Сетуют на «Домострой», не читая его. Не читал, но скажу. Они не понимают, о чём говорят, когда пытаются критиковать.
К.М.: Ваша позиция в отношении законопроекта о так называемом семейно-бытовом насилии?
И.О.: Это грантоедение. Пляска на костях, совершенно непонятно откуда возникшая. Потому что у нас есть Уголовный кодекс. В границах этого Уголовного кодекса можно уладить все сопутствующие проблемы, под требы. А новый закон нарушает конституционное право презумпции невиновности. То есть вы шлепнули своего ребёнка по заднице ладошкой за то, что он поджёг занавеску. Мимо проходящий сосед написал на вас бумагу. Приезжает тут же машина с ювенальными людьми какими-то, волонтёрами. Они забирают у вас ребёнка, и вы не имеете права в течение 30 суток вообще ни видеться, ни приближаться. Но вы должны доказывать, что невиновны. Это не презумпция, это антипрезумпция невиновности. Они нарушают наши базовые права изначально.
Дальше ещё хуже. Идёт целая система, отстроенная на то, чтобы превратить нас в общество сексотов. Чтобы друг на друга больше стучали. Чтобы ещё больше индивидуализировались. Мы и так не знаем соседей по лестничной площадке. А здесь они нам еще опасны будут. Потому что в любой момент могут вмешаться. Потом, НКО – это частные организации. Они будут диктовать свои правила органам закона. Частные лица, на зарплате, будут планомерно вмешиваться в нашу жизнь, пытаясь её контролировать. Откуда они знают нашу жизнь?
К.М.: Но вы же понимаете, что это связано с тем, что Россия состоит в Совете Европы. Совет Европы – организация насквозь либеральная. Соответственно, у них есть представления о том, как разрушить традиционную семью, а не о том, как помочь традиционной семье. Именно из-за того, что мы там состоим, к нам и приходят такие разнарядки. Именно в силу другой статьи Конституции, 15-й, о примате международного права.
И.О.: Да, 4-й пункт. Тоже абсурдный. Писалось это всё пьющим президентом на коленке. Не им самим, а прилипалами. Писалось, скорее всего, с подачи правящей верхушки США. Ни для кого это не секрет, уже давно опубликованы телефонные инструктажи пьяного Ельцина, как надо разваливать. Была бы моя воля, честно говоря, это хулиганский, конечно, подход…
К.М.: Вот давайте.
И.О.: Я сторонник изоляционизма. То, что Трамп хочет с Мексикой сделать, я бы сделал по нашим границам, прихватив кусок Европы. Я думаю, Италия была бы только довольна. Мы бы уменьшили преступность и увеличили бы туристические потоки. Франция – то же самое, мы бы там с миграцией быстро решили вопрос.
К.М.: А Испания?
И.О.: Тоже прекрасно. Мы … (гомосексуалистов) выгнали бы оттуда. Они там пугают местных испанцев, те страдают. Я часто отдыхал в Испании, со всеми перезнакомился. Коста-Бланка – это кургузые моряки, которые поставили ресторанчики, гостинички, и вот они, католики, гомосексуалистов-то побаиваются. Такие изоляционистские у меня настроения.
К.М.: А где граница этой прекрасной России будущего? Западные – я уже понял, они по Лиссабону. Естественные морские границы. А юг? Насколько вероятно возвращение Средней Азии?
И.О.: Я бы не трогал Монголию. Она и так наша. С Китаем – тоже осторожно и деликатно, каждый шаг я бы рассчитал, потому что они очень похожи на нас. У них тоже такая мозаичная культура. Но у них не ассимилирующаяся цивилизация. Это ровно противоположность нам. Но при этом мы схожи. У них народы не теряют себя, но обретают жизнь в Поднебесной. А у нас народ не теряет себя, но становится русским. Сталин говорил: «Я русский грузин». Есть русские татары, есть русские чечены, есть русские евреи. Сам подход, само понимание, что мы – симфония. Что у нас симфония между народами, мы договорились. И давно договорились, тысячелетия назад. Мы понимаем, что хотим друг от друга. Мы готовы доверять. И мы умирали друг за друга уже на стольких войнах.
К.М.: А Средняя Азия?
И.О.: Несомненно. Вы знаете, что Ленину только один орден вручили – это орден Трудового Знамени Хорезмской Республики. Я беру исторически – до какой степени мы друг в друга экстраполированы. Потом Ташкент. В советские времена там у каждого уважающего себя НИИ было своё отделение. И туда за благо было ехать писать докторскую диссертацию. С 1966 года, когда было землетрясение (год моего рождения), вся страна восстанавливала. В войну принимали наших детей, женщин. В Ташкенте очень хорошо к нам относились. Это прекрасный народ. Мыслящие абсолютно как мы. Со своими восточными закидонами. У нас северные, у них восточные, южные закидоны. Их надо учитывать просто. Я когда там служил (священником. – Прим. ред.), очень быстро адаптировался, я влюбился в этот народ. Я даже отъелся там, потому что всё время ходил в собор через рынок. В течение нескольких дней все поняли, что я ничего покупать не буду. Не надо меня за рукав тянуть. Торговаться я не люблю, поговорить готов, но покупать не буду точно. И они меня так кормили. Хотя я и не хотел. В итоге там толстеть начал. И прямо вот нельзя было без этого, такой уют от них.
Потом, кто у нас там? Вся Средняя Азия. Что Узбекистан, что Таджикистан, что Киргизия. Они же похожи, в принципе-то, разницы мало.
К.М.: Вот в этой Российской империи будущего, если уж у нас Португалия здесь и Средняя Азия, то Украина, конечно, часть империи?
И.О.: Я бы устранил само понятие об Украине. Это губительно, оно было придумано в начале прошлого века. Это был чистой воды популизм. Вылился он в гигантскую кровь и в большие неурядицы в течение всей последующей истории. Они такие же, как мы, просто южане. Просто горячее, просто им не надо воли давать. Они будут так же с нами счастливы, как были в Советском Союзе счастливы. А лишних трагедий, смертей им не надо. С нами все согласятся… Что за Украина, какая, где она? Недавно стали язык придумывать, дикости какие-то, над ними весь мир смеётся. Нам неудобно за ближних своих, которые Чёрное море, по их мнению, выкопали. Южане, что тут говорить.
К.М.: А религиозный мир в этой империи будущего, как он выглядит?
И.О.: Я думаю, что он выглядит прежде всего справедливо. С нами жили всегда и мусульмане, и буддисты. Евреев всегда было полно. Причём мы самая, по-моему, благодушная по отношению к ним цивилизация. Все эти погромы – это ерунда такая, никто не знает истории «чёрной сотни». «Чёрная сотня» была создана для того, чтобы не было хаотичных разбоев на местах. Это больше были охранные отряды. Это уже советская власть перевернула с ног на голову всё.
Потом, буддисты – да, у нас есть буддисты. Потому что та самая идеология – быть вместе, и «как один умрём за дело это» – она во всех живёт, вне религии, вне нации. У нас нация – русские. Буряты тоже русские.
К.М.: А что должно быть записано в 13-й статье? Какая идеология?
И.О.: Идеологию нужно сформулировать. Некий Катехон.
К.М.: Это Православие?
И.О.: Православие выше идеологии. Так же как ислам для мусульман выше идеологии. То есть в какой-то момент, когда придётся выбирать, всё-таки нужно будет выбирать исходя из религиозных импульсов. Потому что они главные, они внутренние, они формируют основы личности. Но я не думаю, что возникнут такого рода проблемы. Все наши четыре традиционные религии, которые были на этой территории, приходят к одному и тому же знаменателю – это благоденствие, добро. Образующая – конечно, Православие. Потому что это Россия, тут уж никуда не денешься. Но все остальные с нами никогда не конфликтовали по большому счёту.
К.М.: Вы первым из публичных фигур, известных всей стране, заявили о своей вере в Россию как империю в «Доктрине-77», вы собрали стадион. Мы обозначили границы этой империи будущего, а какова она внутри? Как там управление будет происходить?
И.О.: Имперского толка. Я, опять же, не политолог, не экономист, я не смогу точно описать эту картину. Но я знаю одно: я не верю просто процессуальной формуле. Я верю конкретному человеку. Со всеми его изменениями, со всеми возможностями некоей трансформации. Но при этом остающемуся человеком. Потому что я хочу служить не бумаге, а человеку. Я считаю, что мои интересы должен представлять человек, а не машина. И в основе государственной власти должен быть человек. В принципе, как это ни называй, это есть монархия. Это можно как угодно назвать. Я просто называю монархию для простоты понимания. Можно мудрёное слово найти. Единоличное правление.
К.М.: А сейчас у нас?
И.О.: Мы уже приближаемся к этому. Сейчас Путин… Не принимается ведь никаких серьёзных решений, пока Путин не сказал. Тут хоть плачь, хоть смейся, но это так. Такие мы, да. Но надо с этим не смириться, а просто облагородить. Чтобы это не принимало дикие формы, что без Путина трубы не работают. Трубы должны без Путина работать.
Но какие-то важные вопросы должен решать опять же человек. Потому что человек выгодно отличается до сих пор от компьютера. У компьютера миллионы нейронных электронных позиций. А у нас миллиарды нейронных реакций, выработанных за тысячелетия формирования человека как существа. То есть в любом случае мудрость и интуиция не свойственны машине. Машина никогда это не заменит.
К.М.: Путин был бы хорошим царём?
И.О.: Несомненно, хорошим. Именно по этой причине он не будет царём. Потому что он человек очень трезвый. Что вызывает уважение. И он понимает, что находится в таком возрасте, что дай Бог, чтобы он ещё срок продержался. Ему тяжело будет. Потому что нельзя быть президентом и ещё кем-то. Можно быть только президентом. Тогда ни семьи, никого. Женился на России. Как вышла замуж за Англию Елизавета, если не ошибаюсь. Это не просто слова, это на самом деле так. Посмотрите распорядок – у него нет личной жизни. Он всё время в этой истории. Это требует затраты огромных внутренних ресурсов, это требует физических сил, дополнительного времени. Он не сможет этого сделать в оставшийся ему срок (стать монархом. – Прим. ред.). Исходя из сроков, данных нам Богом в этой жизни. Пусть хоть 120 лет.
Но я думаю, что он задумывается над этим и готовит некую платформу для будущей реализации этого проекта. Видимо, должна зародиться новая генерация начальствующих чинов, которая помаленьку будет к этому подводить. Мы всё равно так живём. Мы просто пытаемся показаться либеральной Европе такими же, как они, не являясь такими же, как они. Мы разные. Либерализм себя исчерпал. Путин прав, кстати сказать. И последние исследования футурологов, политологов только подтверждают это. Я сейчас читаю «21 урок для XXI века». Это Харари, израильский футуролог. Очень толковый. У него первая книга «Хомо сапиенс», где он анализировал возникновение человеческой цивилизации исходя из довольно материальных соображений, но и не трогая особо религию. А потом «Homo Deus. Краткая история будущего». Сейчас у него третья книга вышла. Заглядывая в будущее, над многими вещами он здраво размышляет. Он говорит о том, что очень важны личностные параметры. Скорее всего, мы вернёмся к личностному управлению. Либерализм как таковой себя исчерпал в полной мере.
К.М.: На этой замечательной ноте о либерализме, который исчерпал, вернёмся к самому традиционному, что может быть. К рождественскому празднику. Пожелания нашим читателям в этом наступающем 2020 году от Рождества Христова.
И.О.: Любезные мои братья и сестры. От себя лично хочу пожелать благородства, мужества и жертвенности. Полной творческой реализации, оптимизма, терпения. Счастлив лишь благодарный. Не сетовать лишний раз. Потому что всегда есть беднее нас, всегда есть больнее нас, всегда есть несчастнее нас. Но сам факт, что мы живы, что мы ещё что-то можем делать, что ещё можно предпринять какие-то шаги, даже если тебе осталось две секунды, – он уже прекрасен. Уже за это Богу спасибо. И если мы научимся быть благодарными, то и Господь нас особо отметит. Потому что Богу угодны благодарные явственно.
К.М.: Спасибо.
