— На итоговой коллегии Минобороны президент Владимир Путин поставил задачу довести долю современных вооружений по разным родам войск до 70% к концу 2020-го года. Насколько вообще декларируемая модернизация российской армии соответствует реальности?

— Это абсолютно реально, потому что все последние годы задачи по наращиванию доли новой техники выполнялись. Сейчас 65-67% по разным родам войск и задача выйти на 70% вполне реализуема. Фактически сегодня — к моей радости — впервые с советских времен мы имеем вооружённые силы, соответствующие всем мировым стандартам. А по ряду направлений мы даже опережаем наших вероятных противников, в том числе по тем, которые считались для нас критическими.

В советское время у нас всегда были проблемы с электроникой, со средствами радиоэлектронной борьбы (РЭБ), с высокоточным оружием — этим занимались меньше, рассчитывая на такую большую, массовую войну. Сегодня мы действительно по целому ряду направлений кроем вероятного противника как бык овцу.

Например, по средствам РЭБ у нас никто даже рядом не приближается, по высокоточному оружию очень серьёзные прорывы, есть новые типы вооружений, такие как гиперзвук, чего ещё толком в мире ни у кого нет. Имеются новейшие ракетные системы, и по крылатым и баллистическим ракетам.

— Однако если говорить о вероятных противниках, военный бюджет США на 2020 год составляет более 750 млрд долларов и в 16 раз превышает российский. Насколько в таких условиях можно говорить, чтобы кого-то покрыть как бык овцу?

— Здесь есть несколько нюансов. Прямое сравнение военных бюджетов не является репрезентативным и не выявляет реальное состояние вооружённых сил. Например, Саудовская Аравия тратит на вооружение громадные средства, но при этом её армию сложно назвать по-настоящему боеспособной. Здесь нужно смотреть структуру расходов.

Во-первых, Америка тратит громадные средства на поддержание целой цепи своих баз по всему миру. Она расходует громадные средства на содержание Военно-Морского флота. В бюджете США совершенно другие расходы на всё, что связано с пенсиями, социалкой или скажем логистикой, содержанием армии. Там совершенно другая структура закупок. То, что у американца стоит 100 млн, в России будет стоить в два раза меньше.

Поэтому здесь вопрос не в том, сколько у них и сколько у нас, а в том, сколько за эти деньги получают они и сколько мы. США при таком громадном бюджете находятся в очень серьёзном кризисе по состоянию боевой авиации. Проект F-35, в который они вложили в общей сложности боле 700 млрд долларов, очевидно, не может выбраться из своих детских болезней. И даже если выберется, это будет не тот монстр, который обещали. Вместо монстра получился калека. И американцы даже вынуждены возвращаться к закупкам своих модернизированных истребителей F-15, хотя они официально похоронили этот проект ещё 10 лет назад. Это, конечно, не значит, что мы опередили США. Никакого ура-патриотизма тут быть не может.

Смотреть нужно, скорее, на процент военных расходов от ВВП. Любая страна может тратить без ущерба для экономики от 3 до 4-4,5% на оборонку. Это нормально, как бы ни визжали наши либеральные друзья о том, что мы отрываем деньги от больниц и школ. Это мировая практика.

Мы, вкладываясь в эти проценты, получаем довольно современные вооружённые силы, которые гарантируют безопасность в условиях очень непростой ситуации англо-саксонского ига, когда большая часть современного мира находится под контролем англо-саксов. И от югославского, ливийского, сирийского варианта нас страхуют современные вооруженные силы. Это та крыша, под которой мы можем спокойно развиваться и строить свой дом.

— Вы упомянули военные пенсии в США. А вот в России президент подписал указ о продлении заморозки военных пенсий…

— Несмотря на всю критику принятого Госдумой закона, который ещё на два года замораживает индексацию военных пенсий, это произошло и не может не печалить не только меня, но и всех военных пенсионеров. Получается, что нас просто — говоря по-русски — грабят.

Напомню, ещё во времена Бориса Ельцина было принято решение об ограблении военных пенсионеров, поскольку они официально якобы очень много получили. И из своих начисленных пенсий мы на тот момент получали только 50%. После этого было сказано, что по мере развития экономики и укрепления страны проценты будут добавляться. Чтобы выйти к 2015-му, кажется, году на те 100%, которые положены каждому военному пенсионеру.

Но в итоге мы дошли до 72%, и на этом всё остановилось. Видимо, армия как самая сознательная часть общества должна расплачиваться за нехватку денег в нашем бюджете. Это, безусловно, не добавит авторитета власти и уважения к ней у служивых людей.

— Путин в последнее время часто обращается к советской истории. Критиковал Владимира Ленина, который якобы заложил бомбу под государство во время образования СССР. Вы согласны?

— С точки зрения сегодняшнего дня, да, выглядит так, что решение Лениным и Совнаркомом межнациональных вопросов и создание СССР как федерации различных национальных государств и федеративной РСФСР выглядит вроде как заложенный порох. Но в исторических реалиях того периода всё было совершенно иначе.

Собрать республики на основе полной утери уже полученного ими суверенитета было просто невозможно. Это уже потом, когда СССР был силён и мощен, можно было попробовать эту мину как-то обезвредить. И это пытались сделать. Но сам вирус национализма остался, он взорвался в 91-ом году, а потом его пытались подорвать и внутри России. В общем, на мой взгляд, не совсем корректно обвинять Ленина, что он заложил эту бомбу. Другого варианта тогда не было.

— А вот Иосиф Сталина, с другой стороны, в последнее время Путин хвалит. Пересмотрел свое отношение к пакту Молотова-Риббентропа, который ранее критиковал и называл позорным…

— Можно предположить, что Владимир Путин — великолепный манипулятор, который живёт в соответствии с политическим моментом. Но, наблюдая его два с половиной десятилетия, мне кажется, что президент всё больше и начинает ощущать себя как личность, принадлежащую истории.

Для него не важны сегодня какие-нибудь счета заграницей и благополучие его правнуков (что конечно тоже существует). Для него важно, как он войдёт в историю. Поэтому Путин политически взрослеет. Оказавшись в ситуации жесточайшего внешнего давления, он вдруг неожиданно для себя «осталинился». Оказался в роли того самого Сталина, которого в благополучных и сытых нулевых осуждал.

Были иллюзии, что можно договориться, сегодня ясно, что никто с нами договариваться не собирается. Ситуация 1935-36 годов перед Путиным стоит в полный рост. Он для себя мучительно ищет вопросы, кто же он в истории, и поэтому обращается к Сталину.

— За что мы, наверное, должны сказать спасибо уважаемым западным партнёрам…

— Мы можем только поблагодарить их за то, что так много работают над тем, чтобы Россия исторически стала самой собой.

— Вы осенью были в Донецкой народной республике. Какие там сейчас настроения?

— Главная проблема Донбасса — громаднейшая усталость от бесконечного неопределённого статуса. Он всё больше превращается в такую мёртвую планету, где не могут заработать никакие законы. Экономика с одной стороны отрезана от Украины, а с другой не интегрирована с Россией. Потому что РФ демонстративно соблюдает все международные правила и тем самым сдавливает горло, которым дышит Донбасс.

Это связано с тем, что сложно найти работу, средняя зарплата не превышает 10 тысяч, пенсии — 4-5 тысяч рублей. От всего этого люди страшно устали, им хочется в Россию. Как временная анестезия, решение по раздаче российских паспортов поддерживает их, но всё равно пока не будет решен вопрос о статусе и РФ не начнёт коммуницировать с Донбассом как с самостоятельной экономической и административной единицей, ничего не изменится.

С другой стороны, настроение спокойное. Все понимают, что Россия никого сдавать не собирается, никаких победных заходов Украины не будет. Стали чуть-чуть меньше стрелять, но напряжение на линии фронта по-прежнему сохраняется.

— Та идея большой Новороссии от Харькова до Одессы, которая вдохновляла многих в 2014-ом году, полностью ушла или возможно её возрождение в будущем?

— Эта история, к сожалению, закрыта. Мы упустили время, прежде всего потому, что не занимались Украиной 30 лет. Мы совершенно оказались не готовы к ситуации 2014 года, судорожно и спорадически реагировали на происходящее.

Когда после начала боевых действий сложилась ситуация полного разгрома ВСУ и возможности глобального изменений украинских границ, момент был упущен. Не смогли закрепить ситуацию двоевластия, когда сбежавшего Виктора Януковича надо было не тихо прятать в Ростове, а в одном из городов — хоть в том же Донецке — объявить о параллельном правительстве и непризнании киевской власти, что полностью бы связало Запад в поддержке того, что происходило на Украине. Это не было сделано в силу субъективных прежде всего причин — влияния тогдашнего главы Администрации Сергея Иванова на эту ситуацию и навязывание его политических оценок руководству.

В ту пору возобладала линия на признание новой власти, и что сможем с ней как-то договариваться. Чем это закончилось — знаем. Сейчас пытаться реабилитировать этот проект абсолютно наивно, хотя там, безусловно, нужно работать, заниматься пропагандой и просвещением, сохранением русского ядра.

— Наметившееся некое потепление между Россией и Украиной, разведение сил в Донбассе, заключение контрактов по газу с миллиардными скидками, на ваш взгляд, выгодно нам или это скорее прогиб перед Киевом и его новыми властями?

— Я не вижу никакого серьёзного потепления. Есть очень осторожная и робкая попытка сдвинуться с состояния холодной войны, в котором мы находимся.

В принципе это не нужно никому. Нам — потому что мы позволяем Западу и США всегда иметь козырь против и источник постоянного напряжения на нашей границе. И создавать серьёзные «траблы» нашей экономике. В общем, это попытка перейти от состояния холодной войны к мирному сосуществованию, как говорили в 1970-е.

Что касается наших уступок, есть несколько версий, и я не выбрал для себя какую-то одну. С одной стороны, мы так или иначе поддерживаем Владимира Зеленского. Потому что, возвращаясь к газовым контрактам, заблокировано строительство Северного потока-2 минимум на 6-7 месяцев. И контракт, который подписан, гарантирует быстрое прохождение газа в Европу независимо от того, будет включен СП или нет.

Это ударяет по попыткам американцев заменить наш газ поставками своего сжиженного. В общем, с точки зрения экономики, это как-то можно оправдать. С другой стороны, всё, что делается в поддержку нынешней украинской государственности, в геополитическом смысле для нас невыгодно. В общем, ситуация противоречивая.

— Россия сегодня плотно сотрудничает с Турцией и в Сирии, и по поставкам вооружений. Но президент Реджеп Эрдоган — весьма специфический партнер. Можно вспомнить и гибель нашего пилота в 2015-ом, и что сейчас в ливийской гражданской войне мы наоборот поддерживаем разные стороны. Не слишком ли опрометчиво делать ставку на такого «друга»? 

— Ситуацию описывает старый принцип — «у Англии нет постоянных друзей и врагов, а есть постоянные интересы». В глобальном смысле, в отличие от ситуации XVIII-XIX веков, у нас нет прямой необходимости враждовать с Турцией. Мы уже давно с ней не воевали, у нас не было существенных причин, чтобы сталкиваться. Прямой конфронтации нужно избегать в обязательном порядке. Потому что сегодня в условиях конфликта с англо-саксонским миром получить противника ещё и на южной границе — чрезвычайно дорогое удовольствие.

Пересечение интересов сегодня у нас только в Ливии, где Турция поддерживает правительство Фаиза Сарраджа, а мы оказываем консультации маршалу Халифе Хафтару. Но мы не являемся людьми, которые Хафтаром управляют. За ним стоят саудиты и ещё несколько стран, которые действительно являются стороной конфликта. Мы же занимаемся там только обучением. Там находятся наши инструкторы, которые просто обучают ливийцев военному делу и современным вооружениям.

Как экономический союзник Турция для нас — большая удача. Она игнорирует американские санкции, есть целый ряд экономических интересов, которые совпадают. Но есть и разница в политических интересах. Эрдоган — человек, который мечтает восстановить Великую Порту образца XVII века, стремится к воссозданию Турецкой империи в политическом смысле. Для нас это вызов. Но в этом случае всегда можно договориться о разделе сфер влияния, как мы это и делаем в Сирии.

— Вы резко критиковали журналиста Дениса Короткова, раскрывшего личные данные бойцов ЧВК «Вагнер», воевавших в Сирии. Сейчас вот в продолжение опубликовано расследование о пытках и казни одного из пленных ИГИЛовцев, предположительно, как раз бойцами ЧВК. А что же СМИ, раскопав важную информацию, должны помалкивать в тряпочку?

— То, что сделал Коротков — глубоко аморально. Любая силовая структура, является она государственной или негосударственной, так или иначе погружена в большое противостояние. И когда ты вытаскиваешь имена и адреса людей, которые заграницей участвуют в каких-то операциях, то это является профессионально нечистоплотным действием.

Я всё-таки в военной журналистике больше 30 лет, в моих руках побывали сотни различных баз данных, имён, информаций, фамилий. Почему, например, раскопав информацию, не взять и не засветить фамилии лётчиков, которые когда-то уничтожили Джохара Дудаева? Казалось бы, люди получили звание Героев, выполнили боевую задачу… Очень соблазнительно это всё — стать журналистом, который это раскопал и выдал в эфир. Но потом может серьёзно осложнить жизнь тем людям.

Если мы говорим о видео, на котором запечатлена казнь ИГИЛовца, и всё это соответствует действительности, то конечно таких людей необходимо судить. Я понимаю, почему журналисты это дело раскопали, но даже в этом случае нужно понимать, что оглашать на всю страну их данные и адреса — неправильно. Можно написать: «редакция располагает всеми данными людей, изображенных на видео и готова передать их следственным органам».

— Мы видим усиление российского присутствия — как экономического, так и военного (в виде тех же инструкторов или бойцов ЧВК) — на других континентах, в Африке, в Южной Америке. Зачем нам это? Не лучше сконцентрироваться на том, что происходит у российских границ, где далеко не всё в порядке?

— Ответ очевиден. Мы 25 лет пытались сосредоточиться именно там, где вы говорите. Ушли из Латинской Америки и Африки, развивали отношения с Европой и ближайшим окружением. Сегодня в условиях англо-саксонского ига это всё не работает. То, что мы делали с ЕС, парализовано, находится под санкциями, не имеем там больше нормальных рынков, о которых нам вещали. Есть жесткое тоталитарное давление, которому Европа откровенно поддается.

Поэтому нужны другие рынки, на которых мы можем продавать, покупать, делать деньги и повышать наше политическое влияние, чем все последние годы занимается тот же Китай. Поэтому возвращение в Африку и Латинскую Америку, в том числе и в военном аспекте, — жизненно важная политика, которая направлена на наше будущее.