— Михаил, почему все эти серьезные изменения в конструкции власти в России были анонсированы именно сейчас?

— Думаю, Путин ожидает каких-то событий, требующих быстрой реакции.  Переформатирование правительства можно объяснить созданием новой политической системы, — а это процесс небыстрый. Нужно ведь принять законы, изменить Конституцию, скорректировать огромный массив подзаконных актов, а потом еще посмотреть, — а как поведет себя Госдума, Совет Федерации и новое правительство, как пройдут выборы и как уже новая Госдума будет формировать правительство. Главное — это 2024 год. Чтобы, если до этого что-то пойдет не так, было время это что-то быстро исправить и проверить еще раз.

А вот замена Медведева на Мишустина — это уже знак. Ведь это замена человека, неспособного ни на какие дела, единственным достоинством которого являлась совершенно невероятная лояльность, на человека, который показал, что он умеет решать достаточно сложные вопросы, например, стремительное создание современной и эффективной налоговой службы. Значит, Путину вдруг понадобились качественные квалифицированные исполнители, — а раз так, он ждет каких-то серьезных изменений. Та конструкция, которую он создает, обеспечивает сохранение контроля с очень большой внутренней гибкостью, с наличием нескольких центров силы, которые смогут компенсировать друг друга, а при необходимости и нейтрализовывать друг друга. То есть он повышает запас прочности системы, это вообще главная функция демократии. Цель политической реформы — то, что термином Нассима Талеба называется безграмотным словом «антихрупкость».

— Эта система сможет работать дальше с другими действующими лицами? Или это, пусть и попытка замены ручного управления на более гибкий механизм, но все же этот механизм выстроен, в конечном счете, под одного человека?

— Ее революционность в создании возможности коллективного руководства. Конечно, один человек может руководить Госсоветом, и в случае с Путиным это так, и это может в будущем также произойти, если на эту должность уйдет потом другой президент, обладающий высоким авторитетом. Но Госсовет может управляться и коллективным руководством, своим президиумом из наиболее серьезных губернаторов. Это фундаментальная новация, которая открыта в будущее. Что касается жизнестойкости —  оперативная роль Путина в этой системе снижается за счет возникновения стратегической функции, и это отказ от ручного управления в пользу стратегического контроля. Это совершенно другая модель, которую мы просто не помним, потому что, начиная с Горбачева и даже с Андропова, у нас была модель личностного руководства. И, в общем-то, такая модель открывает дорогу восстановлению системы коллективного руководства. Это будет решаться уже следующим президентом, когда и если он будет переходить на пост руководителя Госсовета или там будет коллективное руководство, включая его или не включая его.

— Несмотря на заявленные фундаментальные изменения в конструкции высшей власти, настоящие перемены в России невозможны без смены экономической политики, и никакие даже самые благие меры по борьбе с бедностью этого не заменят. Можно ли ожидать смены экономического курса в России?

— Признаков этого нет. Может быть, есть такие планы, но признаков пока не видно. Посмотрим на состав правительства. Тот факт, что во главе правительства стоит налоговик, означает, что его задачи не связаны с развитием. Модернизация экономики — это инвестиции, это значит отдавать, или как говорят бухгалтеры вроде Кудрина, тратить. А налоговик — это не про «инвестировать» и даже не про «тратить», а про «брать». Главные задачи этого правительства будут политическими: обеспечение долгой и сложной политической всеобъемлющей реформы. Да, попутно могут решаться социальные или экономические вопросы, если это необходимо. Может быть, мы увидим такого первого зама в правительстве, что ахнем и поймем — будет модернизация экономики. Но на сегодня та информация, которую мы имеем, об этом не свидетельствует. Путин говорил в послании о власти, о социальных темах, а вот о модернизации экономики — почти нет.

— При этом он говорил об экономической самодостаточности России.

— А это позволяет предполагать, какую опасность он видит впереди и для чего ему понадобились эффективные руководители. Потому что самодостаточность экономики для любого человека, не только для Путина, который как политик сложился в ультралиберальном окружении Собчака, — это тема, невозможная в нормальной ситуации. Путин может неконтролируемо рассказать анекдот, а такую фразу он не мог сказать неосознанно. Это значит, он ждет ситуации не просто ненормальной, а единственной, при которой такая идея становится реальной. Это ситуация распада глобальной экономики на макрорегионы и срыва человечества в глобальную депрессию. Часть аналитиков ждет начала этого процесса уже в конце нынешнего года.

— Но без эффективной внутренней экономической политики это ведь невозможно?

— Главная задача Путина — сформировать новую структуру власти, которая будет не висеть на его шее каменным переплетением заговорщиков, а будет обеспечивать ему публичное стратегическое управление и возможность корректировки при необходимости. А когда эта власть сложится, она сама должна была бы запустить этот процесс модернизации. Невозможно решать две задачи одновременно.

— Объявленные меры по борьбе с бедностью — это меры для обеспечения этого перехода без роста народного недовольства, чтобы не было поводов для протестов на фоне ухудшающейся экономической ситуации?

— Вполне возможно, хотя протестов я на месте власти бояться бы не стал, потому что если даже людоедская пенсионная реформа к протестам не привела, то, значит, общество пока к протестам не склонно. Думаю, что это такие затянувшиеся извинения за пенсионную кражу. Обратите внимание, когда бахнули реформу, а потом бахнули налоговый маневр позапрошлым летом, далее разные решения понемножку облегчают ситуацию — вам 20 копеек, вам — 25. Власть пытается, нанеся смертельное оскорбление, расплатиться, откупиться за это по мелочи. Да, маленькие подачки не работают. У нас, между прочим, пенсию проиндексировали с 1 января на величину в 2 раза выше официальной инфляции, — кто-то заметил? И, раз маленькие подачки не работают, они должны быть побольше.

— Тем не менее, не зря же возникло выражение «люди — новая нефть». Например, ходят слухи, что новый премьер видит одной из задач внедрение системы мониторинга за доходами граждан, которая, конечно, коснется не олигархов, а, в первую очередь, тех самых граждан с низкими доходами, которые где-то что-то недоплатили.

— Руководство налоговой службы не занимается вопросами налоговой политики. Оно занимается реализацией той налоговой политики, которая есть. Это как топор палача: он должен быть острым. А то, что он должен рубить правильные головы, не рубить неправильные, а лучше вообще никакие — это вопрос не к топору и даже не к палачу, а к тем, кто принимает решения. К налоговой службе требование одно — она должна обеспечивать выполнение законов. Если у нас 30 млн человек в стране нарушают закон в силу неадекватной налоговой политики государства, то это вопрос не к налоговой инспекции. Дело этой службы — сделать так, чтоб они не нарушали закон.

— Какой будет новая Госдума? Сегодня парламент часто воспринимается населением как откровенное…

— …посмешище.

— Как минимум орган, не имеющий доверия и авторитета, впрочем, как и сами политические партии. В связи с новыми функциями Госдумы в предлагаемой сейчас конфигурации власти — как некого противовеса президентской власти, можно ли ожидать, что Дума оживится, выборы станут площадкой конкуренции реальных политических сил? Или же наоборот — новые функции Госдумы требуют еще большей ее подконтрольности и усиления партии власти?

— Дума не будет механизмом противовеса. Пока она запланирована как механизм, который принимает ответственность на себя за назначение министров. Она разделяет вместе с премьером ответственность за действия правительства. Пока она противовесом президенту не является. Чтобы она могла стать противовесом президенту, для этого конструкция должна завершиться, возникнуть конституционный статус Госсовета, мы пока этого всего не знаем. Узнаем в марте–апреле, пока об этом говорить рано. И я вообще не думаю, что с точки зрения власти надо как-то менять состояние Госдумы. Если народ будет возмущаться, тогда, может быть, парламент и станет местом для дискуссий.

— Значит ли это, что роль «Единой России» сохраняется?

— Да, сохраняется. Ситуация с Медведевым, его увольнением, ударила по имиджу ЕР, у которой и так падает рейтинг. Но при этом партия все равно будет оставлена как партия большинства, потому что другого большинства в Думе у власти нет. И, хотя у нее нулевой авторитет, как партия она сильна и дисциплинирована, она выполняет команды, она выполняет свою функцию, зачем власти что-то с ней делать?

— Что в таком случае можно ожидать от следующих выборов?

— Этот вопрос будет решаться, я думаю, в конце следующей зимы, в условиях, когда будет понятно, разразилась уже новая глобальная катастрофа, или же эти опасения беспочвенны.

— Как вы видите будущее Медведева? Его отставка — это ослабление? Или это увод в сторону, чтоб потом вывести в новой роли?

— Нет прогнозов. Вопрос: потребуется ли в будущем такой сверхлояльный человек, потому что других достоинств у него нет? Также это зависит и от того, как он сам себя поведет. Обидится — значит, сольет сам себя, не обидится, будет работать добросовестно — у него все будет неплохо. Может еще и президентом побыть.

— В послании был заявлен приоритет нашего законодательства по отношению к международным договорам. Значит ли это, что мы можем выйти из любых международных организаций, включая и ВТО?

— Да, мы можем выйти из любых договоренностей. Мы в принципе и сейчас можем выйти из большинства международных договоров, если захотим. Но ВТО — договор коммерческий, и, выходя из таких договоров, вы должны выплатить остальным участникам упущенную прибыль. А поскольку договор бессрочный, то это бесконечность. Поэтому никто из ВТО никогда и не выходил. У нас была возможность, во-первых, сделать ничтожными договоренности о вступлении России в ВТО, доказав их коррупционную составляющую, благо это несложно, учитывая, кто эти переговоры вел. А во-вторых, сейчас ситуация уникальная — главный орган ВТО, занимающийся урегулированием торговых споров, разрушен, и некому фиксировать никакие нарушения правил ВТО, их можно просто не выполнять.

— Американцы смогли его заблокировать?

— Да, то есть ВТО, по существу, не существует нигде, кроме воображения российских привластных либералов. И российское государство подчиняется в данном случае фантому, пустоте, просто потому, что очень уж хочется уничтожать Россию. Никаких реальных причин выполнять соглашения ВТО сейчас уже нет. То, что сказал Путин про международные соглашения, которые ущемляют права граждан, права человека, исходя из прав на основе конституции, то это можно применить и к ВТО, так как эти соглашения с ВТО лишают и лишили миллионы россиян права на труд.

— Есть ли основания ожидать, что нас ждут какие-то изменения по Центробанку?

— Пока нет. У госпожи Набиуллиной позиция незыблема. И опять-таки, надо сначала сформировать правительство, а потом заниматься уже другими ведомствами. И для того, чтобы оздоровить Банк России, нужно признать необходимость другой экономической политики. Потому что политику уничтожения России госпожа Набиуллина реализует очень качественно. А разве вообще у нас есть основания ожидать подобной смены экономической политики?

— На что можно обратить внимание в послании, что не сразу бросилось в глаза, но является важным?

— Например, Путин сказал, что Банк России должен заниматься повышением реальных доходов населения. В текущем законодательстве про это ни слова. В принципе, это интересно. Но не каждый намек реализуется, не каждое ружье на стене стреляет, некоторые так и сгнивают.

— Например, был майский указ, с которым тоже были связаны большие ожидания, но, по сути, он просто не был выполнен. Каков шанс, что все анонсированное  в послании, вообще будет реализовано?

— То, что касается власти, будет выполнено, это вопрос престижа, иначе съедят. Меры по социалке будут выполнены, потому что это конкретные обещания. Конкретные обещания не выполнить нельзя, это значит поднять волну негодования и дискредитировать самого себя.

— Какие изменения ждут местные власти?

— Их касаются, как я понимаю, единые конституционные принципы публичной власти, то есть они получат больше прав и, вероятно, больше денег — последнее не сложно, так как сейчас у них денег почти нет. А за это они будут включены в пирамиду госвласти. Как именно это произойдет, вопрос открытый, вопрос политической борьбы и, кстати, интеллектуального творчества.

— Можно ли считать, что Путин хочет оставить после себя новую конституционную модель для России?

— Я бы пока вообще не стал говорить об этом, потому что время «после Путина» пока не просматривается. Давайте дождемся, как будет выглядеть конституционный статус Госсовета. Та система, которую Путин предложил, может работать без него, это правда. Но представить себе, что он собирается уйти из власти, я не могу, просто потому что я к нему отношусь с большим уважением. И Госсовет мне видится органом публичной стратегической власти, который будет определять программы, стратегии развития, а правительство будет их просто реализовывать.

Если при Ельцине администрация президента разрабатывала порой программы развития, то это был неконституционный орган при президенте. И по инерции это продолжалось. Потом их разрабатывать стало просто некому. А Госсовет будет узаконенным органом, причем он будет объединять не каких-то непонятных чиновников из администрации президента, назначенных им же самим, а руководителей регионов. Это серьезнее, это институциональное преобразование. Та самая мечта о партии регионов, которую лелеял покойный Скоков. Когда регионы не просто имеют доступ к принятию законов и их утверждению, как в Совфеде, а получают прямой доступ к выработке программ развития. На самом деле, если смотреть исторически, то те задачи, которые ставились на Госсовете, решались всегда гораздо эффективнее, чем те, которые ставили правительства.

— То есть можно надеяться, что эта конструкция делает госуправление более эффективным?

— Дает инструмент более разумного, более эффективного с точки зрения общества принятия решений. Как этот инструмент будет использоваться, будет ли он вообще создан, какие при этом произойдут корректировки и перекосы, мы этого не знаем. Но задумка мне нравится, браво.

ИсточникБизнес Online
Михаил Делягин
Делягин Михаил Геннадьевич (р. 1968) – известный отечественный экономист, аналитик, общественный и политический деятель. Академик РАЕН. Директор Института проблем глобализации. Постоянный член Изборского клуба. Подробнее...