Немецкий писатель Вольф фон Фихтенберг написал письмо русским.
Я прочитал — оно ж и мне адресовано тоже.
Вольф пишет: «Я не знаю, где бы я был во время войны, ведь я слишком молод, чтобы застать её, потому что родился через десять лет после её окончания. С теми знаниями, которые есть сегодня, я мог бы дать ответ на этот вопрос, но мог бы я ответить на него тогда? Слишком многие люди были ослеплены, слишком многие поверили в ложь, а некоторые просто предпочли отвернуться. Могу ли я принести извинения за наши действия? Нет, не могу, но могу протянуть вам руку и предложить вам и моему народу свою дружбу. Немец пожимает руку русским. Может быть, это рукопожатие превратится во множество рукопожатий».
И далее Вольф пишет: «Я благодарю вас за освобождение от монстра Гитлера, от этого исчадия ада. Здесь, на Западе, слишком много внимания уделяется вкладу американцев и слишком мало — самопожертвованию вашего народа. Пусть Бог защитит ваш народ и даст ему здоровье, счастье и мир. Я жму вашу руку в надежде, что вы примете этот жест и ответите на него тем же».
Конечно, ответим, Вольф.
Жмём тебе твою честную немецкую руку.
Извинения тоже принимаем, хоть вы и не можете их принести.
Спасибо тебе, Вольф, за смелость.
Потому что видишь, какое время настало? Чтобы сказать русским, что их вклад в победу в самой страшной войне за историю человечества — определяющий, надо иметь гражданскую смелость.
Надо, как говорится, поднять забрало и сказать: русские — они молодцы!
Надо проявлять смелость наподобие той, какую проявляли люди, утверждавшие, что владеть рабами — это плохо, что Земля не стоит на китах, что Земля всё-таки вертится, ну и так далее.
Ах, какое время настало, Вольф.
Увы, пожать друг другу руки в новом времени будет мало.
Люди, которые лгут, — они будут продолжать лгать, и отвечать им придётся не раз, и не два, и не три.
Это придётся делать постоянно, потому что, если мы не будем этого делать, тьма вновь почувствует, что она в силе, что она больше, чем свет.
Притом что, Вольф, тьма сегодня не носит свастику и не кричит: «Хайль!»
Тьма ведёт себя прилично. Она говорит: «Я просто хочу знать правду!» Тьма отстаивает свободу. Тьма делает вид, что стоит на страже цивилизации. Что она тоже желает нам добра.
Но это ещё слишком большая и слишком опасная мысль, Вольф.
Мы не будем её сегодня продолжать.
Так что, если вы найдёте ещё троих писателей в Германии, в свободной, демократической Германии, которые думают так же, как вы, и готовы сказать об этом вслух, это будет замечательно. Это будет просто замечательно.
И если такие литераторы вдруг отыщутся в Италии, в Венгрии, в Польше — тоже будет хорошо. Потому что они куда-то подевались.
Вы не знаете, куда они подевались, Вольф?
Потому что даже в России всё меньше, которые готовы говорить вслух то, о чём говорите вы. И всё больше тех, кто кричит о том, что русские (да-да, русские!) виноваты в той войне.
Нас, Вольф, всё меньше. Мы выглядим всё смешнее и наивнее со своей нелепой правдой.
Так что, даже если вы не найдёте никого, кто вас поддержит, это ничего. И Бог с ним.
Приезжайте в гости. Выпьем за правду.
Но когда вы писали о том, что в прежние времена «слишком многие были ослеплены, слишком многие поверили в ложь, а некоторые просто предпочли отвернуться», вы ведь говорили о наших днях, Вольф.
Вы понимаете это?