В этом году 76% граждан поздравили близких с праздником Крещения (собирались это сделать 80%); 32% отметили праздник с близкими за праздничным столом (собирались это сделать 41%); 29% ходили в церковь за святой водой (до этого заявляли, что собираются это сделать 51%); 14 % посетили церковные службы (заявляли, что собираются это сделать 28%) ; 6% окунались в прорубь (заявляли, что собираются это сделать 16%).
Эти цифры можно анализировать сами по себе, а можно в динамике по годам. Это очень интересно и увлекательно, но сейчас дело не в этом. Дело в том, что это – показатель реальной степени религиозности в России. Особенно на уровне официально провозглашаемых «75% православных в России». Правда, по данным последнего времени, не 75 (это было лет десять назад), а не то 63, не то 65% (https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=9847). Если в с стране 65% православных, но поздравить близких с Крещением собираются 80%, значит, собирались это делать не только православные. Но если в стране 65% православных, а церковные службы на Крещение посетили 14% — значит, мягко говоря, не все православные – собственно православные верующие.
То есть в России сегодня слово «православные» — сколько бы называющих себя так не было – вовсе не означает верящих в Бога. Более того, когда в предыдущие годы (когда православными себя действительно называли 75%) социологи задавали еще и вопрос собственно о вере в Бога, в загробную жизнь и о бессмертии души, то от всех опрошенных верящих в эти начала оказывалось от силы порядка 30-40%. То есть половины всех назвавших себя православными.
То есть о чем идет речь. О том, что те, кто называет себя при опросах православными, могут быть подразделены на несколько категорий. Собственно реальных православных верующих, которых подчас называют «воцерковленными», тех, кто действительно «несет в себе Веру», более-менее регулярно ходит в церковь и причащается, существует от силы порядка 10-15% жителей страны.
Вторая заметная, рассчитывать численность которой можно по-разному, это так называемые «православные атеисты», то есть те, кто в Бога не верит, но ощущает свою связь с исторической русской культурой, и реально их минимум до половины всех назвавшихся православными — 35-40%.
Третья – это своего рода «православные по моде» и «православные карьеры», то есть те, кто в причислении себя к православным и в демонстративном посещении церквей по праздникам видит знак «хорошего тона» и обеспечение успеха в карьере. Таких, как остается, еще 10-20% (иногда группы накладываются одна на другую).
И есть некоторая весьма небольшая группа «элитных православных», для которых, скажем, совместное посещение воскресной службы носит характер посещения клуба или масонской ложи, т.е. места, где собираются некие избранные, в регулярных встречах подчеркивающие свою клановую особость/избранность и решающие определенные кадровые и политические вопросы. После чего может оказаться, что тот или иной орган государственной власти оказывается в большинстве состоящим из прихожан одного прихода.
То есть относящие себя к «православным» состоят как минимум из собственно верующих – «невоцерквленных» разного рода. Что очень точно подчеркнул Владимир Соловьев: «Если вы атеисты или люди невоцерковленные, то какое вам дело до мнения старого священника?» (https://vz.ru/news/2020/2/16/1024084.html), то есть вполне обоснованно объединив атеистов и «невоцерквленных» в одну группу – по сути неверующих.
И с учетом этого резонансное и вызвавшее скандал выступление протоирея Смирнова, одного из вполне искренних и честных представителей церкви (сравнившего гражданский брак с бесплатной проституцией), несет в себе двойное измерение.
Одно – это обращение против лицемерия значительной части общества, провозглашающих себя православными из соображений успеха карьеры и следования официальной моде. То есть он сказал, по сути, хотя и иными словами, простую вещь: «Если вы имеете амбициозность причислять себя к православным, живите по нормам православия. Если вы хотите жить по иным, светским нормам, живите по ним, но не причисляйте себя к православным. Не наглейте. Нельзя от той или иной веры брать ее авторитет и ничем ей не жертвовать».
То есть в обращении к православному полю – это искреннее, честное и абсолютно обоснованное обращение. И для общества лучше было бы иметь 10% реально верящих в Бога и живущих по канонам своей Веры собственно православных, чем хоть 90% объявляющих себя «православными», но захаживающих по особым датам в церковь, держа там свечку в правой руке и переговаривающихся по мобильному телефону.
Либо венчайся, либо крестик сними.
Но есть и вторая сторона того же обращения. То, что сказал протоирей Смирнов в обращении к обществу в целом, – это, конечно, акт церковной агрессии. Попытка церкви навязать свои нормы всему обществу. И в этом отношении тем, кто избрал иной жизненный путь не по церковным канонам, безусловно, есть дело до того, что говорит пусть и честный представитель церкви, когда он свое представление о правильном и неправильном предлагает как абсолютную меру оценки жизни нецерковной части общества.
И дело не в том, что он лично это сказал: имеет право. Дело в том, что, как и церковное требование включения категории бога в Конституцию страны, это шаг за шагом нарастающие требования церкви на роль доминирующего политико-идеологического субъекта жизни страны.
Конечно, право на свободу вероисповедания – неоспоримо. Конечно, как и записано в 27-й статье Конституции РФ: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию». Но там еще далее следуют слова «или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять … и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».
Только уже не одно десятилетие церковь и ее представители шаг за шагом наращивали свое юридически оформленное присутствие в обществе. Сначала они выговорили себе особое льготное положение, как «традиционным религиям». Затем выговорили себе известные экономические и беспошлинные привилегии. Потом провозгласили, что конституционное отделение церкви от государства «не означает отделения церкви от общества», обеспечив себе участие в публичной политической жизни. После этого перешагнули через принцип отделения школы от церкви, навязав стране изучение в школе «основ православной культуры», провозгласив, что «православная культура» — это основа классической русской культуры.
Вслед за этим и в параллель с этим один за другим стали отбирать у государства памятники культуры, когда-то давно имевшие отношение к религиозной тематике. Добились введения постов армейских священников и права водить солдат строем на церковные службы.
Теперь потребовали закрепить категорию бога как конституционное положение. И вслед за этим предъявили претензию на регулирование личной и семейной жизни граждан.
РПЦ отреклась от выступления протоирея Смирнова, но протоирей Смирнов не сказал ничего необычного: он просто поспешил и озвучил в своих словах то, что латентно существует у церкви как таковой на уме: стремление к господству в обществе и агрессия в отношении тех, кто не разделяет ее взгляды.
Да, конечно, в последнее десятилетие политическая деятельность церкви и политический курс церкви в целом был направлен на достойные и патриотические общеполитические цели. Но в это же время эта деятельность была направлена на достаточно сомнительные политико-философские и мировоззренческие цели.
Все сказанное не подвергает сомнению право граждан верить в того или иного, тем более – привычного России православного Бога. Проблема в том, что как раз эти действия церкви, по сути, подвергают сомнению право тех же граждан верить не в какого-либо бога, а в свой разум, совесть и силы. Дело не в том, чтобы лишить верующих политического равноправия – дело в том, что за всеми этими действиями церкви и «православных активистов». Еще недавно требовалось мужество, чтобы в Бога верить и тем более открыто об этом говорить. Сегодня требуется мужество, чтобы в Бога не верить – и тем более говорить об этом открыто.
И во многом в этом некая имманентная сущность церкви как таковой: она апеллирует абсолютностью своей веры — и не может остановиться на признании этой веры тем или иным ограниченным кругом своих прихожан: если ее вера абсолютна, она естественно в своей претензии на абсолютность требует ее подтверждения абсолютным доминированием в сознании всех граждан. И не может преодолеть искушения к абсолютности, не умея остановиться.
И тогда стремится к агрессии и расширению своего влияния в обществе, тем самым убивая себя, делая себя юридически закрепленным институтом, то есть обязательным. И отрицающим то, на чем она основана – свободу воли и выбора.
Но в результате может добиться только одного: превращения атеистов в антитеистов. И убедить в общем-то мирно настроенное по отношению к ней общество, что мир с религией невозможен и что она всегда будет стремиться к социальной агрессии и порабощению этого общества.
И, как ни странно, это акт в чем-то по-своему схожий с иным, хотя совсем не церковным и по совсем иному поводу, озвученным резонансным выступлением последних дней – особым мнением судьи Арановского, ставшего актом антисоветской и антироссийской смысловой агрессии.
Противоположным, казалось бы, по направленности, но также носящем характер «пробной агрессии» против базовых смысловых и ценностных постулатов современного российского общества. О чем, впрочем, имеет смысл говорить отдельно.
