Можно сколько угодно уклоняться от главного, откладывать на неопределенный срок вопрос о власти и наднациональных государственных институтах, рассуждая об экономике и выгодах, но реальная интеграция при этом не продвинется ни на шаг, если не будет идеологии.
Минск не против единой валюты с Россией в рамках Договора о создании Союзного государства, о чем заявил президент Белоруссии Александр Лукашенко. По его словам, Белоруссия не отказывается ни от одного из пунктов. И все это как минимум последние 20 лет, с момента подписания Договора о создании Союзного государства от 8 декабря 1999 года. Это если не брать во внимание Договор об образовании Сообщества России и Белоруссии от 2 апреля 1996 года и последующие договоры и декларации.
Фактом же остается то, что все эти годы реальная, а не номинальная интеграция не осуществляется. Хотя стороны и продолжают заверять друг друга в желании интегрироваться, каждая сторона при этом подразумевает под интеграцией что-то свое, отличное от представлений второй стороны. На двухсторонних же встречах все продолжают ссылаться на общие декларативные заявления, не смея сказать о главном, ибо это вскроет подлинные мотивы и напугает, возмутит, а может, просто ужаснет партнера. Какая уж тогда интеграция.
В итоге все сходится к банальному экономическому прагматизму, ведь торговать лучше, чем воевать (в этом, похоже, стороны находят консенсус), вот и надо идти от экономики. Но тут выясняется, что и в этом бытовом вопросе нет единства взглядов, ведь сколько не заявляй в либеральном духе нынешнего экономикоцентризма о первичности экономики перед политикой, вопрос о власти никто не отменял. Кто будет решать, а кто подчиняться.
Давайте на равных, призывает Лукашенко, внутренне понимая некоторое несоответствие, ведь одно дело равные политические субъекты, а другое дело – экономика, и тут уже очевидно, что экономика Белоруссии несколько недотягивает. Ну да ладно, пусть на равных, отвечает Россия, но цена на газ будет Х, а на нефть Y. И вот тут-то и становится понятным, что один определяет, а второй принимает (или не принимает). Один производит продукцию, которую нигде, кроме России, не ждут, а другой покупает, если пожелает, или не покупает, если настроение его ухудшилось. Казалось бы, при чем здесь интеграция? Правильно, ни при чем.
Происходящее в течение последних 20 лет демонстрирует, если мягко выразиться, некоторую несостоятельность экономических предпосылок для интеграции. Если в основе лежит торговля и выгода, то в процессе должно быть два субъекта, а не один, и каждый думает о своей выгоде. Если интересы народа, в нашем случае – русского народа в его великоросской и белоросской составляющих, то субъект один – народ, а все остальное подчиняется его интересам, его воссоединению в рамках единого государства. Ведь русский народ на сегодня является самым многочисленным разъединенным народом.
Если обобщить, то любой процесс должен идти от Идеи. Если идея действительно в объединении, то и двигаться надо сверху вниз, от идеи единого государства к его идеологии, некоей дорожной карте по созданию единого государства. Далее в этом случае идет политика – как проявление идеологии – то есть создание инструментов идеологической реализации идеи единого государства одного народа, русского. А это создание политических управленческих структур – единого правительства (если вопрос о едином политическом лидере пока не решен), единого парламента, и уж только потом, по степени значимости, единых экономических институтов.
Исходя из этой логики – от идеи общего государства, заключающейся в воссоединении разделенного русского народа, через создание общей для него идеологии, а затем политических, и уж потом экономических институтов и нужно двигаться, если мы хотим действительно создать общее государство. Но мы, вопреки этой логике, да и вообще всякой логике, движемся как-то несколько в обратную сторону. От бытовых вопросов к политическим, а об идеологических и не заикаясь. Зачем же все это надо вообще – об этом просто никто никогда всерьез не задумывался.
Но даже если исходить из того, что в Союзном государстве речь идет об объединении не одного народа в общее государство, а о неких «братских народах государств-участников» (см. текст договора от 8 декабря 1999 года), то и в этом случае идти надо от создания наднациональных руководящих политических структур. Реально действующих, а не номинальных.
Здесь надо сразу отметить, что в нынешнем политологическом языке понятием «народ» обозначается совокупность всех граждан того или иного государства (отсюда два народа – так как государств тоже два). Однако с точки зрения этносоциологии понятие «народ» (лаос, а не этнос – это отдельная категория) подразумевает надэтническую органическую общность с единой верой, культурой, общей историей, то есть, как выражался Иван Ильин, единый культурно-исторический субъект.
Именно таковым единым культурно-историческим субъектом, надэтнической общностью и является русский народ, включающий в себя великоросскую, белоросскую, малоросскую, фино-угорскую и другие этнические составляющие.
Если так посмотреть на вещи, имея в виду один народ, который стремится к объединению, а не два «народа», которые стремятся ко взаимной выгоде, то его единство многократно перевешивает любые меркантильные интересы. Идея единения становится высшей целью, идеология интеграции – необходимостью, общие политические институты – данностью, а экономика – следствием, и в этом случае интеграция уже давно должна была состояться. Но это, что называется, догматический ход вещей, некое представление о том, как оно должно быть и как к этому надо следовать.
А есть и данность. Она в том, что под интеграцией понимается фон для взаимовыгодной торговли, причем выгодной в первую очередь для определенных (не называемых) финансово-политических групп, и уже потом, по остаточному принципу, – тех самых «народов». И когда эта торговля идет, ради достижения наибольшей выгоды время от времени из рукава достается засаленный и давно уже битый козырь «интеграции» в «Союзное государство».
Реальность же такова, что одна сторона не желает поступиться «суверенитетом», пусть и не во всем и не всегда обоснованным, а другая – чисто конкретной выгодой от продажи «национального достояния» во всех его проявлениях.
Но даже когда речь заходит о создании единой валюты – и тут номинально никто не против, то опять-таки поднимается вопрос власти – где будет находиться эмиссионный центр и кто будет его контролировать, кто будет принимать решения об объеме эмиссии? Этими вопросами и задается Александр Лукашенко: «Возьмем самый серьезный пункт, который сегодня обсуждается: единая валюта. Мы не против, но только это должна быть нейтральная валюта. Не белорусский рубль, не российский», – сообщил Лукашенко. Решение есть – просто рубль. Не белорусский и не российский. Союзный. А управлять эмиссионным центром должны союзные, наднациональные органы, и без их создания вопрос никогда не сдвинется с мертвой точки.
Проще и логичнее, конечно же, было бы принять в качестве единой валюты Союзного государства рубль российский, что обоснованно и с точки зрения экономической целесообразности, и банальной выгоды, в первую очередь для Белоруссии, но тут всплывает другая, более серьезная проблема – большая разница между политико-экономическими системами России и Белоруссии. И если говорить даже исключительно об экономической интеграции, то и в этом случае начинать надо с конвергенции двух систем. То есть – снова-здорово – опять с идеологии.
Иными словами, можно сколько угодно уклоняться от главного, не поднимать вопрос Идеи и идеологии, откладывать на неопределенный срок вопрос о власти и наднациональных государственных институтах, рассуждая об экономике и выгодах, но реальная интеграция при этом не продвинется ни на шаг. Вот и опять Минск и Москва отложили вопросы политической интеграции Белоруссии и РФ. По словам Лукашенко, российская и белорусская стороны понимают, что сегодня не достигнут договоренностей по «так называемой 31-й карте» (парламент, органы власти и другое). Быть может, просто потому, что это две разные карты? А должна быть одна.
