Пандемия как Событие
Я убежден, что пандемия коронавируса это своего рода Ereignis, Событие, то есть радикальное изменение всей цивилизации, и в частности, конец глобализма, либерализма и однополярного мира. В этом состоит мое полное признание серьезности коронавируса.
И именно от этого принципиального утверждения отвлекают «негационисты» и сторонники «теории заговора», подразумевающие, что «никакого коронавируса нет». Коронавирус есть как конец прежней, то есть существовавшей до последнего времени глобальной политико-экономической капиталистической системы.
Практически все страны сейчас ввели закрытие границ и режим изоляции, что отключает основные механизмы либеральной глобализации и заставляет резко перестроить приоритеты в политике и экономике — как на глобальном, так и на национальном уровне. Эта перестройка вынужденно смещает акценты от (подчас иллюзорного) роста и демократизации, (подчас мнимого) расширения прав и свобод индивидуумов к порядку, дисциплине, удовлетворению базовых нужд и к повышению роли государств и соответственно масштаба суверенитета.
Когда раздаются громкие голоса «это они специально», «причины нет», «все умирают просто так» или «это задумано для чипизации, вакцинации и установления тотального контроля», это заставляет рассмотреть Событие как нечто техническое (то есть как не-Событие) и переместиться в область каких-то экстравагантных нарративов, незаметно сползающих в бред.
Я убежден, что мы имеем дело именно с Событием, то есть с моментом конца мировой системы. Но это не значит, что все происходящее ни автоматически хорошо, ни автоматически плохо.
Во-первых, то что было, было настолько плохо и шло в сторону настолько хуже и хуже (хотя многие этого не замечали), что конец либерального мира это прекрасно. Прекрасны крах мировой экономики, закрытие международной торговли, разорение бизнесов и дефолт финансовых институтов. Прекрасны провал международных институтов, беспомощность ООН и гуманитарных глобалистских сетей. Прекрасна приостановка «демократических прав и свобод». Прекрасна очевидная всем импотенция Евросоюза. Либеральная демократия и глобальная финансовая экономика это и есть власть сатаны, и я не понимаю, как можно сожалеть об их конце.
Я не говорю, что не может быть хуже, но это надо еще постараться. Те, кто сожалеют об ограничениях личных свобод, отмене свободы рынка и демократии, у меня сочувствия не вызывают: лучше откровенная и признанная диктатура, чем завуалированная и стилизованная под демократию. Капитализм и есть диктатура. Пусть же она будет явной, чем скрытой. Хотя лучше капитализм рухнул бы вообще. На что позволяют (пусть робко, но) надеяться некоторые уже наступившие следствия пандемии.
Во-вторых, никто не знает наверняка, что несет в себе Ereignis. Как поведет себя пусть временная и прагматически устанавливаемая, но национальная диктатура, во что она выльется. Слежку ввел не коронавирус, а развитие сетевых технологий, и все в это включились добровольно. За нами следили и без коронавируса, но это были Цукербергер, Гэйтс, Гугл и ЦРУ, теперь же это будут сотрудники мэрии и муниципальной полиции. Меняется субъект слежки — от глобального к локальному. Мне не нравится слежка, но тогда надо отказываться от цифровых технологий в принципе.
Как будет трансформироваться природа национальной власти в условиях закрытости, сейчас едва ли можно предсказать наверняка. Скорее всего, она качественно изменится и едва ли в более глобалистском ключе. Правительства почти всех стран и особенно экономический, культурный и образовательный их сегмент сегодня представляют собой единую глобалистскую сеть (лишь среди военных и силовиков есть носители суверенитета). В условиях закрытых обществ она фрагментируется, слабнет, теряется. И это шанс для сторонников суверенитета и утверждения самобытных цивилизаций, то есть многополярности. Это именно шанс и не гарантированный, но и то не плохо.
Надо попытаться превратить временную и чисто техническую диктатуру в нечто большее — в «зарю в сапогах», в утренние лучи истинного (платонического) Порядка. Получится, не получится — это не вопрос угадал/не угадал, это вопрос миссии, воли, битвы, судьбы. За это надо сражаться.
В третьих, все может быть хуже и привести к распаду России, хаосу и обрушению государственности. И этого нельзя исключать. Но и в других странах ситуация схожая— и там элиты растеряны и действуют хаотично. Тот, кто рухнет первым, а в этой роли вполне могут оказаться и США или Евросоюз, тот и оплатит спасение остальных. Ведь основная проблема для России это внешнее давление, которое нас не оставляет в покое. Если падет сам полюс однополярного мира, то у нас есть шанс выиграть битву за свою Родину. В условиях однополярности этого не дает нам сделать либеральная элита — шестая колонна. Но именно ее основания и подрывает пандемия.
И наконец, может сложиться чисто национальная, но тупая и технократическая диктатура, без цивилизации и миссии. И этого исключить нельзя, но и такой поворот по меньшей мере честнее той половинчатой неопределенности, которая есть сейчас.
Отсюда и моя позиция: коронавирус это серьезно, масштабно и основательно. Во всех смыслах. Если мы признаём это, то соглашаемся признать, что статус кво ушло безвозвратно и наступает нечто новое — причем, какое именно новое, наверняка ответить трудно. В этом Событие: конец всегда несет в себе Новое Начало.
Наша реакция: менее, чем удовлетворительно
Наши российские власти пока очень плохо справляются с пандемией. Она к нам пришла позже, и можно было бы подготовиться. Но нет… Однако практически везде, кроме Китая, дело обстоит не лучше. То есть вообще все политические режимы, кроме Китая и доблестной Северной Кореи, оказались совершенно непригодными для адекватного ответа на вызов. Значит, эти политические режимы приказали долго жить и смена правителей и более того доминирующих идеологий неизбежна. С каждым днем это будет осознаваться все яснее. Легитимен только тот, кто способен эффективно справиться с ситуацией — медицински, организационно, административно (первый уровень) , экономически (второй уровень), политически (изменение режима — третий уровень), идеологически (новая более соответствующая новым реалиям идеология — четвертый уровень).
Предлагаю следить за тем, кто и как будет справляться с этой совокупностью задач — у нас и за рубежом. Тему, что все в порядке, само рассосется и «временные трудности», предлагаю отложить как нерелевантную.
Кстати, о половцах — это не было настоящим вызовом российской государственности эпохи раздробленности ( гораздо большую опасность представляли княжеские усобицы).
И второе проблема с половцами вообще не была решена: вернее, половцев уничтожили (покорили) вместе с русскими (их союзниками) пришедшие с Востока монголы. До этого печенегов снова победили не мы, а те же половцы. И с монголами мы проблему не решили, она решилась после двухсот лет их власти сама.
Совершенно не адекватный исторический пример, выдающий странные лакуны в историческом мировоззрении властей.
Последний вызов Путину
Путин начал свое правление с того, что справился с вызовом ваххабитского сепаратизма в Чечне и на Северном Кавказе в целом. Он ответил на взрывы домов в Москве и Волгодонске совершенно адекватно. Тем самым он доказал свое право на власть и свою легитимность. Он продолжал укреплять суверенитет и сделал в этом направлении очень многое. Где-то он поступал правильно, где-то останавливался на полдороги, но всегда отвечал на вызов, продлевая и заново утверждая всякий раз эту легитимность, это право на власть. Многое даже слишком многое вызывало в его правлении критику, негодование, сомнение, сожаление, подчас отвращение. Особенно его окружение, его экономическая политика (провальная), его нежелание проводить настоящие патриотические реформы — в идеологии, образовании, культуре. Но когда наступал критический момент, Путин давал на него суверенный ответ. И снова подтверждал свое право на легитимную власть — даже за счет рева недовольных. Общество его принимало.
Сегодня он столкнулся с самым серьезным вызовом — не просто с пандемией, но с обрушением глобального миропорядка. Путин никогда по-настоящему не ставил этот миропорядок под вопрос, лишь настаивал — подчас весьма жестко — на том, чтобы Россия была в нем субъектом, а не объектом. Само это заключало в себе определенное противоречие, так как либо однополярность, либо Россия, и то и то не получится. А вот и получится, утверждал назло геополитической логике Путин, и ему на самом деле удавалось балансировать между Сциллой и Харибдой, всякий раз снова и снова проходя по грани — в Грузии, Украине, Сирии — везде и всегда.
Но теперь открытый мир рухнул, общества закрылись, и на глазах складываются совершенно новые условия — в политике, экономике, управлении, мировоззрении. Путину снова предстоит дать на это ответ. Именно такой ответ и есть залог его легитимности и сохранения у власти — а отнюдь не поправки к Конституции, столь поспешно и довольно некрасиво внедренные с отложенным, но и не принципиальным с правовой точки зрения, от которой уже вся ситуация отклонилась на почтительное расстояние, голосованием. Это не просто шанс остаться у власти, это самое настоящее испытание — почти что «начинай с начала». При этом опереться не на что — прецедентов, как вести себя в условиях борьбы с эпидемией при распаде единой глобальной модели (экономической, политической, правовой и т.д., ведь все общества закрыты) нет.
Все происходящее не может оказаться чисто техническим сбоем. Мол, все наладится. Ничто не будет таким, как было еще вчера — в этом согласны все серьезные аналитики, политики и эксперты, даже если они толкуют то, какими будут перемены, диаметрально противоположным образом. А значит, Путин должен сделать принципиальный и фундаментальный выбор, который он избегал делать на протяжении всех 20 лет своего правления. Это еще более глубокий и решающий выбор, чем предыдущие. Только от этого зависит, сохранится ли он или…
В любом случае, как сам Путин получил право на власть, совладав с Чечней и угрозой распада России, так легитимная власть в нынешних условиях будет у того, кто справится с пандемией коронавируса. Кто даст на нее адекватный политический, экономический, управленческий и идеологический — исторический! — ответ. В условиях Чрезвычайной Ситуации (Ernstfall) легальность отходит на второй план, вся система перезапускается. И снова и снова наглядно доказывается точность формулировки Карла Шмитта: суверенен тот, кто принимает Решение в условиях Чрезвычайной Ситуации.
Кто будет реально биться с коронавирусом и нести за исход этой борьбы всю полноту личной ответственности, тот и есть истинный национальный лидер России.