А. Шарапова:
— Доброе утро, дорогие прекрасные слушатели! Сейчас мы с вами направляемся в гости к человеку, который знает всё, про всех. Может, не про всех, во всяком случае, точно знает, как правильно жить. Мне так кажется. Его зовут Иван Охлобыстин. По идее, он должен открыть дверь для того, чтобы впустить меня в гости. Иван, доброе утро! Как оно там?
И. Охлобыстин:
— Доброе утро.
А. Шарапова:
— Ты меня впустил в свой дом?
И. Охлобыстин:
— Да, впустил.
А. Шарапова:
— Это же прекрасно. Что у тебя нынче не столе?
И. Охлобыстин:
— Пока ничего. Вообще завтракаю овсянкой.
А. Шарапова:
— Страстная неделя?
И. Охлобыстин:
— Нет, я всегда так. Тем более, что Страстная неделя, есть возможность разгрузиться. Есть официальная причина не жрать.
А. Шарапова:
— Худеешь?
И. Охлобыстин:
— Да не то чтобы худею. Так принято.
А. Шарапова:
— Ты сейчас кто? У тебя много всяких регалий – от кино до политики. Ракеты, РПЦ. Ты попробовал в этой жизни все. На чем ты остановился?
И. Охлобыстин:
— Я на всем одновременно. На жизни остановился. Оно идет как идет. Так случается у меня в жизни, что самое разумное – следовать самой жизни, а не пытаться ее инсценировать.
А. Шарапова:
— Это как? Разве мы не можем на нее повлиять? Разве мы не можем ее взять в свои руки и сказать: жизнь, мы тебя сейчас отправим немножко вот сюда?
И. Охлобыстин:
— Да, так я и делаю всю жизнь. Я даже не говорю, я просто кручу штурвал. Я пытаюсь прожить во всей полноте. Не всегда получается. Одно с другим может пересекаться. Что-то чему-то мешать. Во всяком случае, я живу честно по отношению к себе. Я себя не заставляю делать что-то такое, что препятствует моим внутренним установкам.
А. Шарапова:
— А до пандемии кем ты служил? Чем ты занимался?
И. Охлобыстин:
— Я писал. Я последнее время очень много пишу. Я как-то в данный этап своей жизни перепрофилируюсь. Мне надоело сниматься, честно говоря. Я же на режиссерском учился. У меня чуть-чуть другой типа даже требований дисциплинарно-эстетических к себе самому. Я с удовольствием снимаюсь, потому что это самое денежное. У меня большая семья, надо кормить. Но если бы были возможность, я бы, конечно, от литературы питался.
А. Шарапова:
— «Читаются стихи крылато:
Я – ей, а мне в ответ – она.
А небо морем все объято,
Волной захлестнута луна».
Северянин.
Ты такие стихи пишешь?
И. Охлобыстин:
— Я стараюсь писать такие. Не всегда идет.
А. Шарапова:
— Я к тебе пришла в гости. Говорят, со своей торбой не ходят. Я решила нарушать законы интервью и предложить такой пасьянс тем. Выбирай, что тебе нравится, о чем мы с тобой сейчас поговорим. Например, мировой кризис, мировой заговор, биологическое оружие, носить маски не надо или надо, воспитание детей, изоляция. Либо просто: доколе!
И. Охлобыстин:
— Любую тему. Без разницы. Дело в том, что не бывает темы автономной. Они обязательно переплетаются. Одна поддерживает другую, вторая насыщает смыслом третью. И вот так оно вместе. Это как в моей жизни, все органично должно быть. переходящее одно в другое. Нельзя это никак систематизировать в полной мере.
А. Шарапова:
— А что тебя сейчас больше всего беспокоит?
И. Охлобыстин:
— Меня беспокоит, что я не смогу сходить впервые за четверть века на Пасху в храм. Это катастрофа. Это для миллионов верующих людей катастрофа. И очень плохой знак. Я вообще не мнительный человек. Если кто-то и есть менее суеверный, чем я, это я. Я не суеверный человек, я все пытаюсь, несмотря на то, что человек верующий, но Бог сначала создал законы химии, физики и биологии, а уже по ним творил мир. Соответственно, дал мне возможность с помощью нашего здравого рассудка, размышления и образования разбираться в этом. Но есть какие-то вещи, реперные точки, которые должны оставаться, на которых все и покоится. И то, что этот год будет первым годом без Воскресения, по сути. Потому что церковь – это корабль, это собрание людей. Где двое или трое собрались во имя Мое, говорит Христос, там Я посреди их.
Несмотря на все прилагаемые усилия и понимая, что происходит, что, возможно, есть какой-то ужасный коронавирус, который, возможно, косит миллионы, хотя, честно говоря, среди наших знакомых мы никого не знаем, а среди наших знакомых китайцев, у которых по миллиону знакомых китайцев, тоже чего-то ни одного знакомого нет. Из Италии такая же история. Ощущение фейка не оставляет.
А. Шарапова:
— Мы вышли с тобой на мировой заговор.
И. Охлобыстин:
— Волей-неволей. У нас двое друзей – авторитетные, очень ценящие свое слово, никогда не лгавшие нам люди, не обманывающие. Так вот, один утверждает, что он уже третью неделю из больницы выйти не может. Потому что нельзя. У них наплыв больных. А в другой больнице говорят, что это фейк, просто деньги зарабатывают на людях. Причем во всемирном масштабе.
А. Шарапова:
— Я понимаю, что хочется в ситуации, когда не все понятно, найти свой островок. Но мы живем в большой и прекрасной стране. И у нас есть общие законы, которые мы должны выполнять. И я каждый день говорю: делай, что должно, и будь, что будет. Вот так сложилось. Но все-таки этот островок для тебя – это что?
И. Охлобыстин:
— Семья. Все-таки семья. И церковь. Немного патетично звучит. Но дело в том, что не было бы семьи, если бы не было церкви. И, наверное, я бы не был воцерковленным человеком, если бы… И в обратную сторону. Это взаимодополняющие процессы. На системности посещения церкви, на системности следования установлениям собственной веры я, путаный, противоречивый, несовершенный человек, но все-таки как-то четверть века протянул. И у меня прекрасная семья. У меня прекрасное окружение. Я думаю, что процентов на восемьдесят я обязан этим церкви.
И то, что сейчас будут пустые храмы стоять, ничего не придумано, да, это, наверное, с точки зрения общечеловеческой, биологической, пандемийной – это верно. Но с точки зрения глубокой, внутренней – это очень неверно. Какая там конституция? Ничего толком не будет в этом году. Будет кризис. Будет безработица. Будет отчаяние. Это все будет на фоне и это будет в неблагодатный год, когда не праздновали Пасху. Даже с учетом того, что она, конечно, будет праздноваться, все равно служить будут священнослужители. Но они будут служить в пустых храмах. Я даже не знаю, как к этому относиться.
А. Шарапова:
— Это больно. Я согласна. Это колоссальный надлом. Я – человек, я – гражданин, я –верующий. Вчера красила яйца и понимала, что я не понимаю, как дальше жить в смысле религии. Но мы же с тобой люди все-таки прогрессивно мыслящие. Давай подумаем вперед, как быть в новых условиях. Сейчас так, как есть. Пасха есть, она все равно существует. И Христос воскрес. 9 мая все равно есть.
Я вчера поддерживала видеообращение военных строителей. Ко мне пришел ответ женщины – военного строителя. «Я уже месяц без единого выходного. Реально по четыре-пять часов сплю. Даже уже привыкла, на каком-то адреналине держимся. В этом проекте – создания медицинских военных учреждений – я занимаюсь закупкой и организацией поставок всего медоборудования, техники, мебели. Это реально очень важно». Даже армия у нас готовится, создает эти большие инфекционные медицинские центры.
Нет ли у тебя такого чувства, что мы в какой-то такой депрессии и духовном сломе? Потому что мы не работаем? Тебе не кажется, что медики, строители, все те, кто сейчас реально, как на войне, на передовой, им не до наших философских размышлений?
И. Охлобыстин:
— Наверное, да. Мы должны готовиться к каким-то экстраординарным событиям. Если такая беда, нужно сплотиться как нации, следовать общим установлениям. Но знаете, исключение только подтверждает правило. Нужно делать эти исключения. Возвращаясь к вопросу празднования Пасхи, несмотря на всю опасность, несмотря на все, что подсказывает здравомыслие, это большая ошибка – не дать верующим прийти в храмы. Даже если бы это спровоцировало еще одну волну людей больных. Люди, которые пойдут в храмы, пойдут по причине, что они по-настоящему идут, они все равно пойдут. А те, кто захожане, которые приходили, чтобы посмотреть на колокольчики и фонарики, чего-то сделают, чего они не понимали, они, собственно, там ничего и не приобретали.
А. Шарапова:
— Но есть же какая-то ответственность. Лукашенко сказал: ребята, все работает, все это фейк и кошмар. Сегодня уже 500 заболевших в Белоруссии. Прогрессия геометрическая. Вдруг внезапно он запрещает посещать общественные места. Это ведь безответственность. Ты не боишься, что церковь начали бы обвинять в том, что именно эта ситуация создала еще большее количество заражений? Это как во время оспы в средние века – умирали те, кто ходил на службы. Они были вместе. «Смертью смерть поправ» — ты об этом?
И. Охлобыстин:
— Я об этом, да. Ничего сделать не могу. У меня голова и сердце в данный момент по-разному судят. Мы всей семьей и наши знакомые сами, без принуждения соблюдали все необходимые установки. Более того, маньячили – маски дополнительные, чего-то заказывали, ограничивали. Мы начали задолго до того, как начали к этому нас призывать. Мы минимизировали общение. Да и не так широк круг общения, чтобы можно было говорить о том, что ты источник. Но в случае с Пасхой – это что-то… Может быть, это большая духовная проверка. Я лично пойду. При всей моей законопослушности, я державник, мне кажется, что хватит революций, уже погуляли, посмотрели, сколько нужно крови – океаны пролили, хватит уже.
Но опять же, все, что говорят – говорят правильно. Но дело в том, что когда и Христа казнили, тоже все говорили правильно. По большому счету, абсолютно юридически и по-человечески мотивировали фарисеи, мотивировали римские власти, это был сложный период, когда Израиль находился под оккупацией римских войск. Это восстание зелотов. Это очень много всяких исторических предпосылок для того, чтобы быть недовольным. Все повторяется. Та же история повторяется.
Я никого не призываю ни к чему. Я не утверждаю, что надо так, как я думаю. Потому что все думать должны по-разному, мы разными созданы. Но в данном случае, даже если были бы обвинения, даже если бы общество восстало и сказало: вот вы, проклятые верующие фанатики, опять нас заразили… По мне, бы выбрал вариант, что лучше уже так. Я не знаю, почему не продумали, ну ладно, стоят храмы…
А. Шарапова:
— Тебя слушают всякие фарисеи и хулители и прямо радуются: вот они попали наконец! Зачем нам с тобой так много говорить об этом вслух? Давай пострадаем в душе. Я убеждена, когда всякое негативное выходит на поверхность, вот им начинают всякие коршуны питаться. Давай лучше поговорим о будущем.
И. Охлобыстин:
— А те люди, которые пытаются критиковать с этой стороны, они не очень понимают сути ортодоксальной православного христианства. Оно очень осязаемо, тактильно. Если нет контакта причастия, есть контакт живой от человека к человеку. И через время. Это абсолютно не абстрактная идея. Это очень житейская идея, когда ты дотрагиваешься и чувствуешь: горячо, тепло, холодно. Когда ты прикасаешься и понимаешь: человек живой, мертвый. Элемент тактильности, элемент непосредственного соучастия и сожизни, совоскресения с Христом, он определяющий. Это смысл веры православной. Пасха без верующих – это отрицание самого смысла христианства.
А. Шарапова:
— Все, что ты говоришь, очень сильно. Где-то я радуюсь, где-то печалюсь. Такие слова поддержки очень нужны. Но давай так. Храм у нас в душе. И мы будем внутренне. У нас просто сейчас нет вариантов. Живем своими радостями, своим горем. И иногда слушать тебя с большой радостью и удовольствием. Бог его знает, что будет дальше. Может быть, дистанционное цифровое пространство возникнет. Дай доброе напутствие.
И. Охлобыстин:
— Позитивчик вообще надо во все пускать. У меня наконец появилась возможность прочитать те книги, которые я в течение года складывал. У меня появилась возможность убрать шкаф свой, привести в порядок. Майки переложить, убраться в кабинете.
