— Вы человек опытный, объясните: природные ресурсы — это же не только леса и реки, озера и моря, но и то, что находится в земле?
— Конечно.
— Предлагаю добавить: «Природные ресурсы должны принадлежать людям, проживающим в Российской Федерации».
— Вопрос понятен, касается 9-й статьи. Я тоже вносил эту поправку. Надо отдавать себе отчет — живем мы в капиталистической стране. Социалистическая революция у нас не произошла. Недра народу никто возвращать не будет. Требовать надо возможных вещей, а не вещей, которые выходят за рамки наших с вами возможностей и полномочий. У нас все это произошло в 91-м году. И мы с вами смирились с тем государством, все проголосовали за Ельцина, за ту Конституцию, и с этим живем.
— Вы воевали за Россию на Кавказе, принятие поправок — это, в том числе, завершение всех войн?
— События на рубеже веков не завершились только событиями в Грозном или на территории Дагестана, куда произошло вторжение, в том числе, и иностранных граждан. Там и деньги, и снаряжение, и одежда была поставлена нашими, «партнерами» из Западной Европы и с Ближнего Востока. Все конфликты на территории бывшего СССР, они в той или иной степени — пролонгация, в том числе и Второй мировой войны, на всех направлениях. И Конституция — это для нас попытка зафиксировать, в том числе и финал 9 мая 1945 года.
— И последующие финалы ?
— И последующие войны, они тоже фиксируют этот финал. Мы даже не производим действий, выходящих за пределы 9 мая 1945 года, мы в этих пределах пытаемся не установить, а восстановить свои полномочия. Если мы их там не установим, тогда другие участники тех договоренностей будут устанавливать там свое право силы. Мы этого не можем позволить.
— Какая поправка важнее для вас — про территориальную целостность, про русский язык, а может быть, про Бога?
— Это всё — наша жизнь, и все эти вещи неразделимы. Даже если человеку кажется, что его это не касается… Вот неотчуждаемость территорий — какая аренда может быть?! А пресловутое это гендерное квазиравенство? Весь этот сатанизм с усыновлением детей замечательными персонажами однополыми. Это все касается напрямую меня, моей семьи, моего дома. Я не склонен даже пытаться это как-то разделить. Мне и территория дорога, и дети, и бог.
— Я бы хотел голосовать не тайным голосованием, а обычным…
— Я тоже за обычное голосование. Потому что это нас избавит от манипуляций, и будет предельная частность во всей стране. Я считаю, что люди должны отвечать за поступки.
— Для чего нужна поправка про Бога в Конституции?
— Для меня это был спорный вопрос, когда об этом зашла речь. Мой замечательный товарищ Иван Охлобыстин считает это самой важной поправкой, и только из-за нее готов голосовать за Конституцию. Я поначалу думал, что Бог не нуждается в том, чтобы мы вписывали его в Конституцию. Он и так есть. Но, с другой стороны, я вот провел день в Ростове, в Костроме. Зашел в десятки храмов. И это не просто культура России. Это судьба России, охранение России. Это настолько пронизывает наш с вами быт, социум и нашу жизнь, нашу судьбу, что мы обязаны это зафиксировать. Русский православный Бог — это наша защита.
— Люди с российскими паспортами на Донбассе и в Приднестровье, в Абхазии и в Южной Осетии — будут голосовать за поправки?
— Для них это более чем близко. Особенно поправка, которую я предложил на встрече с президентом. Я ее сформулировал как поправка за поддержку русскоязычной диаспоры. Она их касалась напрямую. И касается их родственников, которые не получили еще русские паспорта. У них солидарность развита гораздо выше, чем у нашей интеллигенции. Солидарность по отношению к тем, кто остался на территориях бывших советских республик и не обладает должными правами. Кто-то из них не гражданин республики, кто-то не имеет возможности учить детей в русской школе и т.д. Они это тонко чувствуют и хорошо понимают. И то, что Конституция гарантирует ряд вещей, связанных с поддержкой и малообеспеченных, и многодетных, и т.д., это их касается напрямую, потому что им надо еще и адаптироваться в новой стране, которая паспорт им предоставила. Как минимум два эти пункта касаются их напрямую. Кстати, на Донбассе патриоты России такие, каких в России поискать. Жители Приднестровья, и Абхазии, и чего угодно заинтересованы в том, чтобы были вовлечены в орбиту сильной государственности. Поэтому они будут голосовать в целом за пакет поправок, которые могут обеспечить им правильную крышу над головой.
— Вы столкнулись с обструкцией со стороны тех, кто считает, что Прилепин прогнулся под власть?
— Да, может, и столкнулся, но я настолько взрослый человек, и уставший от разных проявлений жизни, что не слежу за этими обструкциями. Мне с российской интеллигенцией после 2014 года стало все понятно. Я в гробу видел все их подвергания обструкции, потому что они не испытывают никакой симпатии по отношению к людям, которые являются моей родней, скажем, на Донбассе, и не только на Донбассе. Они по сути мои идеологические и в прямом смысле враги. Они поддерживают тех людей, которые пытались убить меня и моих товарищей. Потому их точка зрения по поводу Прилепина, его позиции к Путину, не имеет для меня никакого значения. У меня позиция одна и та же 25 лет. Я не строю свою жизненную позицию по отношению к Кремлю. Есть вещи, которые для меня важны. У меня есть своя выстраданная человеческая позиция.
— Русский язык?
— Русский язык это, в том числе, инструмент экономики. Один из мировых языков, каким русский язык являлся на момент 1991 года, обеспечивал нам и туристический приток, и экономические взаимоотношения, и в целом интерес к России в разных странах, который выливается в самые разные формы сотрудничества. И мы обязаны в главном документе страны зафиксировать — русский язык это инструмент, в том числе, и развития экономики. Он напрямую касается наших с вами социальных гарантий и обеспечения социального.
— Формулировка «язык государствообразующего народа» — по вашему точна?
— Это отдельная уже тема. Государствообразующий народ — считаю важной поправкой. Я сам интернационалист. Я отдельную программу делал «Уроки русского» и для своих башкирских, калмыцких и прочих друзей. Но мы должны отдавать себе отчет, что более 80% населения России — это русские люди. И русские вложили определяющий вклад в создание нашей государственности и в создание национальной культуры. Про это вслух не надо стесняться говорить. Русские заслуживают право на упоминание в Конституции.
— Поправка про территориальную целостность — она фиксирует нынешнее положение российских границ …
— Там речь о том, что мы не отдадим то, что у нас имеется. А запрета на присоединение новых территорий в этой поправке не содержится. Она оставляет все возможности, для того, чтобы так или иначе работать с территорией бывшего Советского Союза. Если б там была поправка о том, что мы фиксируем данную территорию и она так и останется навсегда, я бы первый был, кто против нее протестовал бы. Она фиксирует жестко статус российских территорий, И если кому-то что-то однажды придет в голову, хотя бы отдать 30 сантиметров нашей земли, надо будет это выносить на референдум, долго объясняться с населением. Я за то, чтобы максимальное количество преград было поставлено для возможной передачи земель кому бы то ни было. И Конституция для этого идеальный вариант.
— И нас не волнует отношение к этому Совета Европы?
— Нет, нет, тем более, что там приоритет внутренних законов отдельно оговорен. Поэтому тут даже две преграды, два барьера стоят.
— Принятие первичности нашего права по отношению к международному — важная история?
— Конечно. Существует аномальное количество спорных вещей, которые на каждом новом витке истории все более и более оспариваются. Начиная от результатов второй мировой войны и заканчивая территорией, географией, статусом языка, отношением мужчины к женщине. Они там каких угодно могут напринимать законов и нам через разные инстанции их навязывать. И мы так или иначе должны будем либо следовать им, либо их учитывать. Но вот Конституция нам говорит — будем спокойны, они там могут впасть в откровенный сатанизм и я даже особенно и не утрирую. А Россия останется базисом здравого смысла, который закреплен в Конституции по отношению и к мировому законодательству, и к собственным гражданам.
— Вы в семье обсуждали эти поправки?
— Обсуждали. У меня такая политизированная семья. Дети выражают такой некий не скепсис, а требование, чтобы им подробно аргументировали некоторые вещи. Например, старшая дочь выходила к маме и папе с вопросом об этих несчастных гендерных меньшинствах.
— То есть, брак — это союз мужчины и женщины?
— Ну, она в целом подняла вопрос, что, типа, вот они же есть, хорошие люди, они там могут работать на заводе, не надо их обижать… Ну, я объяснял, что никто никого не обижает, но есть права собственных детей, которые не подписывались под тем, чтобы их усыновили два папы, потому что у нас страна определенного толка, у нее есть определенные традиции… Вот я говорю — дочь, представь, в твою школу приходят папа и папа… То есть, надо будет приложить необычайные усилия, для того, чтобы каким-то образом это объяснить своим одноклассникам. Ну и самому себе. В конце концов, ребенок может спросить — а почему меня поставили в это положение? Я что, обязан страдать из-за этого? Даже этого достаточно. Не считая того, что у нас просто есть определенные традиции и определенные опасения по этому поводу — и психологические, и сексуальные, и какие угодно. Потому что никто никаких экспериментов по случаю не проводил, каким образом две мамы или два папы выращивают ребенка. И вот мир бросился как бы с обрыва в эту историю. И теперь мы будем наблюдать, что за дети будут вырастать.
