Сэм Нуйома – лидер намибийских повстанцев, ставший первым президентом свободной Намибии, изгнавшей оккупантов ЮАР. Впервые я увидел его в Луанде на правительственном приёме в честь праздника независимости. Он сидел рядом с президентом Анголы душ Сантушем, окружённый охраной. В сумраке тёплой ангольской ночи я не успел его разглядеть хорошенько, только видел его короткую плотную бороду с проседью и сверкающие из темноты белки глаз.
Я пробирался из Луанды на юг Анголы в воюющую провинцию Кунене, и из столицы этой провинции я совершил бросок на юг в пустыню Калахари, к границе, где размещались лагеря намибийских партизан. Из этих лагерей партизаны совершали рейды в Намибию, нападали на военные патрули, взрывали водоводы, опоры высоковольтных линий, по которым ток поступал к урановым рудникам и алмазным карьерам. Через границу уходили отряды бойцов, буры встречали их засадами, минными полями, преследовали овчарками, возникали скоротечные стычки, и отряды, взорвав несколько высоковольтных вышек, неся на плечах раненых, возвращались на базу в Анголу.
Мы мчались на машине по пустому шоссе на юг, и мои провожатые тревожились, рассматривая моё белое лицо, ибо в этом районе на белых велась охота. Юаровский батальон «Буффало» рыскал в окрестных джунглях, белый пленник был разменной валютой, за которого можно было получить в этих «обменниках» целый десяток африканцев или же белого пленного наёмника. Мои провожатые сажали меня на заднее сиденье машины с затемнённым стеклом, а однажды пытались намазать моё лицо чёрной пахучей краской, чтобы я сошёл за африканца.
В окрестностях джунглей шли бои. Ангольские бригады сражались с бурами, горели леса, и из этих горящих лесов выбегали лани, гепарды, слоны, вылетали птицы. На дорогу, по которой мы мчались, из леса ползло огромное скопище жуков. Они пересекали дорогу сплошной мерцающей чешуйчатой массой. Машина давила их хрустящие тела, оставляя липкие колеи, которые сразу смыкались, и жуки продолжали своё таинственное шествие, спасаясь от пожара, к загадочной, им одним известной цели.
Наконец мы достигли границы, и нас встретили намибийцы. Усадили меня в джип, и я трясся по ухабам пустыни Калахари среди редкой растительности, именуемой бушем. За машиной двигался маленький грузовичок с двуствольной зенитной установкой, ибо в этих местах появлялись юаровские тихоходные бомбардировщики «Импала» и «Канберра», которые охотились за двигающимися в джунглях машинами.
В лагере намибийских партизан я встретил Сэма Нуйому. Высокий плечистый африканец с красивым чёрным глазастым лицом, с белоснежной улыбкой, крепким пожатием длиннопалой сухой ладони, он привёл меня в расположение намибийских партизан и познакомил с их загадочной жизнью. Эта потаённая жизнь проходила под землёй, была невидима сверху пролетавшим бомбардировщикам. Сэм Нуйома вёл меня по подземному городу. Показал штаб, где офицеры в подземелье чертили карты, разрабатывая очередной план операции, прокладывали маршруты для боевых групп, наносили объекты ударов, обеспечивали пути отходов.
Сэм Нуйома привёл меня в подземный госпиталь, в операционную, где хирурги готовились к очередной операции, а рядом в подземных палатах лежали раненые бойцы, и хирург сказал, что двое из них не доживут до утра.
Сэм Нуйома показывал мне тренировочные площадки, где бойцы учились минировать железнодорожные колеи. Здесь был оборудован небольшой участок железной дороги с рельсами и шпалами, и диверсанты учились подкладывать взрывчатку под рельсы. Мне показали оружейную мастерскую, где ремонтировалось и возвращалось в бой изношенное в сражениях оружие. У автомата Калашникова цевьё, приклад и ложе сделаны из русской берёзы. Жаркие африканские руки, особенности климата Калахари разрушали берёзу, и она рассыпалась. Африканцы вновь одевали железные конструкции Калашникова, но уже не в берёзу, а в растущие здесь породы драгоценных деревьев: красного, чёрного, эбенового. Я смотрел на русские автоматы, прошедшие через руки оружейников-краснодеревщиков.
На другой день состоялся налёт юаровской авиации. Две «Канберры», звеня моторами, низко прошли над бушем и сбросили пару бомб. Мы подъехали к воронкам, которые ещё слабо дымились, и меня поразило, как на эти воронки из окрестных зарослей слетались бабочки. Большие, красно-голубые, с зелёными прожилками, они садились в эти горячие воронки, пили ядовитые дымные отравы, хмелели, пьянели, засыпали. Их можно было брать руками. Я подумал, что бабочки, одни из самых древних, реликтовых существ Земли, помнят своей реликтовой памятью молодую Землю, когда кругом курились вулканы, из них изливались металлические дымы, и теперь бабочки прилетели на эти дымы и испарения, упиваясь дымами, поднимавшимися из воронок.
Был праздник намибийской армии. Сэм Нуйома пригласил меня на парад. Парад проходил на просторной, сухой, с сожжённой травой поляне. Среди поляны стояло одинокое дерево с редкой листвой и зыбкой тенью. Мы стояли с Сэмом Нуйомой под этим деревом, и он принимал парад. На поляну выкатились инвалидные коляски, в них сидел герои, потерявшие ноги на юаровских минных полях. Коляски покатились мимо, Сэм Нуйома отдавал честь сидевшим в колясках бойцам, и они отвечали ему, подымая кулаки. Следом, чеканя шаг, прошла «коробка» молодых намибийских бойцов с блестящей выправкой, с автоматами, в камуфляже. Это был подготовленный боевой отряд, который, быть может, этой ночью уйдёт через границу в Намибию.
Вслед за этими бойцами шёл народ. Впереди выступал длинный, тощий, с голыми костистыми ногами старик. Он шёл, раскачиваясь, словно его колыхал горячий ветер пустыни. За ним тянулось множество людей: женщины, дети, старики – огромное колеблемое многолюдье, народ, который снялся с насиженных мест, был изгнан из своих домов и ждал того священного часа, когда он сможет вернуться в родную Намибию. Теперь же он посылал своих сыновей в смертельную схватку, закрывал глаза своим убитым сыновьям, зарывая их в горячий песок Калахари.
После парада Сэм Нуйома пригласил меня на праздничный ужин. Там собрались офицеры, мы пили водку в этих катакомбах. Когда всех нас коснулась пьяная сладость, Сэм Нуйома встал и запел. Он пел песню «День Победы», и все, кто находился в подземелье, встали в рост и вторили ему. И я им вторил. «День Победы порохом пропах!» – самозабвенно пел Сэм Нуйома, и ему вторили его боевые товарищи. «Это праздник с сединою на висках», – громогласно и страстно тянули они, сверкая белками. Они пели эту русскую песню на африканский манер, старательно выговаривая русские слова. Они знали и верили, что победа неизбежна. Как бы высока ни была цена, которую они платят за победу, желанный день победы настанет.
Советский Союз помогал намибийцам. Советские инструкторы учили намибийцев взрывному делу, поставляли оружие, медицинское оборудование. Бойцы Сэма Нуйомы имели подразделение танков. Т-34, взятые со складов, ещё в масле, проделали путь по океану и были доставлены к границам Намибии. Сэм Нуйома добился независимости родины, и народ выбрал его своим президентом.
Мои друзья, впоследствии побывавшие в Намибии, говорили, что Сэм Нуйома помнил то моё посещение и эту русскую песню – «День Победы». Он был президентом-победителем.
