Братья Стругацкие одними воспринимаются как популярные и лучшие отечественные фантасты, другими — как скрытые диссиденты, большей частью занимавшиеся саркастическими пародиями на советское общество.
Если с первой оценкой спорить почти невозможно – и не соглашаться с ней можно лишь в отношении ее недостаточности, потому что великолепными фантастами они, конечно, были и, наверное, не только лучшими отечественными, но и одними из лучших мировых, — то вторая представляется даже не то чтобы очень спорной, но и просто принижающей их значение.
Это примерно так, как если бы Вольтера характеризовали как несогласного с практикой правления Людовика XV, а Маркса – как одного из критиков императора Луи-Бонапарта. Вопрос о том, были ли Стругацкие диссидентами и критиками советской власти – достаточно не прост. Есть немало оснований полагать, что их позиция была скорее «антидиссиденсткой», и в ряде своих романов они как раз показывают те последствия, к которым приводит возведенная в самоцель установка на разрушение существующей системы.
И если они и были диссидентами, то скорее, «красными диссидентами»: не теми, кто отрицал социалистический вектор и коммунистическую идеологию, а теми, кто, как собственно и формулировал уже в последние годы Борис Стругацкий, пришли к выводу, что они понимают коммунизм отлично от того, как понимала их власть. Если, по его словам, коммунизм — это общество свободных людей, занятых любым трудом и ни в чем не находящих большего удовольствия, нежели в своей работе, то для власти, по его мнению, он был обществом, где все люди с чувством глубокого удовлетворения исполняют ее решения. Строго говоря, при такой постановке вопроса нельзя не увидеть, что как раз первая точка зрения на это общество соответствовала изначальным марксовым представлениям о нем, нежели вторая.
Но важнее просто другое. Они вообще были и интеллектуально, и функционально масштабнее и просто популярных фантастов, и политических оппонентов или не оппонентов власти.
Наверное, еще потребуется какое-то время, чтобы осознать – они были крупнейшими советскими политическими философами и, наверное, одними из крупнейших мировых. То, что они творили в «художественном жанре», а не в жанре академическом, не столь важно. Строго говоря, многие крупнейшие философские и политико-философские произведения именно в таком виде и создавались: по жанру средневековый «роман странствий» «Утопия» Томаса Мора стал исходным произведением коммунистической идеологии, «Приключения Робинзона Крузо» были манифестом рождающегося либерализма. «Что делать» Николая Чернышевского и «Война и Мир» Льва Толстого изложили именно философские и политико-философские взгляды их авторов.
Начав писать в середине 50-х гг. в качестве почти традиционных научных фантастов, они почти сразу включают в свои работы мотивы социальной фантастики, проектирования «Утопии» — общества будущего, с особым акцентом на людей будущего. Если Иван Ефремов пытался сконструировать этих людей как особых, отличных от людей сегодняшнего, Стругацкие показывали их как похожих на сегодняшних – но лучших из них.
Людей, которые верят в добро и любят труд, труд, понимаемый как самореализацию человека, как процесс его свободного творчества. В тех их работах, где они давали картины коммунистического будущего, они, пожалуй, первыми показали живые картины коммунизма («Полдень, XXII век (Возвращение)).
В свое время они отмечали, что, прочитав Маркса, они увидели, что о собственно коммунистическом обществе там сказано очень немного – сказано то, чего там не будет из отрицательных черт современного мира, и несколько самых общих, хотя и принципиальных контуров.
И в этом отношении живой картину коммунизма сделали именно они, то есть на самом деле они относятся к ряду коммунистических философов и футурологов, стоящих в одном ряду и с основоположниками коммунизма и их предшественниками, и с такими футурологами, как З.Бжезинский. Д.Белл, О.Тоффлер – во всяком случае, их картины будущего не менее впечатляющи, обоснованы и подробны, нежели нарисованные в классических работах последней «великой троицы».
Только они сделали еще больше. Вполне в духе наследованного ими диалектического метода они по сути поставили вопрос о том, что общество, достигшее своего идеала «Полдня» не может не иметь и своих проблем. Не может общество быть беспроблемным, не иметь противоречий. И шаг за шагом они стали показывать те проблемы, которые можно было увидеть, может оно остановиться – или оно умрет.
На каком рубеже остановится в своем вмешательстве в жизнь окружающего мира («Далекая радуга»), имеет ли право человек, достигший могущества, вмешиваться в ход истории встреченных им более отсталых обществ («Попытка к бегству»). На что он имеет право в отношении с этими обществами и как совместить свое стремление им помочь и свою ответственность перед ними, уважение к их праву на самостоятельное развитие – с обязанностью остаться человеком («Трудно быть Богом»). Вообще, стремясь к будущему и мечтая о нем – сумеет ли узнать его тогда, когда с ним встретится («Улитка на склоне»), и многое другое.
И оказалось, что будущее, даже, казалось бы, самое совершенное, может оказаться не столь идеальным, как это кажется, и количество и характер проблем, которые оно принесет, может оказаться таким, что встанет вопрос – нужно ли оно, не лучше ли остаться там, где проблемы уже привычны и известны. И вслед за этим вопросом последовали картины миров, не прорывавшихся в будущее, остановившихся, испугавшихся его: Страна Отцов в «Обитаемом острове», Град в «Граде обреченном», многие другие.
И очертили дилемму: либо в будущее, рывком в «Мир Полдня», с перегрузками навстречу его проблемам, либо испугаться их и навечно остаться в мире сегодняшних проблем, обрекая себя на вечное хождение по кругу и на отсутствие идеалов и горизонтов развития.
Как писал Борис Стругацкий, «Обитаемый остров» — это роман о стране, проигравшей войну, и описанное в нем на деле куда больше напоминает постсоветскую Россию (продукт капитуляции в Холодной войне), чем СССР времени написания этого романа.
И что такое мир без целей, смыслов и идеологии – Стругацкие показали в «Граде обреченных», по их словам, романе об ужасе существования в идеологическом вакууме.
Проблемы, смыслы, перспективы… Их много, их безмерно много у Стругацких – политических философов. Не все их аллюзии и предупреждения мы поняли – и не исключено, что нам еще предстоит пережить многое из того, о чем они предупреждали и что мы не смогли, не захотели или не сумели понять, сводя их произведения к узкому сиюминутно-политическому пониманию.
Но чтобы их понять, нужно, прежде всего, понять и признать, что то, что они написали – не только приключения и вовсе не диссидентское ерничанье, это великие и глубокие произведения, а Стругацкие – одни из величайших отечественных и мировых политических мыслителей.
Которыми их стране есть все основания гордиться как сокровищем своей культуры и своим национальным достоянием.
