С. Мардан:
— Всем здравствуйте! Я – Сергей Мардан.
М. Баченина:
— Я – Мария Баченина. Доброе утро!
С. Мардан:
— Всех с новым годом!
Погнали. Мы не будем сейчас обсуждать скучную новогоднюю повестку дня, где помимо штурма Белого дома, ничего больше нет. Лучше поговорим о прогнозе на наступивший год. И мы поговорим об этом с русским философом Александром Дугиным. Здравствуйте!
А. Дугин:
— Здравствуйте!
М. Баченина:
— Здравствуйте!
С. Мардан:
— Знаете, с чего хотел начать? Наткнулся на странный текст. Немного процитирую, а потом попробуем его обсудить.
«Начало новой эры совпадает по срокам с подготовкой новой промышленной революции или индустриализации 4.0. Вместе с этими движениями в обществе нарастает и реакционный тренд, запрос на контрреволюцию 4.0 – ответ на глобальную цифровизацию, первым вызовом для которой стал COVID-19». В этой связи несколько довольно влиятельных людей из политики стали что-то говорить про консервативную идеологию, которая становится трендом, про то, что Россия опять станет оплотом мировой консервативной мысли. И даже консервативного движения. А в состоянии ли любая страна, любое общество остановить то, что уже не остановимо, лично мне так кажется, небратимо? Как вы думаете?
А. Дугин:
— Я думаю, что время не то, чем кажется. И не то, что мы думаем. Наше представление о времени, которое несет само по себе события, изменения, технологические трансформации – это некоторая искусственная, очень слабая, навязчивая идеологическая иллюзия. И вот это принципиальный момент, потому что будучи идеологической иллюзией, нам кажется, что время само по себе, что оно не зависит от нас. На самом деле, пока мы еще люди, а не роботы, не машины, не вычислительные приборы, то мы можем принять решение о содержании будущего. Пока мы люди. Именно в этом и есть человек в его отношении ко времени, что он определяет. Нет никакой без нашего согласия и решения ни четвертой революции, ни консерватизма, ни прогрессизма. Мы принимаем решение о том, каким быть будущему. И это принципиально. Есть некие тренды, логические цепи, но мы в этой логической цепи свободны всегда, пока мы люди. И мы способны их разомкнуть, встать на другой путь.
Я категорически не согласен с этой протестантской идеей линейного времени. Это Кальвин выдвинул в ходе реформы, которая отрицала свободу воли. С этого момента Запад и сбился, когда он встал на кальванистские позиции, а Кальвин не предполагает свободу воли. Значит, революция, смена формаций, история становится некоей предестинацией, железным законом трансформации, на который человек не влияет. Или влияет очень слабо, искусственно, по сути дела, иллюзорно.
Я придерживаюсь совершенно другой точки зрения. Православной точки зрения, если угодно. Католики даже отстаивали существование свободы воли. Я считаю, пока мы люди, мы свободны. Пока мы свободны, мы можем повлиять на будущее. Более того, мы делаем будущее. Не революция четвертая, ни консерватизм или что-то еще, не какие-то материальные или социальные нормы принимают решения за нас. Принимаем решение мы. И в этом отношении, полагаю, что, действительно, в этом году, а тут я согласен, а мне не очень нравится четвертый уклад, когда мы начинаем что-то объяснять через экономику, мы всегда попадаем в бездну. Скорее, в свинарник какой-то, потому что какими-то материальными поползновениями мы пытаемся объяснить такое сложное и тонкое, изысканное существо, как человек.
На мой взгляд, действительно, сейчас решается очень серьезный вопрос. Идем ли мы по этому пути прогресса, по которому идет демпартия США, высокие технологии? А это решение. Это тоже философия, идеология. Сейчас мы видим, что это все идеология.
Либо мы говорим: этого нет. И то, и другое свободно. Нам пытаются навязать, что нет альтернативы Байдену, она, на самом деле, есть – 70 миллионов американцев думает не так. Нам говорили, что нет альтернативы цифровизации, а она есть. Если мы примем решение, мы либо другую альтернативную модернизацию-цифровизацию предложим, либо ее вообще отменим.
Я глубоко убежден, что пока есть человек, есть свобода сказать «да» и «нет» чему угодно. Любой тенденции. И здесь, думаю, действительно, выбор обострился. На одной стороне, скорее, стоит вот эта великая перезагрузка, к которой призывают глобалисты. Сейчас они украли, на мой взгляд, выборы, они навязали свою волю, произошел государственный переворот в США. И теперь они будут во всем мире наступать. Это называется «great reset» — вернуться к глобалистской повестке дня. С другой стороны, начинается «great awakening» — великое пробуждение. Люди понимают, что речь идет не просто о технологиях, некоторым закономерностям объектного рокового свойства, а речь идет об идеологической доминации, о гегемонии даже не всей Америки, а о ее половине, даже половине американской элиты, американского общества, которое стремится навязать свою повестку дня миру. Естественно, будет сопротивление. Я думаю, что России в этом сопротивлении, пробуждении уготована одна из важнейших ролей.
С. Мардан:
— Александр Гельевич, если взять конец девятнадцатого века – начало стремительной индустриализации в России, то вот этот вот активный слой был микроскопическим в гигантской крестьянской стране. Купечество, промышленники – сколько это? 1% и даже меньше. Большевики вместе с рабочим классом, дай бог, если процентов десять населения империи занимали к 1917 году. Тем не менее, они обеспечили победу модернистского проекта в России.
Эти проигравшие 70 миллионов американцев, вам не кажется, что они ничего и не решали? Да и не решают. Это попытка реванша, которую предприняли антиглобалисты, она потерпела крах. Может, России присоединиться к товарищу Байдену? И начать внедрять цифровизацию примерно, как это делают в Москве. Железом и кровью.
А. Дугин:
— Это вопрос открытый. Это вопрос решения. Во-первых, вы совершенно правы относительно того, что революция большевиков не опиралась ни на какие объективные факторы. Наоборот, они действовали во имя будущего, которое им только одним было известно, вопреки всем законам, в том числе, вопреки законам марксизма. Потому что с точки зрения Маркса в стране без капитализма нельзя осуществить социалистическую революцию, а у нас было 99% крестьянского населения среди простого народа, а промышленный пролетариат, его почти не существовало. Тем не менее, победили. Потому что расшаталась старая консервативная модель. Победили. Оказались самыми агрессивными, самыми такими параноидальными, навязавшими свое видение.
Сейчас нечто подобное произошло и в Америке. Та победа Байдена и демократов – это победа таких либеральных большевиков, которые тоже говорят, что во имя высоких технологий, во имя Твиттера, во имя Гугла, искусственного интеллекта, во имя гендерной свободы вы, проголосовавшие в большистве, вы вообще никто. И это, с одной стороны, проигрыш. С другой стороны, мы получили половину Америки, сражающейся против этого прогрессистского проекта, а это не мало. Это, действительно, великое событие. И я не думаю, что они так уж сильно проиграли. Они приходят в сознание. Они видят, что это не просто Гугл, Твиттер, Фейсбук, которые они используют, как какие-то средства. Что это идеологически проникающие в их сознание щупальца искусственного интеллекта.
Тут очень важно обратиться к Хайдеггеру или к Фридриху Георгу Юнгеру, к книге «Совершенство техники» или к хайдеггерскому анализу. Техника – это метафизика, на самом деле. Техника несет с собой идеологию. И те, которые говорят, что вот техническое развитие объективно, они хотят навязать свою частную волю, прогрессистскую волю, свою идеологию, свой большевизм технологический и технократический всем остальным.
Я не думаю, что консерваторы проиграли. Да, в России проиграли в какой-то момент, но потом они как бы был сталинский призыв, партия из пяти тысяч, которой она была во время революции 17-го года стала миллионной. Конечно, это были выходцы из русского крестьянства и заменившие саму атмосферу большевизма.
Я думаю, что битва только начинается. Она далеко не закончена. Нельзя говорить, что популисты, консерваторы окончательно проиграли. Ничего подобного. Настоящая битва начинается сейчас. И в России эта битва по линии фронта проходит внутри по нашей стране, не вне. У нас есть такие элиты, как Греф, Чубайс, Кудрин, то есть, цифровики – байденовцы. Они байденовцы по своим органическим корням, по своему мировоззрению. Это тоже часть этого гугловского искусственного интеллекта. Но огромной мощью, во-первых, Путин, который с огромным подозрением к этому движению относится. Есть силовики, есть подавляющее количество населения.
М. Баченина:
— У меня возник такой комплексный вопрос. Если нам предстоит решать, мы за это или против, но социальное расслоение уже есть. Новые профессии, исчезновение старых. Как изменится формат личности? Структура личности человека? Мы видим, что без изменений никуда.
А. Дугин:
— Если мы выбираем прогресс, партию Ба йдена, Гугла, Твиттера и Фейсбука, то это прощай, человек! На самом деле, речь идет о том, что сейчас мы стоим на пороге замены человека постчеловеком, в этом программа постгуманизма. Подготовительным уровнем является гендерная политика. То есть, заканчивается либеральный процесс освобождения человека от всех форм к коллективной идентичности.
Конечно, изменится человек. Более того, он изменяется на глазах. И вместо личности, состоящей из духа, из души, из тела, из свободы будет некая новая цифровая личность. Цифровой паспорт, цифровые мозги, заменяемые жестким диском памяти, сменяемый интерфейс. Более того, для того, чтобы быть замененным искусственным интеллектом, надо создать искусственный интеллект еще прежде его технологического воплощения. Общество, которое контролируется элитами, где сознание берется откуда-то извне, например, из государства или идеологии, как сейчас на Западе такой экстремисткой и либеральной, это планы, тренировка по созданию искусственного интеллекта. Это общество уже не само думает. Уже человек отчуждается от самого себя в ходе такой податливости к идеологиям. Идеологии выполняют роль искусственного интеллекта. В какой-то момент это идет на поток. И сейчас мы видим сращение идеологии, как в демпартии, и технологии. Очевидно, что технологии идеологичны, с одной стороны, они не просто служат нам, а мы служим им. Потому что они, пожалуйста, цензурируют, а я пытался в Фейсбуке пост какой-то сделать критический в отношении Байдена, это просто не появляется, не печатается. Это не просто технологии. Это как бы компьютер вас цензурирует. Это не компьютер, это новая форма мышления, заложенная в саму технику.
М. Баченина:
— Восстание машин.
А. Дугин:
— Мы уже машины. Для того, чтобы превратить нас в машину окончательно, надо подготовить это. Наше сознание целиком и полностью формируется извне. Наша свобода, мы ее потеряли давно. Сейчас мы уже теряем последние ее уровни. Вот гендерная политика – это свобода иметь пол, утверждать свою собственную идентичность.
М. Баченина:
— Но если мы рассматриваем Россию, не Москву, не Санкт-Петербург, не города-миллионники. Разве об этом можно говорить в разрезе Черноземья, Урала? Люди никак с этим не коррелируются. У них совершенно не цифровая жизнь.
А. Дугин:
— Но она становится все более цифровой. Посмотрите на молодежь. Она мигрирует в социальные сети. И в Черноземье, и за Уралом.
Нет. Этот процесс не остановим. В том-то и дело, что хотя наше общество живет в другой эпохе, как, кстати, мы увидели, что и половина американского общества. Половина Америки нормальные, популисты Европы нормальные, вообще, весь мир нормальный, кроме этой, на мой взгляд, сатанинской верхушки, которая нами правит в глобальном масштабе, кроме глобалистов. Я противник этого направления. Я противник либерализма, освобождения человека от всех форм коллективной идентичности. Но пока они побеждают, потому что их идеология самая мощная, самая сформулированная. Они говорят: свободу индивидууму от всех форм коллективной идентичности. Последним шагом, который сейчас остается сделать, это освободить человека от человечности, поскольку это тоже форма коллективной идентичности. И просто так говорить, что мы не достаточно еще цифровизированы, что нас это не коснется, это наивно. Нас это касается. Мы вовлечены. И часть нашей элиты перешла на сторону этих идеологических глобалистов. И она действует, проникает в нашу жизнь, в том числе, в глубинке.
Единственный шанс – это великое пробуждение, когда люди осознают, что с ними происходит. И дадут этому осознанный, ответственный и свободный ответ. Скажем, мы не хотим ни этих форм, ни этой сути. Мы хотим сохранить и возродить свое человеческое достоинство! Это не так просто. Право на свободу у нас на глазах утекает. И под видом свободы нам навязывается новый цифровой концлагерь. И это называется каким-то новым четвертым экономическим укладом. Просто перестаньте быть людьми, и у вас все получится.
С. Мардан:
— Попробуйте спрогнозировать на ближайший год: перелом в этой борьбе может произойти? Или сначала все должно дойти до самого края, упасть почти до ада.
А. Дугин:
— Я думаю, что, к сожалению, предпосылок к тому, что это закончится мирно, одноразово, закончится либо компромиссом, взаимопониманием, коррекцией курса, на это надежды нет. Думаю, что закончится адом. К большому сожалению, войной и адом. Мы видим, насколько радикальны представители глобализма. Они не идут на разговор ни с кем. Консерваторов они мгновенно демонизируют. Фактически Трамп сейчас, республиканцы, которым не продают билеты на самолет, если они выражали в социальных сетях симпатии к Трампу, представляете, какая степень тоталитаризма? С отключением сотни тысяч твиттер-аккаунтов, гугл-аккаунтов. То, что я испытал полгода назад, отключили мне YouTube-канал, «Царьграду», еще ряду российских СМИ. Сейчас это произошло на уровне глобально в Америке. Это означает, что мы имеем дело с фанатиками, с настоящими либерал-большевиками. С ними разговор невозможен. Они просто будут уничтожать своих классовых противников, а мы, консерваторы, вся Россия попадает туда, особенно патриотические каналы. И вся Америка туда попадает патриотическая. Все мы для них классовый враг, а классового врага уничтожают.
Мы, может, и хотели бы мирного диалога, но нам грозит война не на жизнь, а на смерть. Либо глобалисты, либо человечество. Это война! Я думаю, пока до дна ада мы не дойдем в этой войне, никаких изменений настоящих не будет. Они будут продолжать свою стратегию. Это чудовищно.
С. Мардан:
— Спасибо вам огромное! Прогноз на 2021 год вас не порадовал, надеюсь: здравствуй, война.
