Часто вспоминаю слова Велимира Хлебникова, сказанные в 1914 году: «Мы знаем одну только столицу — Россию. И две только провинции: Санкт-Петербург и Москву». За этими словами скрывается глубинная правда. И эта правда сейчас обострилась неимоверно. В выступлении наших коллег прозвучала очень верная мысль, которую я сформулирую по-своему. Мир столкнулся с беспрецедентным вызовом в конце XX — начале XXI века. Это вызов хищной мегалополии. Имею в виду не только концепцию Кьелла Нордстрема, согласно которой глобальный мир будущего — это 600 мегаполисов, где должны жить более 85% людей, что 98% всей экономической активности должно быть в этой сети крупных городов. Дело в том, что этот процесс и этот замысел связаны с формированием транснациональной системы собственности и власти. Фактически речь идёт не только о том, что есть банки, а есть производители, что есть олигархи, а есть народ. Речь идёт о том, что есть некая сила, которая хочет нивелировать, свести к нулю все национальные, культурные и религиозные основания народов и традиций.
Боровск — уникальный город, здесь по-другому начинаешь смотреть и на Россию, и на Москву. Чем замечателен Боровск? Он связан со староверами, со старообрядчеством, с этим мощным духовным и волевым пластом русской жизни. Старообрядчество — апофеоз старой Святой Руси, это попытка защититься от отрицания Святой Руси. А с другой стороны, Боровск — это город Циолковского. И тут рядом стоят памятники Циолковскому и Николаю Фёдорову, который тоже здесь несколько лет проживал, служил учителем. Это сочетание старообрядчества как предельного консерватизма и русского космизма как предельного авангарда, мечты о бессмертии, мечты о заселении космоса уникально. И это сопряжение Боровск подарил России, подарил всему миру. На моём языке это называется «динамический консерватизм».
Наш величайший мыслитель Николай Данилевский говорил о том, что будущая Россия — это нечто похожее на старообрядчество, но вооружённое самыми современными технологиями. Это гениальная, прозорливая мысль, для XIX века необычайная и в чём-то даже дерзкая. И сегодня мы отчётливее чувствуем её правоту.
Означает ли то, что происходит с нами сегодня, этот вызов мегалополии, что мы должны вернуться в недавнее прошлое, на 30 лет назад? Во-первых, само по себе такое возвращение невозможно. Во-вторых, это ещё и непродуктивно, потому что СССР тоже шёл по пути индустриализации, формирования мегаполисов. Хотя это был путь, связанный не с формированием транснациональной власти, а с закономерностями развития индустриального уклада.
Сегодняшние технологии позволяют человеку жить в любой точке страны и мира, оставаясь при этом в центре мира. Вполне можно при желании, при наличии политической и национальной воли строить страну не по тем лекалам, которые предлагает мегалополия, или по старой модели индустриализации. В этом смысле тема малых городов является ключевой, потому что именно сеть будущих городов-садов, современных высокотехнологичных полисов, о которых мы мечтаем, могла бы стать противовесом этим монструозным мировым сетям и залогом возрождения России. И не только потому, что здесь могла быть другая экономика, другой социальный уклад. А прежде всего потому, что они являются опорой другого начала — начала культурного, религиозного, связанного корнями со своей почвой.
Титанические города мегалополии никогда не станут опорой человечности и её духовной почвы — они являются средством оптимизации, расщепления, размывания всего человеческого, что в нас есть. Поэтому вопрос о малых городах — это вопрос острейший. Хотел бы обратить внимание, что среди прочих тем мы подняли и эту тему в работе Изборского клуба «Русский ковчег». Мы изложили своё видение того, как новые способы расселения и новая модель пространственного развития могли бы развиваться в XXI веке, и развиваться с точки зрения сохранения и возрождения нашей цивилизации.
Этот вопрос непосредственно связан с вопросом о власти, о демократии. Потому что именно живое полнокровное развитие «малой родины» подразумевает и развитие демократии на местах, общины, малого политического пространства. В городах живёт масса, которой легко манипулировать, и сегодня люди во всём мире всё больше осознают, что они являются заложниками псевдодемократических процедур, политического спектакля. Такое невозможно на уровне общины и малого города, где все друг друга знают и где люди, которые выбирают власть, могут спросить за те дела, что совершены на пространстве, просматриваемом для всех. А малые политические пространства могли бы стать основой уже для большего, земского пространства, и далее — земского всероссийского собора, которые и стали бы основой политического каркаса Русского ковчега. Таким образом, тема малых городов сквозная — она выводит нас на ключевые решения во всех сферах и отношениях.
Сегодня уже существует, внедрена в России модель, которая называется «Теория доходности территорий». На ней во многом основан градостроительный кодекс РФ. Если посмотреть на это с философской точки зрения — это модель колониальная, потому что доходность территорий, которая поставлена во главу угла, — это не что иное, как взгляд на малый город и провинциальные пространства с точки зрения транснациональной сети. Совершенно другой взгляд возникает, если смотреть из малых городов. Тогда становится очевидной нужда в пространстве, доходность которого может быть разной, но это пространство, его организация должны быть удобны и полезны для тех людей, которые здесь живут. Это совершенно другой критерий пространственной политики, и этот критерий позволяет в том числе ставить вопрос и о демографическом возрождении, наполнении обезлюдевших пространств людьми, кровно заинтересованными жить и воспроизводить себя именно здесь. Отсюда рисуется идеал города-сада, некоего сочетания парковых массивов, зелёных пространств с жилыми поселениями. Эти массивы возникали бы вокруг предприятий, которые, как и в XX веке, могут стать градообразующими, поскольку это не противоречит современному постиндустриальному укладу. И в то же время это были бы не моногорода, а постиндустриальные города с мозаичным укладом, в котором сочетались бы разные производства, формы собственности и кооперации.
Из всего сказанного следует, что тема малых городов касается всех граждан, и она вполне могла бы превратиться в некое знамя, знамя Русского ковчега, который должен преодолеть «потоп», в котором мы сегодня оказались.
