Авторский доклад Изборскому клубу Виталия Аверьянова
Кодирование символом – признак живой традиции-цивилизации. Способны ли мы сегодня подхватить и усилить древний код? Способны ли добавить в тезаурус русских кодов что-то свое, до нас не проявленное?
О социальном и духовном ДНК
В этом и предыдущем выпусках журнала «Изборский клуб» перед вами – первые итоги усилий нашего соборного разума в поисках ключевых русских кодов.
Культурные коды, цивилизационные коды – трудноуловимая материя. Над ними бьются ученые и историки, мистики и феноменологии, символисты и структуралисты. Но тайна кодов мало кому дается, а уж приблизиться, как это заявлено в романе Александра Проханова, к «периодической таблице» кодов, – не получалось пока ни у кого. Самая большая сложность, вероятно, в том, что коды не просто присутствуют в нашей культуре как некие константы, они активно вторгаются в реальную жизнь, как семена вторгаются в почву, прорастая в новых поколениях и превращаясь, по евангельской притче, в «горчичные деревья».
Воистину, по слову поэта, «умом Россию не понять…» Постижение наших кодов в их целокупности, в их органической связности и симфоничности по-видимому и должно было начаться в мифопоэтической, исповедальной, сказово-метафорической форме, через сердечное созерцание первообразов русской жизни. Поэтому неслучайно, импульс нашим поискам пришел не из философского трактата, а из остросюжетной «Таблицы Агеева».
Нельзя сказать, чтобы у этих усилий совсем не было предшественников. Если взглянуть на коды культур-цивилизаций с точки зрения методологии, вспоминается Освальд Шпенглер, который в своем «Закате Европы» нарисовал потрясающую картину воплощения глубинных «прасимволов», «прафеноменов» – причем, как подчеркивал Шпенглер, выбор символа в каждой пробуждающейся душе (и культуре) глубоко своеобразен. (Здесь даже, добавим от себя, имеет место и не совсем «выбор», но об этом позднее.)
И в этом пункте кроется резкое отличие прафеномена, понятия, восходящего к Гете и перекликающегося с «энтелехией» Аристотеля, от «архетипов» Юнга. Юнг, при том что сам термин «архетип» он взял у греков зрелого эллинизма, неоплатоников и отцов Церкви, психологизировал проблему «первообразов», населяя ими индивидуальное и коллективное бессознательное. Дело было представлено так, что одни и те же «врожденные идеи» воспроизводятся во всех народах, подобно «бродячим сюжетам» или техническим изобретениям. Но психологизация не пошла «архетипам» на пользу, превратив их в наукообразный миф, ставший на службу интернациональной коммерческой секте психоаналитиков. Хотя и сделала этот термин очень модным в XX веке, употребляемым к месту и не к месту. Психоаналитики вообще, начиная еще с Фрейда, пытались «наложить лапу» на науки о культуре, и им это, к великому сожалению, во многом удалось[1].
Коды цивилизации, которые создают ее лицо, те самые, которые ищут мыслители Изборского клуба, гораздо ближе к представлениям о символах у Флоренского, Лосева, Ивана Ильина, чем к юнгианским архетипам. За кодами-прообразами проглядывают не машиноподобные «структуры психики», и не оккультно-спиритическая гальванизация трупов языческих божеств, а живые лики родоначальников, предтеч, зачинателей культуры. В прафеноменах эти прототипы-родоначальники воспроизводят себя в потомках и продолжателях. Они не просто отражаются в следующих поколениях, они «действуют» в нас.
Именно об этом говорил Гете, дискутируя с Шопенгауэром: «Свет, по-вашему, существует лишь постольку, поскольку Вы его видите? Нет! Вас бы не было, если бы свет Вас не видел…» Эта мысль очень близка и Проханову, когда тот говорит о коде Херсонеса: не Русь избрала православие, а православие избрало Русь как свою обитель и Владимира Крестителя как свое орудие. Не мы воспроизводим коды, коды сами созерцают нас и затем воспроизводятся в нас, давая тем самым продолжение жизни всей цивилизации[2].
В чем же тайна кодов, в чем секрет их жизненной силы?
В XX веке вошло в обиход сопоставление биологической и социальной наследственности. Действительно, делимость молекулы ДНК (так называемую репродуктивность) можно уподобить в обществе и культуре трансляции опыта по цепочкам «Авторитет – Последователь», «Учитель – Ученик», «Родитель – Ребенок». То что в биологии называют генотипом (генокодом) – легко уподобить наследию как закодированной в культуре сумме передаваемого знания. Выдающийся советский культуролог М.К. Петров разработал специальную теорию «социокода». Согласно этой теории, в социокоде аналогом гена выступает знак, в котором и кодируется вся социальная наследственность. Если в традиционном обществе социокод помещался в мифе и передавался через ритуал, танец, легенду и т.п., – то в современном обществе на место мифа стала наука.
Однако главный секрет цивилизационного кода заключался все же не в том жанре, в котором он «упаковывался» и передавался, а в самом мастере-носителе кода. Передаются, говорил Иван Ильин в «Аксиомах религиозного опыта», не столько сами принципы и смыслы, сколько «строение внутреннего духовного акта», – иными словами, важнее то, как строится опыт: походка, ухватка, стиль носителя опыта.
Еще Павел Флоренский писал по этому поводу: «В области физической, телесной никто не может родиться сам собою, как и в области духовной никто не приобретает духовной жизни собственными усилиями, без духовного руководства, без духовного отечества (…) Если биологи говорят о непрерывности зародышевой плазмы, а в аскетике утверждается непрерывность начала духовной жизни, идущего от духовного предка к его духовному потомству, то в истории мысли мы можем говорить о единстве философской закваски». Поэтому-то, считал Флоренский, образы, категории духовного ведения более прочны, ценны и богаты чем понятия этики или психологии[3].
Коды – это та тайна, которая передается от духовного отца к его духовным детям, это тайна посвящения, инициации. Поэтому необходим контакт с «человеком-архетипом» (выражение философа Д. Зильбермана). Или, как прозревал востоковед Семенцов, «вместе с истиной учитель передает ученику самого себя»[4]. Вот эта передача себя, запечатление глубинного образа учителя, «приложившегося» к вечности, и есть цивилизационный код в предельном приближении к его сути.
Само понятие «код», и об этом уже писали авторы «Изборского клуба», бросает на исследуемую нами энергию преемств отсвет какой-то искусственности, обезличенности, может быть, даже мертвенности. Тем не менее, характеризуя эту историческую энергию как коды – мы не «культурную память» сводим к цифре с ее имитацией и симуляцией сознания и мышления, а, напротив, само кодирование возвышаем до «живой памяти», до родства духовной семьи, в которой сын является непосредственным продолжением отца… В конечном счете, коды это не цифры и не шифры, коды – это способы достижения и воплощения мечты, заветные секреты мастерства, примеры высших образцов, шедевров, добываемые из житий и деяний предков, «военные хитрости» цивилизации, ведущей духовную брань.
При этом коды касаются не только художественного или интеллектуального творчества, они пронизывают все жизнь нации. И здесь роман «Таблица Агеева» оказался поистине прорывным документом национального самосознания – показав действие кодов не только среди гениев культуры, но и во всенародных испытаниях, страданиях и торжествах, в военных и трудовых подвигах, в повседневной будничной жизни.
Коды обретаются не путем личного выбора, пусть даже выбора самых великих сынов своего народа, а путем сверхличного отбора. (Не «естественного отбора» Дарвина, а, скажем так, «сверхъестественного отбора», который превыше эволюции и борьбы за существование.) В воспроизводстве и оттачивании кодов нет конкуренции, но есть со-ревнование во имя одного идеала, внутреннее согласие разных лиц. Это согласие с отбором, превосходящим наши мысли и мотивы, согласие с тем, что мы часть Целого, которое больше, богаче, мудрее нас.
Отщепенцы-индивидуалисты вываливаются из кодов, не постигают их. Все подлинные коды сакральны и вне сакральности превращаются в пустые сущности, в «мертвые слова».
* * *
Коды живут в вечности, но одновременно они раскрываются в истории, в конкретных местах и местностях, в точках календарного цикла. Русские коды строят человека как наследника цивилизации и одновременно открывателя ее новых не существовавших до него высот. Совпадения нет, однообразия нет. А есть заразительность самого подвига, примера, прототипа а значит и подражание ему. Так наследники прошлой победы чаще всего оказываются и новыми победителями, укротителями беды, наследники Пасхи – новыми воскресителями, наследники откровения – новыми открывателями, как минимум искателями озарений и вдохновений, наследники жертвенности – новыми героями, готовыми положить душу за други своя. Путь к своему-высшему высвечивается через подвижничество предшественников, которым ты уподобляешься.
В романе «Таблица Агеева» намечена своего рода карта русских кодов, пусть не полная, не всегда тщательно и детально проработанная. Но в ней уже проступают основные законы тезауруса русского кода, нужно только открыть внутренние очи, чтобы эти законы обнаружить.
В своей работе мы попытаемся описать важнейшие составляющие данной карты-тезауруса, пропустив мотивы романа через призму философско-филологического анализа.
Первые семь кодов. От географии к оси картины мира
Начнем с географии.
Проханов называет ключевыми кодами русского пространства Херсонес, Москву, Сталинград, и, конечно же, «реку русского времени» Волгу, которая в романе предстает кодом-пуповиной, ключом «живой воды», волшебным родником русской жизни, оживляющим всю «Таблицу Агеева».
Этот список открыт, он пополняется в зависимости от того, где мы живем, куда направляемся, где переживаем свою сопричастность национальной картине мира. В этом списке есть и Брянская земля с Тютчевым и иноком Пересветом, и Рязань с ее есенинским кодом и Евпатием Коловратом, и Урал с его каменным цветком, оборонными заводами и кодом Ермака, этого «русского Колумба», открывшего для старой России новую Россию – Сибирь. Есть в этом списке и Новый Иерусалим как проект священного преображения русского пространства патриархом Никоном[5], и т.д., и т.д. Список может быть продолжен до самых пределов России, до Тихого океана и Памира, а может быть и еще дальше – до незримо живущих среди нас кодов Китежа и Беловодья.
Секрет Проханова, который парадоксально скрыт и в то же время предельно обнажен в романе сквозь все раздумья главного героя, в том, что все это не просто география и топонимика России, а сакральные география и топонимика. Когда речь идет об этих кодах – во всех них настойчиво проступает их небесное измерение. Москва с ее Кремлем является проекцией, экраном, на котором отсвечивает небесный Кремль, образ Царствия Небесного. Еще более очевидно это в Новом Иерусалиме, в котором даже само название прямо отсылает к «Небесному Иерусалиму», описанному Иоанном Богословом. Так же и Сталинград. Этот город непрост, он неслучайно стал местом смертельной схватки темных и светлых сил и перелома мировой истории[6].
Однако главным образом русской сакральной географии является, как уже говорилось, Волга – она уподобляется самому течению русского времени, внутри которого присутствует другое течение, поперечное времени: волны, токи и мерцания вечности. В этой связности двух Волг отчетливо просматривается вертикальные соответствия: небесный и земной Кремль, Иерусалим, Сталинград, корни и ветви Мирового Древа, этого древнейшего символа связи земли и неба. Соки, которые гонит по своему стволу Мировое Древо от своих небесных корней – питают ветви, то есть нас с вами. И это питание небесными соками и есть суть вещей, тайна мироздания, смысл самих кодов-прообразов…
Таким образом, хотя Проханов и не говорит это прямо, прафеномен Волги сливается в его картине мира с прафеноменом сакрального Древа, Березы, откровение о которой получает под Москвой герой романа. Здесь мы уже выходим за рамки географического измерения, но и это само по себе верно – ведь мы попадаем в ту область тезауруса, где коды перетекают друг в друга.
Особое место среди сакрально-географических кодов занимает Херсонес, купель равноапостольного Владимира, Крестителя Руси. Херсонес – исторический исток, но в нем поразительно то, что исток этот исходит не из глубин земли, а с высот небес. Таково таинство Крещения. Херсонес является чудотворным истоком русской истории. В нем небо и земля соединились непосредственно, чтобы запустить этот исторический поток. Но Проханов настаивает: код Херсонеса теперь, в наше время, играет новыми красками, и Крым с Севастополем, в которых сияет жемчужина Херсонеса, возвращаясь в лоно России, воссоединяют вместе с разорванным русским пространством и разорванную ткань хитона Богородицы, поврежденную мозаику русских кодов.
Итак, пройдемся еще раз по сакрально-географическим кодам, чтобы сфокусировать их в сознании.
- Херсонес-код (Корсунь-код, Крещение-код) – в этом коде сквозит убеждение, что Крещение Руси и было рождением нашей христианской цивилизации (на деле это было зачатие следующей после Киевской Руси цивилизации – России XIV – XXI вв., тогда как Русь предыдущего, дохристианского цикла уже доживала свои последние столетия). Вся русская история с этого момента звучит как «эхо Херсонеса», и во всем Русском мире есть отсвет корсунского крещения.
- Новый-Иерусалим-код – Никон перенес в Подмосковье образы Святой земли: здесь свои Крестный путь, Голгофа, Гефсиманский сад, Фавор, Генисаретское озеро, Галилейское море, Иордан. «Патриарх победил пространство и время, присоединил к Москве Палестину, не завоевывая ее, как крестоносцы, а действуя волей и духом…» Он написал иконы Святой земли, иконы страстей и воскресения Спасителя, а вместе с ними и икону будущей великой Победы. «Господь и снизошел, — пишет мифотворец Проханов, имея в виду битву за Москву 1941 года и всю Великую Отечественную войну,- совершил свое пришествие, стал во главе русских войск, загнал демонов в Преисподнюю, откуда они родом. Стало быть, пророчество патриарха Никона о пришествии Христа в Россию у Нового Иерусалима сбылось. Оттого эти места намолены, и каждый грибок, как лампадка, светится».
- Москва-код (Кремль-код) – «Земной Кремль был отражением небесного, который сиял в бездонной лазури. Земной Кремль сошел в Москву с небес, был образом небесного царства». «…Все они сойдутся в небесном Кремле, и ему откроется, наконец, тайна его появления в этом божественном мире, в божественном городе, где его ожидает несказанное чудо».
- Сталинград-код – Один из сталинградских образов, раскрывающих этот код – образ фонтана по мотивам сказки Чуковского «Бармалей»: «Гитлер знал, что из фонтана бьет святая вода. Вода русского бессмертия. И он велел уничтожить фонтан. Но пионеры, без ног, без голов, продолжали держаться за руки и вели хоровод, не выпуская чудище из кольца». Битва за Сталинград была битвой не только за военно-стратегическую точку, но за место силы, за метафизическую «высоту».
- Волга-код – этот код приводит в движение все «русские коды». Есть Волга земная и есть потусторонняя, метафизическая. К Волге «сошлись на водопой великие народы, где менялись династии, возникали и падали царства. <…> К Волге на водопой сошла вся русская история». Как узелки на память, на Волге завязаны ключевые точки нашей судьбы: Углич, Кострома, Нижний, Симбирск, Сталинград – «великие “волжские коды”, управляют падением и рождением царств».
Течение метафизической Волги – это течение самой исторической энергии. И те же самые слова у Проханова слышим мы в отношении другого кода – кода Веры в Чудо.
- Древо-код – «Небо коснулось земли. И там, где оно коснулось, там выросла огромная береза, Древо, через которое силы небесные льются на русскую землю и возвещают упавшему и разбившемуся народу, что он по-прежнему небесный народ…» «Бог тысячу лет назад посадил на краю пустыни это дерево, чтобы оно через тысячи лет спасло меня. Господь знал, что когда-нибудь я приду сюда, и дерево дождется меня и спасет».
В нашей реконструкции тезауруса русских кодов высшая, небесная Волга совпадает с Мировой Березой, связующей землю с небом. Но этот поток соков мирового древа совпадет и еще с одним потоком – верой в чудо, на которой основана вся русская история. Материалом, субстратом этого сока, «живой водой» русской истории оказывается именно вера в чудо и ориентация на чудо.
- Чудо-код (код веры в чудо, упования на чудо и, как следствие этого – богопознания)
Чудо, чудотворение, вторжение высшей помощи в нашу жизнь погружает русского человека в бездонную благодать и приводит в движение множество «русских кодов»: «Чудом была и сама Россия с ее историей, где череда смертей сменялась чередой воскрешений. Это придавало русской истории пасхальный смысл. <…> Русская история есть непрерывное проявление Чуда, когда народу в его одолении тьмы приходит на помощь Господь, делающий русскую историю проявлением божественной воли. <…> Без чуда невозможно понять русскую историю!».
И когда чудо происходит – вспышка его, озарение от него отлагается в памяти русского народа. И эти зафиксированные, усвоенные чудеса соответствуют еще одному коду: коду богопознания. Он как будто увенчивает собой всю иерерархию кодов, проливает на них высший свет. Он может быть назван в нашей реконструкции восьмым кодом русского духа, но, как известно, восьмой – это и прямое продолжение седьмого, и то же самое, что и первый. Круг замыкается, спираль генокода, этого духовного ДНК выходит на новый виток.
Таким образом мы набрели на узел всей картины мира русских кодов: поток Небесной Волги, сила Мирового Древа, поток веры в чудо и код богопознания – это аспекты стержневого, осевого пространства русского тезауруса. На этой оси вращается все наше самосознание, весь русский менталитет.
Еще семь кодов. Мифологическое ядро тезауруса
Однако отправимся дальше. Мы еще не исчерпали всю глубину русского тезауруса, не почувствовали всю мощь его мифологического ядра, мы лишь увидели, как он устроен.
- Пасха-код («Бессмертие», «Воскрешение») – «Суть русской истории есть пасхальное воскрешение, что закрепляется в Конституции Русской Мечты, как право народа на воскрешение. <…> Одним из важнейших русских кодов является код русского воскрешения, русского возрождения, русского пасхального восстания из праха». В этом коде преодоление Смут, исторических «черных дыр», когда государство самоуничтожалось. В этом коде огромная энергия исцеления от энтропии, хаоса, слепых стихий мироздания. В этом коде образ неунывающего Ваньки-встаньки, с преодолением падений и поражений, преображаемых в будущую победу. В нем образ Русского Феникса, восстающего из пепла одной империи, чтобы процвела империя новая. Суть этого кода выражена в емкой формуле: «Никто не убит. Все живы и любят друг друга».
- Победа-код (победа-мечта, код превращения тьмы в свет) – «Достижение Царствия Небесного является абсолютной русской Победой. Победа и Русская Мечта – это два тождественных понятия. Это не только Победа 1945 года, это Победа всей русской истории – создание общества, где нет зла, нет смерти. <…> Победа даётся народу великими, непосильными трудами. (…) В своём стремлении к Победе русские часто терпят поражение. Они не достигают Победы, они срываются с этой стены, разбиваются и упускают победу. Но они никогда не опускают руки и вновь стремятся к Победе». Способность русского народа принимать на себя мировую тьму и претворять ее в свет понимается как священное бремя русских.
- Соборность-код (собор, община, артель, всечеловечность) – «Русские люди мечтают о Царствии Небесном не для одних себя, а для всех – для всего народа, для всего рода человеческого. И достижение Царствия Небесного – это не усилие лишь одного, это не индивидуальное усилие – это усилие всех: усилие всей артели, всего огромного русского батальона, усилие всего русского собора. Поэтому русские радеют не только о себе самих, но и обо всём остальном человечестве».
- Правда-код, Душа-мира-код – коды несения миру гармонии, построения империи симфонии, царства справедливости, в котором будут повержены кривда и ложь мира сего. «Народ в своей тысячелетней истории стремится к Царствию божественной справедливости, где нет угнетения, а только любовь, где нет смерти, а жизнь вечная, где цветок луговой и звезда небесная знают и любят друг друга. <…> Мы создаем Россию благую, справедливую, имеющую свой прообраз на Небе. Ту, к которой стремились самые великие русские подвижники. Россию, которая является Душой мира, и к которой станут льнуть другие народы земли».
- Мирный-Атом-код – этот код мы даем как ярчайший пример и приложение к предыдущему коду. Русский мирный атом – проект, который говорит сам за себя. В нем сказалась сказочная русская черта – гармонизация мироздания. Поэтому русский атом-код сопоставим с кодом «Россия – душа мира» и непосредственно отпочковывается от него.
Но для того чтобы он смог воплотиться в жизнь, он должен был иметь у себя за спиной страшный военный атом, убийственный для жизни на земле. Отсюда вера в то, что атомный проект в Сарове осуществлялся под незримым духовным руководством преподобного Серафима – он не дал американцам безнаказанно бомбить другие народы, стал реальным орудием России как Катехона – Удерживающего мир от зла.
- Первопроходство-код, он же код взыскания царства (поиск «Земного рая», «Царствия Божия на земле», «Беловодья» и т.д.) – «У русского народа есть Мечта. Она о праведном государстве, в котором нет насилия, нет смерти, нет убийства птицы или цветка. Чтобы достичь благодатного Царства, народ совершает усилия».
Здесь и освоение диких лесов и пустынь, целин и неудобий, колонизация и обживание северных пространств. Этот код напрямую связан с кодом труда. «Неимоверные труды – как ключ к Царствию Небесному». Одним из символов этого кода стала для героя романа скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница». Ее он тоже называет кодом. Таким образом, и произведения искусства могут быть ключевыми элементами национального тезауруса. Исторически, с каждой эпохой их сеть разрастается, пополняется, а состоящая их них национальная картина мира становится точнее, рельефнее, подробнее. Цивилизация своими кодами «вгрызается» в жизнь, отвоевывает у нее новые территории, включает их в высшее пространство своего пантеона-вечности, в то пространство, где обитают лики русских кодов.
- Космос-код. – высшим проявлением русского первопроходства, его апогеем, переходящим в небывалое, «сверъестественное» новое качество стал русский космический проект. «Русский “космический код” влек русскую душу в лазурный Космос, где благоухают райские сады, живут бессмертные люди, не ведающие страхов и ненависти, а только любовь. В этот Космос стремился Николай Федоров и Эдуард Циолковский, Пушкин и Гумилев. Золотой наездник на красном коне и два серебряных ангела, воздевшие к небу молот и серп. Королев строил ракеты, нацеленные на Америку, но его космические корабли стремились в лазурный Космос, в котором любовь, красота, справедливость, где люди обретут бессмертие. <…> Человечество в небе искало Божественное царство». «… До горизонта под снегом лежал народ, дожидаясь, когда сбудется предсказания космиста Федорова, и все это множество воскреснет и на ракетах Циолковского улетит на другие планеты».
В романе описывается, как космический корабль «Буран», возвратившись из космоса, пахнул хлебом, как будто «он прилетел из небесной пекарни, где пекут хлеб не земной, а небесный. Мы тогда понимали, что не только хлебом земным сыт человек!»
Коды не просто перетекают один в другой, они спаяны друг с другом какой-то невидимой таинственной спайкой, и энергия одних кодов, как по ленте Мебиуса, перетекает в другие коды и обнаруживает себя в них. Так, космос-код другим своим концом соединился с первым кодом мифологического ядра – Пасхой-кодом, а космизм отсылает нас к воскресительному Общему делу.
Мы прошли еще один виток спирали нашего духовного ДНК.
Семь Кодов защиты от мировой тьмы
Однако мифологическое ядро существует под постоянными атаками других цивилизаций. Историческая судьба России преисполнена войнами и отражениями внешних атак. Поэтому особое значение имеет следующая семерка кодов.
- Оборонное-сознание-код (код святого оружия) – «Русским постоянно приходится сражаться за свою Победу, испытывая огромное напряжение внешнего враждебного мира. И поэтому оборонное сознание является одним из важнейших русских кодов. <…> Оборона Небесного царства от тьмы побуждает народ к жертвенности и героизму, делает русское оружие святым оружием Победы».
- Жертвенность-код – «Сражаясь за свою Победу, сражаясь за Царствие Небесное, русские в этом сражении демонстрируют величайшую жертвенность, величайшую непобедимость, делающую из них героев и мучеников. И это ещё один русский код». Данный код является своего рода стволом для множества кодов, из которых в поле нашего зрения пока попадают лишь некоторые.
- Пересвет-код – этот код в «Таблице Агеева» является собирательным именем. Он подразумевает особый способ одоления противника при невозможности победить его в прямом столкновении, а именно: запредельное самопожертвование. Земная жизнь и тело становятся инструментами для решения почти невозможной задачи. Об этом коде в романе читаем: «Копье Челубея было длинней и тяжелей копья Пересвета. Он убивал соперников прежде, чем те успевали дотянуться своими копьями. Пересвет снял с себя монашескую рясу, кольчугу, голый по пояс вскочил на коня. Понесся навстречу сопернику. Он подставил грудь под копье Челубея, насадил себя на копье и тем самым приблизил себя к врагу. Уже мертвый, с пробитым сердцем, дотянулся копьем до татарина и убил его. Тем самым предрешил победу русских на Куликовом поле. <…> Русские – это народ Пересвет. Иван Сусанин, заманивший поляков в чащобу и погибший от польской сабли, был Пересвет. Александр Матросов, закрывший грудью амбразуру немецкого дота, был Пересвет. Народный святой Евгений Родионов, которому отсекли голову чеченские боевики, но он не отрекся от Родины – он был Пересвет. “Русский код”, который живет в каждом русском, я называю “код Пересвет”».
- Партизан-код (народ-партизан) – «Во время войн, когда в Россию приходит враг и сокрушает государство, русский народ уходит в леса. Точит топоры, поет: “Шумел сурово брянский лес”, выходит с отточенными топорами на опушку и прогоняет врага. Иван Сусанин, заманивший поляков в дебри, был партизан. Денис Давыдов, гулявший по французским тылам, был партизан. Минин и Пожарский, пришедшие спасать Москву, были партизанами. Все сегодняшние русские люди, которые, против воли проклятой власти, сберегли обороне заводы, военные секреты, бесценные технологии, – это партизаны. Русские – это “народ-партизан”». Как видим, код партизана имеет и расширительное толкование, он указывает на особую национальную черту – склонность к самоорганизации и спасению важнейших основ бытия в критических условиях и в отсутствие привычной организации со стороны государства.
- Пушкин-код – «Перед войной Сталин повелел сделать Пушкина самым великим и известным советским поэтом. Пушкина издавали миллионными тиражами, его стихи читали по радио, декламировали в школах, в рабочих коллективах, на приграничных заставах. <…> Пушкин был тем колодцем, из которого пил перед боем советский народ. Пушкин будил в русском человеке потаенные коды, которые сделали русского человека самым трудолюбивым, возвышенным, верящим и бесстрашным. Позволили русскому народу создать невиданное государство между трех океанов. Эти пушкинские коды соединили народ с глубинными силами, сделавшими народ неодолимым. (…) Русский народ – пушкинист. Пушкин сражался вместе с советскими солдатами (…) Пушкин победил Зигфрида. «Медный всадник» победил Аненербе!» Интересно, что в данном коде, казалось бы исторически обусловленном, налицо фокусировка едва ли не всех русских кодов в одном ярком зеркале – творчестве национального поэта[7].
- Непокорность-код – на этот код, не сговариваясь, выбрели многие из наших авторов. Здесь и свойство «устойчивой пехоты», о котором писал С. Переслегин, и постоянно воспроизводимая твердость, несгибаемость в отстаивании своей идентичности, о чем говорят Р. Соколова и П. Калитин. Русских людей их цивилизационные противники, русофобы всех мастей, нередко упрекают в «рабской психологии», а также указывают на несамостоятельность, зависимость от внешних заимствований и источников высшей культуры (хотя в этом пункте сами отечественные русофобы, как правило, могут дать огромную фору «усредненному» русскому). В том-то и парадокс, что русская культура действительно восприимчива к чужому, из чего иногда в дегенеративных типах возникают самоотрицание, смердяковщина. Русский любит усваивать чужие новинки, словечки, приемчики. Но, в конечно счете, обустраивает все это «чужое добро» в своем мире, в своем хозяйстве, по свои правилам. В этом смысле мы народ-исследователь, искатель. Но где-то у нас проходит красная линия, за которую внешнему, чужаку лучше не соваться. А если кто сунется – включается код непокорности, превращаясь затем – по нарастающей – и в код воинствующей справедливости, сражения за правду.
- Ковчег-код, общее-дело-код (всечеловечность, «храм на холме») – хотя этого кода и нет в «Таблице Агеева», он постоянно присутствует в нашем национальном самосознании. Код Ковчега как общего дела является высшим в цепочке кодов защиты от мирового зла. И в этом коде наш национальный тезаурус уже выходит за границы собственно защиты, приобретая иное качество. В своей обращенности к внешнему миру, опираясь на коды Правды и Души Мира – русские предлагают другим народам не просто дружбу и эмпатию, а предлагают общее дело, обаяние которого очень велико. Вокруг этого общего дела мы потенциально способны объединить человечество. В отличие от американцев с их «американским образом жизни» или западных европейцев с их «мировым порядком», рекламирующим большие возможности и большой комфорт, мы предлагаем «общее дело». И в этом есть залог глубинной симфоничности, открытости русского тезауруса, принимающего других людей и другие культуры такими как они есть, признающего их равными, а их правду – достойной внимания и места в общем хоре. Во многих произведениях Проханова звучит мотив России как «храма на холме» – который светит миру, призывает к себе мир, подобно тому как мать может призывать своих детей.
Мы видим, что перечисленные нами коды, которых набралось как минимум 21, в большинстве своем были взяты из романа «Таблица Агеева». Конечно же, они, далеко не исчерпывают русский социокультурный тезаурус. Многие другие коды были найдены и нащупаны нашими авторами, публикации которых помещены в 9 и 10 номерах журнала «Изборский клуб». Среди них такие коды как: Чудотворец-код, Воля-код, Юродство-код, Лобачевский-код, Циолковский-код и многие другие. И это только начало работы.
Впереди еще такие темы как Совесть-код, Миротворчество-код, Милосердие-код, Общая-Польза-код (его не следует путать с кодом Общего дела), Общение-код, Изобретатель-код (например, код Калашникова или Кулибина), из космического кода у нас вырастают такие ветви как «Спутник-код», «Королев-код», «Гагарин-код», «Луноход-код». Родственный, но не идентичный Пересвету – уже упоминавшийся выше Код Евпатия Коловрата. А за ним поднимаются и код Александра Невского, код Ивана Грозного, а также Суворов-код, Ломоносов-код, Менделеев-код, Беллинсгаузен-код, Даль-код (последний символизирует гений самопознания русского языка) и т.д., и т.д.
Наконец, могут быть рассмотрены и исследованы такие черты нашего тезауруса как Иван-Дурак-код, Удаль-код, Ничего-код, «Была-не-была»-код, Правда-матка-код, «Зри-в-корень»-код, «Русские-не-сдаются»-код и многие другие[8].
Так что мы лишь подступаемся к тезаурусу в его ключевых понятиях. А ведь есть еще и «спящие коды», которые могут проснуться, до поры ожидая в толщах нашей культуры своего часа.
Антикоды Ухода из Истории
Мы создали уже целый ряд работ, раскрывающих сущность складывающейся в последние сто лет глобальной антисистемы. Сегодня, в этом докладе, мне бы хотелось сказать о том, что данная транснациональная антисистема стремится описать живую систему культуры мертвым языком. Потому всегда у нее получается лишь гримасничанье, более или менее изощренное, достойное поведения главного отца-основателя всех антисистем, которого богословы называют «обезьяной Бога».
Обезьяна Бога не способна превзойти Бога. Но она стремится взрастить на открывающейся ей ниве антикультуры образ некоего «обезьянобога», «зверобога», сила которого в том, что он сумеет совратить и повести за собой большинство людей. И если он преуспеет в этом, это и будет его относительная победа над Богом, сотворившим людей и ангелов как существ, призванных к богообщению[9].
Мировая тьма, что лежит за пределами русского тезауруса, совершая на него лобовые атаки, неспособна разрушить его, не может одолеть Русской цивилизации. Вокруг русского тезауруса выстроена система защиты (коды защиты), а внутри работает мощное мифологическое ядро с нервом-проводником животворной энергии – Небесной Волгой, верой в Чудо, призывающей на помощь высшие силы и подключающей русских к источникам благодатной Победы и чудотворного Богопознания.
Однако Мировая тьма не может успокоиться, она идет на Русь коварным, обходным маневром – не будучи в силах взломать русский тезаурус, она стремится вклиниться в его коды и размыть их. Для этого создаются гибридные «коды», антикоды, коды-мутанты. Это тоже «русские» коды, но они являются минами, заложенными под наш тезаурус, и эти мины время от времени взрываются, способствуя опрокидыванию России в новые Смутные времена.
Вполне себе вечными и самовоспроизводимыми русскими антикодами могут быть названы такие как Смута-код, Раскол-код, Самозванец-код, Самосвят-код, код «божьего» бунта (к его ветвям можно отнести Разин-код, Пугачев-код, Махно-код). На бытовом уровне это такие антикоды как Самодур-код, Шалопай-код, Хулиган-код, Пофигизм-код. Пронзительно говорит Петр Калитин в своей работе «Русские коды: неслиянные и нераздельные» об антикоде халявы, завоевавший столь сильные позиции после распада СССР и о его родном сыне – антикоде «хайпа», расцветшем в сетевой антикультуре наших дней. Но все эти сорняки стали возможным благодаря главному, коренному антикоду эпохи 90-х – антикоду «Большого Хапка», который никуда не делся, а до сих пор требует на свое капище все новых и новых жертв-гешефтов у экономической и административной элиты страны, давая всевозможным «борцам с коррупцией» великолепный повод для низвержения государства в новую смуту.
Вспомним эпоху перестройки. Русские коды не просто забывались, они подвергались переворачиванию, осквернению, их теневые стороны гипертрофировались, абсолютизировались. Возьмем в качестве примера код Соборности – какую большую историю в русской жизни, в публицистике и литературе занимают всевозможная критика малых форм соборности, таких как община с ее круговой порукой, или советская коммунальная культура с ее скученностью, и впрямь создававшая желчную карикатуру на общинно-коллективные традиции. Справедливости ради советская коммуналка была не столько реализацией общинного кода, сколько кода «коммуны», привнесенного извне и чужого для русской жизни. Так же и советский колхоз не был полноценным воспроизводством кодов русской артели.
И тем не менее благодаря этим перевертышам код соборности на многие годы на бытовом уровне был перечеркнут антикодами, ставшими для него своего рода проклятием. Талантливейшие мастера издевки и насмешки Ильф и Петров дали яркий образ «вороньей слободки», в самом названии которой содержится издевательство и над слободами, и над соборностью. Эта мнимая община «ложный собор» – с поркой нарушителя правил общежития, с невозможностью договориться, кто первый должен мыть лестницу, и в итоге с поджогом самого дома ради получения страховки – когда «в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный сразу с шести концов».
В Смутные времена происходит ослабление русских кодов и учащаются попытки их разрушения, в том числе атомизации, разобщения людей, слома той «доменной структуры социума», о которой пишет в своей работе о кодах С. Переслегин. Хитрость в том, что соборность, доменную структуру пытаются ломать, увязывая их с клановостью, коррупцией, засильем бюрократического произвола. То есть вместе с водой застарелых болезней нашего общества, расцветших именно в связи с кризисом и упадком русских кодов – хотят выплеснуть и ребенка: сами коды, которые позволяют нам оставаться собой.
Проханов пишет об этом так:
— Если вместо Мечты, вместо Царствия будет предложена народу ложная задача и на ее выполнение будут направлены коды, то произойдет катастрофа. Коды родят Пугачева, родят революцию. «Таблица» взорвется, как реактор Чернобыля, и государство погибнет.
Герой «Таблицы Агеева» присутствует при черном сатанистском действе, направленном на истребление «русских кодов»: «На адскую наковальню кидался «русский код», по нему наносился удар страшной кувалды и превращал драгоценный кристалл в пыль. Так был уничтожен «код Пушкина» в храме Вознесения. «Код русского космоса» у серебряного памятника Гагарина. «Код Херсонеса» и «код Победы». И теперь была истерзана, истоптана, разорвана, полита ядовитой бычьей спермой вся русская история, пасхальный смысл которой Петр Дмитриевич проповедовал. И это торжественное осквернение совершалось во имя него, было его казнью, было уничтожение сокровенной “Таблицы”».
Здесь перед глазами всплывает черная галерея антикодового разгула: перформансы Гельмана, Самодурова, Пусси Райот, глумливый сарказм Шнурова, стремящегося освободить русский дух через мат и хамство, рубка и осквернение православных икон, фаллосы на разводных мостах Петербурга, прибивание яичек «художника» к брусчатке Красной площали, свадьба на катафалке, стриптиз на амвоне, «шабаши пидарасов» в Большом театре и во множестве других театров, высокомерные кощунства ведущих «Эха Москвы», черномагические эскапады Невзорова и прочая контринициатическая «работа» с русскими кодами.
В то же время в романе есть и развернутый, не карикатурный образ антипода главного героя, которого зовут Фаддеем. Сначала он вкрадывается в доверие, подсовывает полуоккультные имитации русских кодов, а потом сбрасывает личину и страстно предъявляет тайную стратегию врага:
«- Ты спрашиваешь, Петрусь, чем мне досаждает Россия? Россия невыносима для мира. От нее вся тьма. Мир хочет приручить Россию, как приручают диких животных. Присылает в Россию ученых, педагогов, философов. Учит ремеслам, наукам, добрым нравам. Приглашает в семью народов. И кажется, затея удалась, «Европа – наш общий дом». Братания, падают «железные занавесы». «Аполлон – Союз», академик Сахаров, конвергенция. Но всегда найдется какой-нибудь старец Филофей, вроде тебя, Петрусь, и снова «Святая Русь», «проклятый Запад», «Архипелаг Гулаг» и ракеты “Калибр”», — говорит Фаддей.
Что же нужно от России ее ненавистникам, тем, кто создает и внедряет в нее антикоды? Им нужно чтобы Россия ушла из истории, уснула. И все эти антикоды призваны стать на место вечных русских кодов с их пафосом воли к жизни, преодоления бед, с их витальной силой. Антикоды так или иначе суицидальны, самоубийственны. К примеру, это антикоды отдыха, каникул, демобилизации, растворения в теплом и невраждебном окружении. А также антикоды ухода в виртуальный мир, в прошлое либо в пассивные грезы. За всеми ними как их сущностная изнанка стоит скрытое кодирование национальной эвтаназии, которую можно осуществить лишь при усыплении бдительности, злом гипнозе. В конечном счете все это означает добровольное уничтожение того самого тезауруса, который мы исследуем в нашей работе.
И вновь дадим слово Фаддею, который является весьма важным персонажам для постижения природы и происхождения русских антикодов:
«- От России весь мир трясет. Тысячу лет трясет. Россия всему миру укоризна. Тащит всех в свое Небесное царство. А мир упирается, не хочет. А Россия его подталкивает бердышами, пищалями, дальнобойными орудиями, ракетами «Сатана». (…)
Русский народ находится в плачевном состоянии. Он почти не народ. Но русские всегда выкидывают фокусы. Как поведут себя они, если к ним в руки попадет твоя «Таблица»? Опять «Пятая империя»? «Эхо Херсонеса»? «Святое оружие»? «Религия русской победы»? Опять «Русская Мечта», когда на Святой Софии появятся православные кресты? «Таблица» не должна попасть в руки русских. Русские должны отдохнуть от своей пасхальной истории. Хватит им маяться, добредая то до Берлина, то до Парижа. Хватит русским правителям, — князьям, царям, вождям, президентам — рвать пупки и строить империи. Дадим им, черт возьми, отдохнуть!»
Многие века антисистемные силы искали и так и не смогли найти Интегральный Антикод, который бы заставил подчиниться им другие цивилизации и культуры, отказавшись от дорогих для них сакральных и родовых кодов. Поэтому Антисистема пошла по другому пути: она решила взрастить под себя специальных людей и постепенно распространить их влияние, заставив все человечество отдать своих детей на «воспитание» и «перевоспитание» Антисистеме. На выходе этого процесса наступит такой момент,– когда новое поколение людей уже примет Интегральный Антикод, который никогда не приняли бы их предки. А значит это поколения окончательно отречется от предков, традиций, их святынь. В этом и заключается стратегия Антисистемы (той самой Мировой Тьмы, если говорить на языке наивной картины мира).
Репетиции такого рода трюка в виде революций и Смут уже неоднократно сотрясали человечество. И на самом Западе мутация поколений и их отречение от предков зашли уже очень далеко.
Мистерии Пятой империи
Важнейший посыл «Таблицы Агеева» – тема «тайной власти». Если у других народов такую тайную власть осуществляли эзотерические клубы и ложи, оккультные ордена, то в России время от времени секретами цивилизационных кодов как будто по наитию овладевали наши правители и гении. Возможно, что происходило это в силу крайней необходимости – как проявление особого мистического инстинкта самосохранения. Не инстинкта спасения собственной шкуры, а инстинкта спасения самой цивилизации. Ради чего как раз шкуру-то свою зачастую и не жалели.
«Правители знали «русские коды», которыми управлялся народ, сражался, трудился, терпел, искал благодать, верил в чудо, искал бессмертие. – говорит Проханов. — Сочетая власть видимую и невидимую, русские правители создавали царство, сберегали его в час беды, возвышали и выстраивали в час цветения». «Эти коды знали русские святые. Знал Пересвет. Знал Александр Матросов. Знал народный святой Евгений Родионов. Эти коды знал Сталин. Он готовил народ к полету в небо. Народ-экипаж, готовый взлететь на небо. (…) И он взлетел к звездам, коснулся неба».
В докладе Сергея Баранова поставлен вопрос о «политической литургии» России будущего – и поставлен он совершенно правильно. Так же точно сформулирован им водораздел между церковной и светской «литургиями»[10]. Мысль его развивается так: код русской цивилизации описан в мифе и реализуется через обряд вероучения русской мечты. Реальными допустимыми религиозными обрядами могут быть только обряды православной литургии. Однако в жизни могут быть и другие светские обряды, главное, чтобы они не превращались в языческие и не заменяли церковные. Пример – «Бессмертный полк».
Пример «Бессмертного полка» феноменален, он четко дает понять, что имеется в виду под «политической литургией», и почему религиозным ревнителям в данном вопросе не стоит проявлять излишнего беспокойства и подозрительности. Впрочем, подозрительность была бы здесь неуместна и потому, что само понятие «литургия» переводится с греческого как «общее дело». В Древней Греции литургиями назывались повинности состоятельных граждан, которые должны были по очереди обеспечивать государственные действа и праздники – иными словами, речь шла как раз о политических или гражданских «мистериях», праздниках, ритуалах, состязаниях. И это делает термин «политическая литургия» в нашем случае достаточно точным и осмысленным.
В то же время и христианская литургия как главное богослужение с Таинством Евхаристии бросает на «политическую литургию» свой свет. Речь идет о сакральности – но сакральности иного порядка, не посягающей ни на христианские, ни на иные религиозные традиции и не стремящейся их потеснить. Об этой сакральности нам приходилось уже писать в докладе «Всплывающая империя»[11].
Надо сказать, что светские сакральные ритуалы, имеющие цивилизационный, а не конфессиональный характер – очень сложная тема. Такого рода ритуалы и обряды не выдумываются «из головы», не высасываются «из пальца». Они являются своего рода чудом нашей истории и культурной памяти.
Попробуем наметить хотя бы некоторые контуры этих будущих «мистерий» Пятой империи, оговаривая при этом, что мы не претендуем на режиссуру таких мистерий, а лишь радеем о времени их приближения, вхождения в нашу жизнь.
В этих «мистериях» Россия преобразится, ее духовный тезаурус станет поистине неуязвимым для антикодов и сумеет создать то, чего сегодня нам очень не хватает – полноценный и здоровый климат гражданского самосознания, обретающего свое высшее, сакральное измерение. Невозможно переоценить значение этого измерения, особенно в том, что касается воспитания новых поколений.
Пятая империя должна искоренить враждебные нам антикодовые культы, такие как культ мамоны, культа комфортной жизни «как у них», культ гаджета, культ технических и цифровых новинок и трансгуманистических вожделений, культ гендерной и сексуальной всеядности (проповедуемый вестниками второй сексуальной, квир-революции), культ иллюзорной свободы, который все более и более разоблачается на самом Западе, откуда этот культ внедрялся в наше общество.
Мы построим свой цивилизационный культ предков и потомков в их связности, то есть культ человека русского цивилизации как высшего достояния нашей культуры, как носителя внутренней иерархии ценностей. В России должен возникнуть культ человека-наследника и человека-творца, вместо антикода потребительства и пассивного движения по течению, наведенному нынешними хозяевами мира («хозяевами денег и технологий», монополистами медиа, нетократами, фактически же – новейшими колониалистами и работорговцами).
Каждый из наших цивилизационных кодов может иметь свое воплощение в форме мистерии, свой обряд. Мистерии не будут открыты и даны раз и навсегда, они будут развиваться, меняться, обогащаться опытом разных деятелей, между различными мистериями будет нарастать система внутренних смысловых и организационных связей. Крайне важно, чтобы национальные мистерии не превращались в мероприятия бюрократического или партийного толка. Они должны оставаться народными, смыслократическими, открытыми для людей и для новых идей.
Пасха-код в его светском прочтении уже обрел свою мистерию – «Бессмертный полк», и очень символично, что эта мистерия приурочена к всенародному, любимому празднику 9 мая. Бессмертный полк – мистерия, которая символизирует воскрешение мёртвых, а также идею, что павшие живы в высшем, метафизическом смысле. Опыт «Бессмертного полка», который стал настоящим чудом в современной жизни России – необходимо изучать. Во многом на понимании внутренних закономерностей уже действующей национальной мистерии будут строиться и будущие наши мистерии, связанные с другими кодами.
Победа-код также имеет весьма богатую традициями мистерию – парад 9 мая. Это официальное государственное действо было тщательно разработано в советское время а затем скорректировано в постсоветские годы. Мистерия парада Победы, скорее всего, должна в XXI веке обрести новый облик и новые качества, которых у нее не было в веке XX. Во-первых, она должна выйти за рамки празднования лишь одной Победы 1945 года. Это должна быть мистерия наследников не одной победы, а многих побед. (Идея, сформулированная еще одним нашим коллегой – священников Василием Литвиновым.) Должна произойти трансформация парада победы в парад русских побед – хотя внутри мистерии наверняка сохранится и прицельно заточенный на парад победы 1945 года ритуал, который может достаточно точно воспроизводить советский образец.
Парад как мистерия кода Победы должен также преодолеть сугубо военные рамки и приобрести статус общенациональной интегральной режиссуры большого разветвленного действа, одновременно происходящего во многих местах, перетекающего из официальной части в народные гуляния и угощения, в том числе в застолья и «соборное общение» друзей и соседей по месту жительства, работы, учебы. Такого рода всенародная система Мистерии Победы должна стать чем-то вроде праздника солидарности граждан и всеобщего ликования в силу приобщения к нашему ключевому коду.
В центре и в начале мистерии Победы должен оставаться парад на Красной площади, в котором помимо военной части должна появиться часть, которую можно назвать сословно-корпоративной. По площади кроме воинских частей и военной техники должны пройти также представители корпораций и сословий. А сама мистерия может стать чем-то вроде ежегодной присяги народа Пятой империи как апофеозу и торжеству национальной истории. Здесь нет места какому-то оголтелому идеализму или лицемерию – эти апофеоз и торжество реальны, и они обусловлены тем, что Пятая империя станет символом преодоления не только последней Смуты 1987-2000 гг., но и осознанного внутреннего преодоления всех Смут исторической России, закрепления этого осознания в ритуале и в системе воспитания наших детей.
Вопрос о совмещении или разнесении во времени и месте таких мистерий как военный парад, парад сословий и корпораций, Бессмертный полк, народные гуляния и концерты – остается открытым. Вполне возможно, что для одного дня (9 мая) такая плотность событий окажется слишком высокой. В нашем календарном цикле мы должны найти достойные точки для мистерий многих русских кодов.
К числу мистерий и форм мистериального развития русской культуры эпохи Пятой империи также можно отнести:
— Светские «храмы» (музеи) и мемориалы, посвященные конкретным цивилизационным кодам.
— Поклонные и соборные горы и площади с артефактами монументальной пропаганды, произведениями скульптуры и архитектуры, а также регулярно проводимыми на этих пространствах праздничными и ритуальными действами.
— Несколько специальных общенациональных зон-парков с большими галереями монументов и несколькими музейными комплексами. Эти парковые зоны могут стать своего рода полигонами мистерий русских кодов, собирая в главные праздничные дни большие массы народа, проводя помимо мистериальных ритуалов, маршей также и концерты, состязания, выставочные и ярмарочные мероприятия.
— Мистериальный формат может быть придан также и целому ряду общественных событий, таких как открытие каналов и трасс, крупных промышленных и научных объектов, старт масштабных полетов и экспедиций, спуск на воду судов, проведение игр, чемпионатов, конкурсов и фестивалей.
— По мере возрождения русской космической программы часть мистерий может быть включена и в новые космические ритуалы, поднимающие в небо иконы-образы-символы, нагруженные смыслами русских кодов.
— Русская мистерия может быть представлена и в международном формате, как в случае приглашения на наши торжества иностранцев, так и в случаях отправки специальных делегаций на мероприятия дружественных нам государств.
— Русские мистерии могут находить выражение в самых разнообразных формах, в том числе таких как посадки лесов, закладка новых сооружений, форумы, съезды, симпозиумы, телемосты и видеоконференции, крестные ходы и автопробеги, исторически-реконструкторские походы и собрания, связанные с культурной памятью и значимыми для национальной картины мира символами.
Коренной смысл каждого из обрядов, музеев, мемориалов и монументов, связанных с тем или иным русским кодом – воскрешение. Вместе же все эти мистерии дадут образ России Вечной, Святой, Воскресительной, Победоносной, Преображенской… Мистерии и ритуалы постепенно обретут свое органичное место внутри календарного цикла, и это станет важнейшим инструментом национального самосознания и самонастройки культуры. В ряде случаев ритуалы русских кодов могут сочетаться и с религиозными праздниками, как, например, код соборности – с Днем Троицы, код чуда – с днем Покрова Пресвятой Богородицы.
Попыткой, пока не до конца удавшейся, создать такой ритуал преодоления Смуты стало учреждение праздника народного единства 4 ноября в день Казанской иконы Божией Матери. Впрочем, эта попытка рано или поздно может оказаться и вполне успешной. Это произойдет тогда, когда будет снято продиктованное политическими интригами противоречие между празднованием 4 и 7 ноября. Нагнетание этого противоречия внутри политических элит было признаком того, что для многих из наших политиков руководством к действию были не русские цивилизационные коды, а скорее антикоды Раскола, Гражданской войны, Мести и Злопамятства, блокирующие созревание подлинного народного единства.
Наш эксперт Т. Фадеева обратила внимание на такой важный элемент национальной картины мира как архитектурный стилевой код[12]. В частности, речь идет о таком значимом аспекте традиционной архитектуры как русские маковки и купола луковичной формы («сфера с пучиной»). Эта форма дает символический образ рая, однако не в статике, а в динамике, связанной с нерайским стартовым состоянием. Иными словами – в этой форме запечатлено отправление, отправка в сторону рая, вытягивание человеческого духа, жест его обращения к раю. Это символ полярной ориентации не просто как пребывания под знаком полюса, но и как взаимодействия с ним. Ту же форму имел и шелом русского воина. Что поразительно, он перекочевал и в советскую эпоху в виде буденовки, изготовленной, как известно, еще при царе в виду подготовки победного парада в честь победы в первой мировой войне (парада, не состоявшегося в 1918 году, когда и самого царя не стало).
Другое выражение той же идеи – более прямолинейное – шатровая архитектура. Русский шатровый стиль ближе к западноевропейской готике, являясь чем-то промежуточным между луковично-маковичным куполом и готическим шпилем. В этих стилевых формах просматривается не абстрактный, а конкретный космизм русской духовной интуиции.
Обращает на себя внимание и русское многоглавое как архитектурное отражение кода соборности. Как мне уже приходилось ранее писать, эта черта связана с халкидонским догматом Церкви и отражает одновременно мистический опыт православного праздника Пятидесятницы (Троицы), полифонии и симфонии разных народов и культур внутри Русской цивилизации[13]. Иными словами, традиционная архитектура дает чрезвычайно важные решения и подсказки для визуального воплощения в будущем русских кодов.
Особого внимания в нашем контексте заслуживали бы и другие архитектурные и декоративные моменты традиционного русского стиля (форма зубцов, крыльев и навершия колонн, изразцы, коньки на крышах, резные наличники, геометрия и планиметрия русского деревянного зодчества и многое другое).
Излишне говорить о том, что это лишь один пример – и целый кладезь премудрости русских кодов откроется нам, если мы углубимся в русскую музыку, живопись и иконопись, вышивку, другие искусства и практики.
Внутри русского духовного генокода исследователей ждут многочисленные и неожиданные открытия. Но главное – сам факт, что «периодическая таблица» кодов уже создается, осмысляется – это признак зрелости Русской цивилизации. Мы находимся в плане самосознания совсем недалеко от нового подъема, нового большого стиля. Можно сказать, рукой подать.
Очень важно нам сейчас дотянуться до этой эпохи, не обвалившись в еще одну Смуту, которая может оказаться самой опасной и разрушительной в нашей истории.
[1] По мнению одного из наших коллег Владимира Можегова, психоанализу вряд ли удалось бы завоевать такое влияние в западной науке и психологии, тем более в мировой, если бы не целенаправленная и беззастенчивая поддержка со стороны Рокфеллеров в 30-е годы. Если бы не это обстоятельство, психоанализ прозябал бы на обочине нашей жизни и был бы сейчас лишь одной из очень многих школ экспериментальной психологии, «перевернутой страницей» в книге человеческих иллюзий и заблуждений.
[2] Эта гетианская закваска в мироощущении Проханова просматривается в таких типичных его высказываниях разных лет как: «Не мы порождали идеи, а идеи искали те уста, ту гортань, которая выкрикнет эти словеса». «Это не Путин хозяин русской истории, а русская история хозяйка всего, что происходит в России…»
[3] Флоренский Павел, свящ. Сочинения в 4-х тт. Т. 3 (2). – М., 1992. – С. 46; 448.
[4] Семенцов В.С. Бхагавадгита в традиции и современной научной критике. – М., 1985. – С. 116.
[5] Ранее мне уже приходилось писать, что подобные метонимии, проецирующие на Русь иные сакральные реалии, весьма характерны для нашего религиозного сознания: заметны они и в Древней Руси, и в фольклоре, и в поэзии, и в иконописи, и в живописи, а среди святых наиболее ярко – у преподобного Серафима Саровского.
[6] Смотрите подробно об этом в докладе Алексея Комогорцева (сюжет посвященный Мамаеву кургану) в: Изборский клуб. 2020. № 10.
[7] Это наиболее ярко представлено в цикле очерков Владимира Можегова «Народ всемирной симфонии» (Изборский клуб. 2020. № 9).
[8] О перечисленных кодах русской ментальной карты см. авторский доклад В.Аверьянова «Русская мечта. Ментальная карта» (Изборский клуб. 2017. № 6).
[9] Цель «зверобога» – отлучить призванных от Бога, от общения с Ним.
[10] Баранов С. Тайнопись цивилизации. Доклад Изборскому клубу // Изборский клуб. 2020. № 9.
[11] Доклад «Всплывающая империя» под ред. В.Аверьянова // Изборский клуб. 2015. № 2.
[12] См. ее работу в: Изборский клуб. 2020. № 10.
[13] См.: Аверьянов В. Об архетипах исторической России. // Свободная мысль. 2011. № 6. – С. 157-164.